Плавательная практика в Черноморском пароходстве

Плавательные практики в период обучения в училище были у нас каждый год,  на пятом курсе  она  была запланирована восьмимесячной. Всем нам предстояло работать на разных судах в  должности моториста. Все курсанты разъехались по пароходствам.  Меня, в числе многих других, оставили в Одессе, в Черноморском морском пароходстве.

Первым моим судном в ЧМП стал небольшой, стоящий в отстое, "пассажир" - "Абрау Дюрсо", где я каждую ночь с нуля до восьми утра боролся со сном в машинном отделении. Я научился спать, сидя на ступеньках картерных лючков грохочущего дизель-генератора и сделал первый шаг к профессиональному заболеванию судовых механиков - глухоте.
 
Недели через три меня снова вызвали в отдел кадров, который находился тогда на Приморской улице рядом с основанием Потёмкинской лестницы, и направили мотористом  второго класса на теплоход "Брацлав", в Новороссийск, где он стоял под погрузкой.

Время было зимнее, конец февраля, поэтому ехал я  на Кавказ поездом с пересадкой в Ростове, и уже после пересадки мне посчастливилось встретить в вагоне Валеру Ловенчука, возвращающегося на "Брацлав" после отпуска. Не помню почему, но я его сразу выделил из других пассажиров. Кажется, он был в морской форменной тужурке, в отличие от введённых позднее мундиров, короткие куртки были чрезвычайно удобны и популярны среди моряков.

Валера был на три года старше меня, и совсем недавно окончил наше же училище. На "Брацлаве" он работал первый год мотористом, а возвращался ремонтным механиком. Весёлый, приятный в общении, остроумный, он сразу взял надо мной шефство, а я слушал его рассказы с открытым ртом. В минувшем году пароход побывал в Японии, в Сингапуре и других заморских странах. Нам же предстоял рейс в Индию, через Суэцкий канал.

От Валеры я узнал, что "Брацлав" - это серийное судно отечественной постройки. Головное судно серии называлось "Бежица". "Брацлав" был построен в декабре 1965 года, в Херсоне, и сдан в эксплуатацию 31 декабря. Часть судов этой серии строилась в Николаеве на заводе имени Носенко.
 
В Новороссийске свирепствовала бора - сильный норд-ост с Кавказских гор. По причалу мы шли на полусогнутых, отворачиваясь от ветра.  Судно мне понравилось с первого взгляда. Внутренние помещения оказались светлыми и просторными. Рядовой состав жил в двухместных каютах с иллюминаторами, умывальниками,  посредине каюты стоял стол на круглой ножке, вокруг -закреплённые намертво от качки стулья,  по переборкам - две кровати со шторками,  в отдалении одна от другой. Меня поселили с электриком лет тридцати, Сергеем Нечаевым, спокойным, незлобивым парнем.

Сразу же определили меня и на вахту - к четвёртому механику,  с восьми до двенадцати, "прощай молодость".  На этой вахте ни кино посмотреть, ни в теннис поиграть, зато весь день после обеда  можно в кровати валяться,  что я и делал, так как в юности был чрезвычайно ленив и нелюбопытен.

Стояночные вахты у причала несли мотористы второго класса, и меня в первый же вечер отправили в машину. Сменяющийся моторист объяснил мою главную задачу - следить за уровнем воды во вспомогательном котле, и вовремя включать питательный насос котла, так как автоматика его давно вышла из строя.

Котёл, согласно тенденциям тех лет, был водотрубным, уменьшенной копией главных котлов турбоходов, которые мы изучали в училище. Со временем судостроители перешли на более простые по конструкции комбинированные котлы, которые в порту могли работать на жидком топливе, а в море утилизировали тепло выпускных газов главного двигателя.

На второй день, на утренней вахте, привезли топливо. Ответственными за приёмку, конечно, были механики, мне же просто показали замерник переливной цистерны и сказали поглядывать за ним. Я и поглядывал в свободное от обслуживания котла время, до тех пор, пока неожиданно не увидел струю солярки, выливающуюся из замерного устройства. Я, естественно, не знал, что нужно делать и постарался удержать струю топлива, заткнув её куском ветоши. Подвиг мой оценён не был, но и ругать меня не стали, так как никакого инструктажа мне не проводили.

