Истории жизни. 5 глава. Алексей

     Все сидели в раздумье, пока заведующая не вошла и не захлопала в ладоши.
     - Отбой, все устали, пора и на боковую, - крикнула она.
     Наверное, эта добрая женщина работала воспитательницей в детском саду, потому что относилась к этим одиноким старикам, как к детям, с добротой и душевной теплотой. Все нехотя поднялись и побрели по своим комнатам. Ночь для них длилась нескончаемо долго. Пытаясь уснуть, ворочаясь и кряхтя, к утру они засыпали. Но в этом возрасте, сон бывает короткий и чуткий, лишний шорох - и сна, как не бывало.
     Завтрак, как обычно, длился до одиннадцати часов, после завтрака все вышли в парк и как всегда, построились для зарядки. Даже на креслах подкатили и встали поодаль, чтобы не мешать другим махать руками. Зарядка длится всего десять минут, больше было нельзя, старики уставали.
     До часа дня гуляли по парку, где  даже стояли две старые статуи, пионер с горном у рта и рыболов с удочкой в руке. Никто не знал, кто и зачем поставил сюда эти совершенно разные по смыслу статуи. Но к ним привыкли и иногда, проходя мимо, останавливались перед мальчиком с горном и поднимали руку, ну... как это раньше делали пионеры, может быть вспоминали своё детство? А перед парадным крыльцом, на возвышении, стояли мраморные вазы и они никогда не пустовали. Были такие, которые сажали в эти вазы цветы, а зимой набиралась горка снега.
     Кормили здесь неплохо, в понятном смысле этого слова, но в основном, это была диетическая пища, борщи и бульоны, отварная гречка и перловка с подливкой или котлетами и непременно кисель, чай или компот. После обеда, тихий час, на два-три часа дом замирал, наступала тишина. Конечно, не каждому удавалось уснуть, но каждый день были свежие газеты и своя небольшая библиотека, которая каждый год пополнялась. Книги приносили и родственники, что бывало редко, и студенты ВУЗов, и школьники.
     После ужина, потихоньку рассаживались в фойе, где вокруг стояли мягкие диваны и стулья. Сегодня, очередь рассказать свою непростую истории, пришла Алексею. Всегда очень стеснительный, тихий мужчина, долго не мог начать говорить, пока Елизавета громко не сказала:
     - Говорите, Алексей, мы все Вас внимательно слушаем.
     Мужчина поднял голову и оглядев всех, начал рассказывать.
     - Мне семьдесят два года, родился в семье крестьянина, жили бедно, что и говорить. Тысяча девятьсот восьмой год, Полтавщина, вечный голод, ветхая одежонка. Отец с матерью работали с раннего утра до захода солнца, батрачили на местного помещика Емельяна. Зимними вечерами, мы с братом залезали на печку и после скудного ужина, тут же засыпали. А когда просыпались, мать на столе оставляла нам миску каши, сваренной на воде и краюху хлеба. Летом купались в речке, которая протекала неподалёку, собирали ягоды в лесочке и тем питались.
     Революция всё изменила, помещиков, отобрав всё их имущество, раскулачивали и отправляли в ссылку. Образовались колхозы и вроде жить стало полегче. Потом гражданская война, отца забрали в первые же дни, было непонятно, с кем воюют, зачем... только с войны батя вернулся без ноги.
     Работы и для здоровых-то не было, а для калеки тем более, так отец находил утешение в самогонке. Откуда деньги брал, неизвестно. Только часто приходил домой в стельку пьяный. Начались скандалы, дебоширил он сильно, мать стал избивать. А то и вовсе не приходил, тогда мы даже были рады, только мать всё на улицу смотрела, ждала его. Тогда я не понимал, но видать любила она отца, а может просто жалела, ведь иногда, от боли в ноге, которой и нет, он кричал и матерился, на чём свет стоит. Так, однажды, его не было два дня, мать его обыскалась, а на третий день, отца принесли его дружки, такие же пропойцы, как и он. Только принесли его уже мёртвого, спьяну, в реку залез да и утонул, только на третий день тело выплыло на другой берег, там его и нашли. Помню, мать тогда плакала много дней, мне то уже восемнадцать лет было, брату четырнадцать. Жаль было мать...
     В общем, через год, сказал матери, что уезжаю в Петроград. Она почему-то не возражала.
     - Что ж, здесь ты ничего хорошего не видел, так может в городе будешь счастлив, - сказала она и перекрестив меня, дала в дорогу каравай хлеба, кусок сала и несколько яблок со двора.
