Игра

1
В семь лет я узнал о том, как рождаются дети. На самом деле ребенка приносит не аист. Малыш зарождается еще в утробе матери, вся наша внешность закладывается заранее согласно определенной генетической цепочке.
Я долго старался вникнуть во все эти взрослые дела, но так и не смог представить себе этот процесс. Я лишь знал, что ребенок получается путем слияния сперматозоида и яйцеклетки, а затем образуется зигота, из которой развивается эмбрион.
Иногда мне кажется, что я до сих пор остаюсь эмбрионом - родители постоянно оберегают меня от всего, что причинило бы мне вред: то запрещают смотреть фильмы со сценами жестокости, то дают кушать растаявшее мороженое, которое я - ой как не люблю!
Стоит мне попасть в какую-нибудь нелепую или опасную ситуацию, так родители сразу говорят мне: «Это все игра, сынок. Жизнь - это театр». И неважно, кто сказал эту фразу, главное, что я искренне поверил в смысл этого высказывания.
Так, к примеру, однажды мы с мамой шли после веселого утренника домой, в этот день был праздник, и внезапно к нам подбежал лающий боксер с тетенькой. Хозяйка пса нервничала, кричала и махала руками: «Бегите, бегите, это опасная собака! Я не надела намордник!»
Но я стоял и не двигался, смотря на кричащую мать. Нельзя сказать, что был напуган. Просто для меня это все было как бы спектаклем.
Любая опасность – это  игра, - говорил я себе, а собака продолжала лаять и кружить возле меня.
Еще одна смешная история приключилась со мной, когда я решил проехаться на чужом автомобиле: такая идея мне пришла в голову, когда я перешел в четвертый класс; я залез на крышу чужого красненького "пежо" и остался ждать, пока вернется водитель.
- Ты совсем с ума сошел, раз на автомобили залезаешь! - кричал дяденька и вел меня в отделение милиции, - Неужели родители тебе не объясняли, что так делать нельзя?
Но я не находил слов, что ответить на это. Я продолжал делать различные пакости, не боясь никакой опасности.


2
Такими были мои приключения. Я странно вел себя в разных ситуациях, и родители уже не знали, как мне помогать.
Но самое печальное - я любил подводить родителей. Мы с отцом часто ездили и на рыбалку, и на каток. А, бывало, мы просто проводили время на кухне, запекая что-нибудь вкусное. Но сегодня я плохо поступил. Я попытался подслушать разговор между родителями, и отец сказал, что никогда нельзя подслушивать чужие разговоры, даже если… Очень любопытно.
Я колебался, хмурился, обижался. Ну нет. Так нельзя. Мне этого не понять. Ну, пап? А, пап? Объясни мне причину, а?
Но отец сердится, болваном меня называет, за уши дергает, кричит:
- Просто нельзя и все! Это приводит к плохим последствиям.
Помню, я тогда не понял смысла этого выражения - «плохие последствия».
- Нельзя тебе говорят, слишком любопытный!
После разговора с папой мы сели в поезд, и я все обдумывал отцовские слова. Меня мучило любопытство; до чего же интересно было мне то, о чем говорили в тот вечер мама с папой. Я надеялся, что когда-нибудь разгадаю эту тайну.
Но это ведь не то же самое, что в домино играть? Или в карты? Или в шахматы?
Это, ой-ой, посложней!
Тут не угадаешь, даже при сильном желании. Даже если я хочу. Даже если хочу сильно. Все равно не узнаю правду.
Наш поезд был обыкновенным транспортом, состоящим из пассажирских вагонов и служащий для перевозки людей и багажа. Он чем-то напомнил мне грузовой, хотя именно их я видел только на фотографиях или картинках, немного зная о них - читал в газетах. Сзади нас был вагон-ресторан, удобный и красивый - мы туда пошли с папой совсем вечером, когда захотели перекусить.


