Анна Дарк из Казаковки из цикла Полевые рассказы

Стать геологом Анька Субботина мечтала всю жизнь, с младенчества. И не поймешь, что больше всего ее к этому толкало. То ли родовые гены, как никак, а все мужчины их фамилии так или иначе были связаны с геологией. А может ей запали в душу рассказы старших братьев, вернувшихся домой со своих «полей». Рассказы о далеких краях, высоких горах, густых лесах и быстрых реках. И о людях, работающих там. Людях сильных, красивых, как ее братья, не хвастливых излиха, спокойных и уверенных в себе. Но все же ближе к разгадке был, конечно же, характер Аньки. Характер непоседливый, необузданный, не дающий сидеть на месте. «Атаман, иди к тебе бойцы пришли, - кричал ей отец, завидя топчущихся у калитки пацанов, - Че-то робки оне каки-то у тебя». И Анька срывалась из-за стола, захватив пару пирожков с собой. Не слыша мамкиного «Поешь ладом, егоза, куды помчалась», она выбегала на улицу. А там....  Да мало ли интересных дел у деревенских пацанов и девчонок было в те времена. Можно в лапту поиграть, можно в «казаков-разбойников», а можно на пруд пойти, купаться, благо погода позволяет. Мать причитала порой: «Кто растет и не пойми? То ли девка, то ли пацан. Все через заборы шлындат. Нет ба в куклы поиграть...». «Ниче, не замай. Придет время и куклы придут», - успокаивал ее отец. Иногда, в походах, у костра, поедая запеченную в углях картошку, пацаны делились своими мечтами. Кто-то хотел стать летчиком, кто-то грезил о большой машине и дальних дорогах. А Анька всегда мечтала о геологии.
Родители о работе геолога  для Аньки и слышать не хотели. Дескать, что это за работа для девушки? В лесу, среди мужиков и медведей. Спать на земле, не мыться, как следует, неделями и ходить всю жизнь в сапогах. Нет-нет и не уговаривай.  Иди, вон, на обогатителя. Выучишься, к нам на рудник пойдешь работать. Работа спокойная, в белом халате, с пробирками и ретордами. Мечта, а не работа для девушки. Но Аньке аж выть хотелось, едва представляла себе это: в восемь на работу, в пять домой, пять дней в неделю. Одно и тоже. Но в областной центр, поступать она поехала все же на обогатителя. В те времена еще не принято было носиться с детьми, как с младенцами до тридцати лет, устраивая их в институты. Ребенка собирали, напутствовали и отправляли учиться. Иногда очень далеко от дома.
Поступила Анька на факультет «Разведка и поиски полезных искорпаемых», как и хотела изначально. Дома сказала, что будет учиться на обогатителя. Обман раскрылся только на третьем курсе, когда она, по неосторожности, привезла домой грамоту о награждении Анны Субботиной, студентки факультета «Разведка и поиски....». Грамота попалась на глаза отцу и Анька сильно испугалась его гнева. Ведь она намеренно пошла против его воли. Мать запричитала, а отец молча сжал зубы, крякнул в кулак и молча вышел. Анька в тот день до ночи слонялась по поселку, боясь идти домой. Уже в потемках, тихо она прокралась к окну кухни. Там за столом чаевничали мать с отцом. «... и че делать-то, Петя, будем. Ить уже третий курс, куды менять ужо направление. А с другой сторны, своевольнячала получатся, отца-мать не послушала».  Отец долго молчал, сердце у Аньки замерло. «И ведь тишком... но по-своему сделала... меня отец, помнишь, тоже в крестьяне все пихал... в сельхоз техникум, на ветеринара отправлял учиться.... а я в геолгический поступил.... наша порода Субботинская».  Анька шумно выдохнула....
