Черный курган

Из серии "Байки старого охотника"

Байка третья

Напившись чаю и наговорившись вдоволь, мы легли спать. Федор Андреевич уложил меня на кровать, а сам улегся на старенькой раскладушке.
 
- И слышать ничего не хочу! - Разом отмел он все мои протесты. - Ты гость, а значит будешь на кровати спать. И не перечь. Не люблю этого.

Вроде и устал я за день, находился, а сон почему-то не шел. Разбередили душу вечерние разговоры. В памяти всплывали разные полумистические вещи, происходившие со мной, невероятные рассказы моих знакомых. Хозяин тоже не спал. Что-то бормотал себе под нос, ворочался, хрустя раскладушкой.
 
- Не спишь? - Спросил я в темноту.

- Уснешь тут... - Проворчал Федор. - Всякая бесовщина в голову лезет. Это все ты виноват, чертяка. На кой такие разговоры на ночь глядя заводить?
 
Я проигнорировал его ворчание. Да Федор и сам прекрасно знал, что такие разговоры именно ночью и интересны. Днем то, что? Днем солнышко светит, птички поют и во всякую мистику не очень-то и верится. Другое дело ночью, когда кто-то подвывает в трубе, чьи-то когти скребут в углу, и чувствуешь недобрый взгляд из темноты. Вот тогда и слетает с тебя весь налет цивилизации, обнажая первобытный страх перед непознанным.
 
- Слушай, Федор, а происходило у тебя что ни будь действительно мистическое? Такое, чтоб кровь в жилах стыла?

Раскладушка в очередной раз хрустнула. Чиркнула спичка, озаряя бородатое лицо Федора Андреевича. Он сопел, раскуривая трубку.

- Кровь стыла, говоришь... Есть у меня такая история. Ты про Черный курган слышал что-нибудь?
 
Я чуть не подпрыгнул. Еще бы! Про это место всякое рассказывают. Правда слышал я это от людей, не имеющих к тайге никакого отношения. Сами охотники говорят о кургане не охотно. Достоверно можно сказать, что Черный курган - это сопка в глухой тайге. На этой сопке ничего не растет, даже трава, и потому она черная. Этой сопке приписывают всякие мистические вещи. Говорят, что в тех местах люди пропадают и видится всякое. Охотники туда не ходят, а обычные люди и подавно. В общем, ничего конкретного. А тут Федор Андреевич мне самолично хочет про эту загадку поведать.

- Да слышал что-то. - Я постарался ответить безразличным тоном. - Это тот холм, где не растет ничего?

- Холм! - Федор сердито запыхтел трубкой. - Это самый настоящий курган. И одному Богу ведомо кто и когда там похоронен.
 
Он встал, разжег керосинку, стукнул чайником о печку. Чайник забормотал, радуясь продолжению посиделок.
 
- Так и быть, расскажу. - Ворча Федор в усы. - Столько лет никому не рассказывал, а тебе расскажу. Все равно не поверит никто. Даже если ты все это в книжку пропишешь - все подумают, что это твои фантазии.

Федор сел на табуретку, задумчиво посмотрел на свое отражение в темном окне и начал рассказ:

- В конце восьмидесятых это было. По лету. Приезжает ко мне егерь наш, а с ним мужик. Представительный такой. Как выяснилось - профессор какой-то. Что за профессор, к какому заведению приписан, я сейчас и не вспомню, да и не важно это. Помню, что звали его Павлом Григорьевичем. Поздоровкались мы, я их в дом пригласил. Антонина, все честь по чести, на стол накрыла. По рюмочке пропустили, тут егерь и говорит:
 
- Дело у нас к тебе Андреич. Всех объехали - все отказались. На тебя одна надежда.
 
- Ты не виляй. Что за дело? - Говорю.

Егерь заменжевался, а профессор снял очочки свои, протер и объясняет:
 
- Понимаете, Федор Андреевич, мы тут экспедицию организовали. Нам проводник требуется. Все говорят, что только вы на эту должность годитесь.