***
- Террористический акт произошел в метро в восемь-пятнадцать, так писали газеты... - услышал я голос папы.
Я открыл глаза. Было десять утра.
Пока папа и соседи по купе разговаривали друг с другом, я смотрел в окно и следил за снегопадом, который покрыл все деревья хлопьями.
Лишь через несколько секунд папа увидел мои открытые глаза и испугался.
 Мне стало очень стыдно. Я не хотел, чтобы папа сердился на меня, ведь его лицо сейчас было гневным. Но в то же время я не мог не смеяться, ведь я узнал правду: об этом вчера разговаривали мама с папой. В одном из городов произошел террористический акт, и все взрослые это бурно обсуждали. Но папа явно скрывал от меня эту правду - он показывал это всем своим поведением.
Отец при соседях грубо вывел меня из вагона и остановил напротив другого купе.
- Послушай, - начал он, -  Я не обратил внимание на то, что ты не спишь. Я очень не хотел, чтобы ты узнал о таком событии…
- Все нормально, пап! – вскрикнул я, пытаясь высвободиться из рук отца. Но он держал меня крепко, – Я ничего не думаю, поверь!
- Нет, - ответил он, - Ненормально. Это было игрой, понимаешь, сынок. Люди не погибли на самом деле… Помнишь, мы с мамой всегда тебе говорили, что любое плохое событие… Это как проказа. Оно обязательно пройдет и не оставит следа.
- Да, я помню, я знаю… - кивнул я. Папе нельзя было не верить.
Но отец все продолжал убеждать меня:
- Так что сегодняшнее событие было игрой. Тебе еще рано читать о террористических актах. Ты должен знать это как свои пять пальцев.
- Я понимаю, пап...
Отец продолжал, смотря мне в глаза:
- Опасность для большинства людей - это сильное потрясение, но лишь немногие могут воспринимать эту опасность, словно через призму. Нужно научиться видеть жизнь как игру, тогда ты справишься со всеми проблемами.
- Я понимаю... понимаю.
Больше мы с отцом эту ситуацию не обсуждали. Я все понял, поверив папе, что это была игра. Я продолжал жить, как эмбрион: я не знал ни горя, ни зла в этой жизни, однако учителя в школе отзывались обо мне критично - как о ребенке, позитивном, но не способным сочувствовать кому-либо.
- Не нравятся мне его сочинения в школе, - взмахивала руками Виктория Николаевна. – Я задаю ему прочитать рассказ Чехова, а он совсем не понимает его смысла. Пишет сочинение так, как будто ему дали почитать юмористическую прозу. Но в рассказах нет ничего смешного! Очень грустно! А ваш сын смотрит на мир сквозь розовые очки! У вашего ребенка неправильное восприятие мира!
Виктория Николаевна была и в правду умной женщиной. Но ни одно ее слово на родительском собрании не дало толчка к моему перевоспитанию. Мои родители лишь хамили ей. Мол, пусть она не сует свой нос в их семейную жизнь. Такие дела.
Поэтому меня перевели в другую школу.
Однако там тоже начались разногласия: дети обижали меня. Например, когда я мог надеть носки разного цвета в школу: один синий, а другой зеленый. Или, когда я ел при ребятах растаявшее мороженое.
 - Из него вырастет неудачник, посмотрите на него! - кричали дети и хихикали, хлопая в ладоши.
Много причин находили для таких злых шуток. Я не мог поделиться ни с кем своей болью, но каждый раз обдумывал случившееся:
- Пусть дразнятся. Это как в кинофильме - ничего страшного не происходит. Жизнь - это театр, и надо верить в это. Если я столкнусь с опасностью, то можно остановиться и не бежать. Можно стоять и ждать, что будет дальше, ждать смены театральной постановки.


3
Я любил праздники, по крайней мере потому, что в этот день мама и папа были всегда в нормальном настроении. Даже никогда не ругались. А когда наступил мой день рождения, так родители вовсе не ссорились, были совсем добрыми. Папа подарил мне новые часы, с золотистым циферблатом - они были блестящие и новые - с кожаным ремешком.
Наша квартира была обустроена несколько странно, иногда мне казалось, что я живу на другой планете; даже небольшой избыток вещей портил впечатление. Однако проблему беспорядка можно было решить, создав новые места для хранения вещей. Например, разобрать этот ужасный старый деревянный шкаф!
Поэтому мой день рождения мы решили отмечать не в квартире. Мама нарядилась в черное платье, ее длинная шея была украшена серебряной цепочкой, она всегда придерживалась моды и говорила мне, что женщины получают от этого особое удовольствие. Кому не нравится выглядеть безупречно?
- Нравится тебе это мороженое? - все спрашивала мама, когда я доедал последнюю порцию растаявшего "Эскимо" в кафе "Сладкая ночь".
- Да, - отвечал я недовольным голосом.
 Мы недолго сидели в кафе, и покинули это место всей семьей лишь вечером. Направляясь домой, я заметил, что папа и мама шли впереди меня, а я болтался сзади, беспомощный, как букашка. Улицы были такими темными и наводили тоску. Было очень страшно и хотелось спать.
- Когда зайдем домой, напомни разобрать подарки... - начала мама, обратившись ко мне, но она не успела договорить.
В темноте из-за угла вдруг резко, как будто из ниоткуда, на родителей напали трое взрослых мужчин. Один из них еще был вооружен, а двое других вытащили ножи.
Мама закричала и подала мне знак:
 - Беги, Аркадий, беги! Это воры. Они преступники. Беги!
 Но я не убегал. Хотя ноги двигались.
 Я не кричал. Хотя голос был.
 Опасности не существует.
 Есть лишь игра.
 - Это не игра! – кричала мама, - Все по-настоящему! Беги, Аркадий!
 Все происходящее со мной я воспринимал, как в кинофильме.
 - Беги, сынок! Это не игра! Не игра! - кричали родители.
  Но  происходящее я отметил для себя, как игру: на маму и папу напали трое взрослых мужчин - точь-в-точь как в кинофильме...
Отец почему-то накинулся на одного из мужчин, но в него выстрелили несколько раз. Эх... Что же это?
 Это все игра. Игра. Повторял я себе. Но не убегал.
 - Нет, не убивайте моего сына! Пожалуйста! – кричала мама, а потом кричала мне, - Беги, беги!
Но я стоял.
Выстрел. Мама упала на асфальт и не издала ни звука.
- Беги, сынок... - услышал я голос отца, лежавшего на асфальте.
Есть лишь игра.
Выстрел.
- Беги, сынок!
Я схватился за живот и упал на землю. Похоже, это был настоящий выстрел. Боль пронзила меня, я не в силах был шевельнуться. Однако я не кричал. Не отвечал на крики отца и матери. Я даже не испугался. Потому что я уже ничего не чувствовал.