     Да, ещё денег на билет дала, уж не знаю, где она их раздобыла. В Петрограде я устроился на завод, там же выучился на токаря. Дали комнату в общежитии, встретил свою Галю, мы с ней на танцах познакомились. Приставал к ней один, ну я ему в морду, тот свалился, а Галя схватила меня за руку и мы с ней оттуда убежали. Стали встречаться, хорошая девушка была, работала на швейной фабрике, имела свою комнату в коммуналке, правда жила с матерью, отец её ещё в дни революции погиб, когда ей всего шесть лет было. В общем, она пригласила меня к себе домой, с матерью познакомила, вроде матери я понравился, она и спрашивает:
     - Когда же вы поженитесь?
     Я и опешил, мы же только неделю назад познакомились. Но я женился, наверное не смог отказать матери Галины, не знаю, что тогда на меня нашло, женился без любви, да я и не знал, что такое любовь. Свадьбу сыграли небольшую, ребята с завода пришли, да Галины подруги. Родственников у Галины не было, а мои на Полтавщине остались.
     Я переехал к ней, правда всё стеснялся спать с женой, мать почти рядом спала, за ширмой из простыней. Так и прожили мы два года, детей не нажили. Прожили мы с Галей всего два года, но сердцем я к ней так и не прикипел. Она то меня шибко любила. А тут и война началась, меня не отпускали, говорили, на заводе тоже рабочие руки нужны. Но я несколько раз заявление подавал, сказал не отпустите - убегу. Отпустили, Галя плакала всю ночь, на рассвете, собрав скудный вещмешок, я ушёл на фронт.
     На фронте всяко бывало, били фашистов рьяно. Дошли с войсками до Сталинграда, был ранен, отлежав в госпитале с месяц, попросился к своим, но меня определили в другую часть, а там медсестра была, красивая очень. Я и влюбился, как мальчишка. Но на неё поглядывало много ребят, куда мне, деревенщине? Но я чувствовал, она тоже вроде как неравнодушна ко мне. А в молодости, я был красивым парнем, только застенчивым.
     - Да ты, Алексей, сейчас тоже хоть куда! - воскликнул кто-то из слушателей.
     Алексей посмотрел в сторону, откуда раздался голос и улыбнулся.
     - Ну да, конечно... - прошептал Алексей и немного подумав, продолжил.
     - Так вот, однажды, перед боем, нам разрешили отдохнуть, чтобы на заре идти в бой. Мы так в окопах и спали, было лето сорок второго, тепло, я вроде как уснул и вдруг чувствую, чьи то руки меня за плечо трясут. Оглянулся, а надо мной Аня стоит, медсестра наша. Я так и ахнул, а она палец к губам приложила, молчи, мол, а сама меня за руку тащит. Ну я и пошёл за ней. Темно, почти ничего не видно, недалеко речка такая, неглубокая. Подошли мы с Аней к речке, а она возьми да разденься донага, я стою, оторопело смотрю на неё, она улыбается, волосы свои русые распустила и говорит:
     - Насмотрись, Алёшенька, какая я красивая ты тоже, раздевайся, любить будем друг друга.
     Руки мои задрожали, раздеваюсь, а сам не могу оторвать взгляда от её красоты. Постеснялся я трусы снимать, а она смеётся и тянет меня в реку, ну прямо как русалка из сказки. Трусы я только в воде смог снять, Аня обняла меня и говорит:
     - Полюбила я тебя, Алёша, мочи нет. Люби и ты меня. Когда еще нам придется? Завтра в бой идти, вернёмся ли...
     И так мне хорошо стало, от её тёплого тела. Никогда больше в жизни мне не было так хорошо. Ох и ласковая была, шельма, я такого никогда не испытывал. Почти до утра мы были вместе и откуда силы брались, не знаю, но мы нагишом ещё лежали на траве, любовались звёздами.
     - Вроде и нет этой проклятой войны, - прошептала Аня.
     Утром мы в бой пошли и Аня с нами, никто не догадался, какую мы тогда чудесную ночь с Аней провели. Она старалась держаться рядом, но в том бою и разобрать было трудно, кто где. Только после боя, который закончился только к вечеру, я узнал, что Аня погибла, когда тащила раненого бойца, пулемётной очередью их обоих и накрыло. Всю ночь я тогда плакал, всё Аню мою вспоминал, ночь нашу вспоминал. Аня вроде как предчувствовала, что с того боя не вернётся, такая страстная со мной была. До сих пор помню её ласковые руки и жаркие губы.
     Алексей замолчал и вытер ладонью набежавшую скупую слезу, потом тяжело вздохнул и опустил голову.