- Ты прямо скажи, Пал Григорич, куда тебя вести надо?
Профессор очочки нацепляет, мне в глаза заглядывает и говорит:
 
- К Черному кургану.
 
Я, понятное дело, в отказ. Егерь меня уговаривать принялся:

- Андреич, соглашайся. Ты тайгу как свои пять пальцев знаешь. Ну что тебе стоит? Проводишь их, поживешь там пару недель в свое удовольствие, а тебе еще и заплатят за это.
 
Я рукой машу:

- Да чего они заплатят? Нет таких денег у них, чтобы я две недели у Черного кургана жил.
 
Профессор улыбнулся, кривенько так, и говорит:

- Ну это вы зря, Федор Андреевич. В этой экспедиции большие люди заинтересованы и немалые средства вложены.

И называет мне сумму, за которую их вести надо. У меня челюсть отпала. Имея такие деньжищи, я год могу про промысел и не думать, лежать на печке и в потолок поплевывать. Но меня тут сомнения грызть начали
.
- Знаем мы. - Говорю. - Мягко стелите, да спать жестко. Кто такие деньги простому охотнику заплатит?

- Понимаю ваши сомнения. - Отвечает профессор. - Давайте сделаем так: вы соглашаетесь, а я вам завтра с утра отдаю всю сумму.

Ну, что сказать, польстился я на деньги. Ударили мы по рукам, и через два дня повел я эту треклятую экспедицию. Пять человек их было, вместе с Пал Григорьичем. Мужики крепкие, даже не скажешь, что ученые. Видно, что не первый год по раскопкам мотаются.
 
Половину пути мы, значит на "шишиге", то есть на ГАЗе шестьдесят шестом проехали. А когда дороги кончились, я их пешочком повел. Два дня шли, и все два дня профессор мне лекции читал. Про древние цивилизации, про города, которые раньше на месте нашей тайги стояли, про великие знания, что в земле скрыты. Все найти их мечтал. Чудак-человек, чего тут найдешь? Тайга все без остатка съедает. От заброшенной деревни, за пятьдесят лет только поляна, крапивой поросшая, остается. А через сто никто и не подумает, что здесь люди жили. Но я, конечно, молчу. Деньги мне заплачены, а там он пусть хоть марсиян ищет. Мое дело - до места довести. И довел.

Ученые, когда курган увидели, обомлели. Да и было от чего. Глухая тайга, кругом зелень, елки-пихты всякие, а посреди этого буйства природы - черный холм. Безжизненный. Словно кто специально сюда КАМАЗами землю навозил. И ни травинки на том холме. Сейчас конечно это не страшно звучит, но наяву - зрелище жуткое.
Короче, разбили мы лагерь метрах в двухстах от подножия. Павел Григорьевич хотел прямо на кургане остановиться, но я заартачился. Поставили палатки, я принялся харчи готовить, а ученые похватали свои приборы и на курган побежали. Не терпелось им. Вернулись затемно. Все довольные, профессор достал бутылку коньяку, и мы выпили за удачное начало. Пал Григорьич пытался мне объяснить, что они узнали с помощью приборов, но я ничего не понял. На следующее утро ученые, чуть свет, ушли на курган, а я в лагере остался. Было видно, как они ползают по кургану, вбивают колышки, растягивают веревки. Потом копать принялись.

Так прошло пять дней. Ученые землю рыли, а я по хозяйству возился, да рыбалил. Каждый вечер мы связывались по рации с егерем и сообщали, что живы-здоровы. В общем - рутина. И вот, вечером пятого дня профессор мне говорит:
 
- Андреич, вы как хотите, а мы переезжаем на курган. Наши поиски увенчались успехом и нам надо быть рядом с находками.
 
- Чего нашли то? - Спрашиваю.
 
Он, так уклончиво, отвечает:
 
- Много чего. Вам, как человеку суеверному, сложно будет оценить по достоинству наши находки.
 