Годы учебы пролетели быстро. Ей нравилось учиться, она легко и жадно впитывала знания, ведь это все нужно будет ей для дальнейшей работы. Производственные практики только укрепили ее желание быть геологом. И вот институт закончен и она, молодой специалист, едет к своему первому, настоящему, месту работы — в Казаковскую экспедицию. «Тэк-с, красный диплом? Синие щеки? - главный геолог экспедиции, Иван Иванович Закржевский вертел в руках ее документы, - Скважину на местности привязать сможешь? А керн описать, пробы отобрать?»  Анька утвердительно кивнула: «На практике два месяца работала на буровой». «Отлично. А то у нас тут аврал. Через два дня выезд в «поле», а геолог заболел,  видите ли. Поедешь на вахту со вторым буровым отрядом. Иди оформляйся, устраивайся в общагу и получай обмундирование. В среду выезжаете». «Нет, ну не изверг ли? Девчонку совсем отправляет с этими разбойниками» - возмущались тетки в камералке, помогая ей собрать карты района работ, пикетажки и прочую нужную мелочь. «Ты там держись, девка. Спуску им не давай. Чуть что, сразу на рацию и докладывай Зкржевскому, мол, обижают. Он их построит сразу же». Напуствуемая такими наказами Анька поехала в свое первое «поле». Да не просто поехала, а начальником второго бурового отряда. Отряд представлял собой автопарк из двух самоходных буровых установок, двух вагончиков-бытовок на колесах и одного ЗИЛа, груженного буровым оборудованием и прочим снаряжением. «В подчинеии» в Аньки оказались два буровика, два помбура, один шофер и один разнорабочий. Мужики, самый молодой из которых был старше Аньки лет на десять, снисходительно разглядывали нового «начальника», посмеиваясь и балагуря.
Испытания на прочность начались сразу же по приезду на место. Жить Анька твердо решила в отдельной палатке.  Мужики, удобно разместившиеся в обжитых бытовках, не спешили с подмогой в установке палатки. Анька, сама, не прося ни кого, поставила палатку. «Ну-ну» - хмыкнул, проходя мимо Степаныч, один из буровиков. На следующий день испытания продолжились. По плану им надо было разбурить профиль вдоль правого склона долины реки. Главный геолог экспедиции предупреждал ее, мол, бурильщики опытные, мол, если что помогут. А они не хотели помогать. «Что ты, мы этому не обучены. Наше дело бурить, где скажешь. Ты ж геолог, давай, дерзай». Ладно. Раз вы так, то и не надо вашей помощи. Анька развернула карту, наложила на нее кальку с разметкой бурового профиля, сорентировала карту по компасу. Отметила на карте точку первой скважину и азимут всего профиля. Потом на местности определила, где будет первая скважина, забила там колышек. Затем отсчитала, строго по азимуту, пятьсот метров до следующей скважины и забила колышек там. Подойдя к сидящим за столом мужикам, она бросила на стол карту и сказала: «Две скажины есть, можно начинать бурение. А позже дальше размечу". Степаныч взял карту, повертел ее в руках, поприцеливался вдаль, прищурив правый глаз. Видимо, удостоверившись, что все сделано правильно, сказал: «Ну что ж, можно так можно. Санька ты на дальнюю, я здесь начну. Поехали-поехали, мужики. Нам за метры платят». Убедившись в квалификации Аньки, мужики больше не донимали ее проверками. А вечером первого дня Степаныч принес к ней в палатку раскладушку, мол, нечего на земле спать, не бич какой-нибудь. А жизнь-то налаживается, думала Анька, устравиваясь на раскладушке. Знала бы она...
«Беда» пришла на пятый день работы. Процесс был уже отлажен. Анька размечала с вечера места для новых скважин. Мужики бурили, она описывала керн, отбирала в мешки пробы. Ничто не предвещало беды. Впрочем, нестыковки начались с первой же скважины. Буровики, выложив керн на лоток, записывали в журнале глубину пробуренной скважины, замеряя ее по буровым штангам. Анька же описываая керн, получала другие значения глубины. Ее данные и данные буровиков сильно различались. К  примеру у них было записано 62 метра, а у нее по керну выходило только 50. Без всякой задней мысли, закончив описание керна, она исправляла запись буровиков на свою, считая ее правильной. И все шло своим чередом. Пока к концу пятого дня окрестности не огласил зверинный рык буровика Саньки Ксенофонтова. Выпучив глаза, с красным лицом, он бежал к Аньке, описывающей керн на скважине, пробуренной Степанычем. «Я не понял. Это что? - размахивал Санька журналом опробования, - Это что за цифры? Я по-русски написал — 74 метра. Откуда здесь появилось 57?» «У меня по керну так получается» - не ожидая еще подвоха ответила Анька. «По какому керну? Ты, че дура. Я же это бурил, я знаю сколько у меня получилось» «Тихо-тихо, что за шум» - на крики подошел Степаныч и остальные мужики. «Да вот, смотри, что она творит. Мы ж так без денег останемся. Она нам всю выработку режет...» «Да погоди ты, не шуми. Дай разобраться» «Анечка, деточка, - ласково заговорил Степаныч, - ты человек новый, неопытный. Может чего и не понимаешь. Но так принято здесь, глубину скважины определяет буровикк, понимаешь? Если он, Санька, или я написали 72 метра, то значит так и есть». «Но там нет 72-ти метров. Вот же крен..» «Подожди-подожди. Керн говоришь. Смотри вот здесь, видишь. По керну видно — идет большой пласт олнородной породы. Сколько здесь? 123 см? А ведь можно написать 143 см. Ведь можно. Ничего от этого не изменится. И вот здесь можно добавить пару десятков сантиметров. Так? И вот уже искомые 72 метра получилось» «Но ведь это нечестно, это будут неверные данные» «Да, ты откуда такая честная взялась.... Тоже мне цаца... А детей моих ты кормить будешь...» «Стойте-стойте мужики. Анечка, давай договоримся так: эти скважины мы оставляем с твоими записями. А вот на следующих ты делаешь как «положено», по нашим замерам. Хорошо?» «Я не буду этого делать» «Я ее сейчас убью" - дико закричал Санька и, схватив топор, кинулся на нее. Анька зажмурила глаза, но осталась стоять на месте. Саньку остановили, но мужики не переставали кричать. Маленькая, натянутая, как струна, без кровиночки на лице, она стояла перед ними, не отступая.
«Ладно, девка. Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому». Утром никто из мужиков не вышел к буровым. «В чем дело? Почему не бурим?» «А мы сломались, чиниться надо» «Так чинитесь» «А запчастей нет». Следующие пять дней, Анька вставала первой, приходила на скважину и сидела там до вечера. Мужики от безделия, бродили по округе или загорали на вынесенных из бытовок  матрасах. Работать они не хотели. Каждый день, вечером, на сеансе связи с базой, она по рации докладывала диспетчеру о «поломке» буровых. Наконец, в один из сеансов связи, она услышала голос Закржевского: «Что там у вас стряслось? Почему пятый день не работаете?» «Сломались обе буровые, чинимся» «Чего вы там чините пять дней? У тебя все нормально?» «Да, все хорошо. Чинимся». «А ну-ка, позови сюда Степаныча». Степаныч пришел быстро, остро  глянул на Аньку, нажаловалась-таки. Та гордо подняв подбородок, вышла из палатки. Через пару минут оттуда вышел Степаныч: «Ты что главному сказала?» «А что я ему должна была сказать? То и  сказала — сломаны, чинимся». «Ладно, завтра начинаем».
Следующие десять дней вахты прошли в атмосфере «холодной войны». Мужики почти не разговаривали с Анькой, принципиально не записывая глубины скважин в журнале. Анька не пыталась восстановить отношения. В таком режиме доработали вахту и вернулись домой, в Казаковку. Анька ни кому, ни Закржевскому, ни женщинам в камералке не рассказала о случившемся на вахте. Но откуда-то все стало известно. В один из дней Маргарита Павловна, зайдя в камералку, с порога, воскликнула: «Ну ты даешь, девка. Одна против шестерых мужиков, не побоялась. Они ж когда их «за деньги» берешь, просто звереют. Как не побоялось-то?  Прям Жанна Дарк». Она рассказала историю остальным. Так Анька стала знаменитостью в экспедиции, а прозвище Анька Дарк закрепилось за ней надолго. На следующую вахту ее опять отправили со вторым буровым отрядом. Мужики скупо поздоровались с нею. А когда она садилась в кабину ЗИЛа, то увидела на сидении шесть больших шоколадок. Володя-шофер улыбнулся: «Тебе, от нас, от всех. Ты прости нас, мы ж не со зла. А ты настоящий мужик. Хоть и девка».