Я, конечно, на "суеверного", обиделся, но виду не подал и переезжать отказался. Они и не настаивали. За полчаса перетащили свои пожитки на курган и ужинал я в одиночестве. Потом отчитался по рации что к чему и спать завалился. Проснулся за полночь от жуткого крика. Орали со стороны кургана. Я хватаю ружье, фонарик и туда. А фонарик у меня добрый был. Шахтерский. Помнишь такие? Тяжелый аккумулятор и к нему на толстом кабеле лампочка приделана. Мощная штука, сейчас таких и не найти. Ну значит, подбегаю я к палаткам на кургане, а там тишина. Я палатки оглядываю - пусто. И вдруг, со стороны раскопок, опять крик. Только оборвался резко, вроде как захлебнулся. И звуки такие: "хрясь, хрясь". Я, когда эти звуки услышал, аж похолодел. Я их сразу узнал. Когда тушу лося или кабана разделываешь, то топор с таким же звуком по мясу рубит. Я фонарь гашу и к раскопу. Тут как раз луна вышла, все как на ладони видно. Яма, значит, выкопана, а по краям ямы четыре тела валяются. Порубленные. У одного из живота лопата торчит. Батюшки-святы, вот, думаю попал. Слышу, в яме шебуршит кто-то, а кто - не видно. Свет лунный не попадает туда. Я ружье на взводе держу, а сам фонариком туда светанул. Смотрю, а на дне ямы гроб каменный стоит, до верху черной жижей наполненный и в этой жиже тело плавает. Что за тело - не разглядел, не до того мне было. А профессор, Пал Григорьич, на карачках вокруг гроба ползает и бормочет чего- то. Я его тихонько окликаю:

- Профессор, что у вас тут стряслось?

Он меня услышал, вскочил и голову задрал, аккурат я ему в лицо светил фонариком. Я эту рожу жуткую до гробовой доски помнить буду. Глаза бешеные, красным огнем светятся. Оскал звериный и из рта черная жижа капает. Увидел он меня и стал из ямы выкарабкиваться. И ведь рядом лестница, сколоченная стоит, так нет - этот одержимый по стене лезет. А я стою и не знаю, что делать. Убегать нет смысла. Куда ты по темноте убежишь? Стрелять в него - того хуже. Я же потом перед властями не оправдаюсь. Всех жмуриков на меня повесят.
 
Пока я рассуждал, ученый из ямы вылез и на меня кинулся. Рычит, черной жижей харкается. Ну я, автоматически, фонариком его и приложил. Ухватился за кабель и аккумулятором саданул по башке ученой. Пока Пал Григорьич без чувств валялся, я собрал веревки, которыми они сектора размечали, и связал профессора. Тот в себя пришел, брыкаться начал. Силища в нем была неимоверная. Капроновые веревки трещали, того и гляди лопнут. Поволок я его к своей палатке, и стоило мне с кургана спуститься, как профессор утих. Обмяк весь и плакать начал. Ничего не говорит, только ревет горючими слезами. Ну значит, доволок я его, с егерем по рации связался, а на утро за нами вертолет милицейский прилетел. Профессор к тому времени совсем с катушек съехал. Плакать перестал и лишь скулил что-то на непонятном языке. Погрузили нас в вертолет и увезли в областной центр. Там я трое суток в застенках просидел. Кормили, правда, отменно и обращение уважительное было. Я все как было рассказал. Вот только про ящик с телом и про то как у профессора глаза светились, говорить не стал. Зачем? Я в дурничку, в одну палату с профессором не спешил. Короче отпустили они меня домой. Дело, вроде как, закрыли. По официальной версии группа ученых нажралась в тайге спирта и переубивала сама себя по пьяни. И никакой тебе мистики.

А вертолеты к Черному кургану несколько раз за лето прилетали. Только уже не милицейские, а незнамо чьи. Без опознавательных знаков. Я себя пересилил и по осени наведался в те места. Никаких ям, раскопок и других следов нашей экспедиции там не было. Глухая тайга и черный холм. Все как прежде.
 
Федор Андреевич помолчал, раскуривая трубку, а потом тихо сказал:

- Прав был Павел Григорьевич, когда про древние города и знания рассказывал. Много чего тайга скрывает. И пускай дальше скрывает. Не надо людям в этих тайнах копошиться.