Вскоре мы вышли в море, всё успокоилось, и я начал потихоньку знакомиться и с судном,  и с экипажем. Каюта ремонтного механика была на главной палубе и дверь её выходила в большой холл, где постоянно стоял стол для игры в настольный теннис. Валера и играл, кстати сказать, лучше всех. По вечерам жизнь возле этого стола кипела. Места для нормальной игры было в самый раз, и шарики далеко не улетали.

Каюты рядового состава были палубой ниже. Там же, по-моему, я обнаружил и библиотеку, целую комнату, уставленную стеллажами с книгами. Все суда, строящиеся в СССР,  снабжались хорошо, но на наш пароход много книг подарили ещё и шефы - жители Брацлава, одного из старейших городов Подолья.

Не откладывая дела в долгий ящик, я сразу же отобрал десяток книг и перенёс в каюту. Потом пошёл к артельщику за сигаретами. Курил я тогда болгарские сигареты без фильтра, как и все курсанты, и курил много.  Взял в ларьке сразу сто пачек,  рассовал их по ящикам под кроватью. Некурящему Сергею только от моих приготовлений сделалось нехорошо.

Экипаж наш по нынешним понятиям был огромным - сорок пять моряков. Пять механиков, шесть вахтенных мотористов, токарь и пять мотористов - на рабочем дне.  Работы на всех не хватало. Неудивительно, что зарплаты у нас были очень скромными.

Все мотористы в первом моём рейсе были старше меня и намного опытнее. Близким мне по возрасту, кроме Валеры, был лишь Лёша Ершов, выпускник средней мореходки, работающий в ремонтной бригаде. У него в каюте я услышал впервые, записанные на диктофон, песни Высоцкого: спортивный цикл,  альпинистский, сказочный, " космический", - песню космических негодяев и "В далёком созвездии Тау Кита". Песни не только понравились, они необычайно легко запоминались.

В море на вахте обязанности у меня  сначала были простейшие: стоять возле опреснителя и сбрасывать в льяла дистиллят при повышении его солёности, то есть, опять-таки подменять собой неисправную автоматику. Испарительная установка была устаревшей конструкции, избыточного давления пара, влажность и температура воздуха возле неё была, как в парной.
 
Поэтому я только радовался, когда солёность воды повышалась, и приходилось звать четвёртого механика, хозяина установки. С полчаса он шаманил над испарителем, многократно продувая его, в то время, как я блаженствовал на посту управления под вентилятором.

По возможности, конечно, я изучал системы трубопроводов, а вторую половину каждой вахты занимался уборкой, вытирая подтёки масла и топлива на главном двигателе. Подтекал наш брянский "Боря-Ваня", построенный по лицензии фирмы "Бурмейстер и Вайн", страшно.

Подробности первого морского перехода, даже Босфор и Суэцкий канал, стёрлись из моей памяти совершенно. Зато я хорошо помню, что в Навлакхи, порту на западном побережье Индии, мы целый месяц выгружались на рейде, и индусов с жёнами и детьми жило на борту видимо-невидимо. На грузовой палубе, возле надстройки,  разводили костры, готовили пищу. Спали все они, где попало, даже в трюмах, семейные строили какие-то лачуги.  На берег мы, конечно, не ездили.

В это время я подружился со вторым помощником капитана. Звали его Владимир Владимирович Каменчук, и он тоже был выпускником нашего училища. Вахту он нёс, в основном, в районе парадного трапа, и я, любивший покурить перед сном, стал его еженощным собеседником. Поговорить он любил, рассказчиком был отменным, а когда уставал, слово брал я. Так мы и стояли вахты вместе каждую ночь до двух-трёх часов. Даже и на обратном переходе я часто заходил к Владимировичу в рулевую рубку.

Много он мне и реально полезного рассказал, в том числе о нашем судне. Было оно двухпалубным, с двойными бортами, с надстройкой в корме, с парными люками трюмов и максимальным раскрытием их палуб, что чрезвычайно облегчало выгрузку. В пять трюмов помещалось одиннадцать тысяч тонн груза. Номинальная мощность главного двигателя составляла 8750 лошадиных сил. Максимальная скорость судна доходила до восемнадцати узлов в балласте. Топлива в то время не жалели, и все суда строились скоростными.

Днём на палубе мне делать было нечего, к тому же было очень было жарко, так что время после обеда я проводил в каюте с книгой в руках. После ужина у меня ещё оставалось два часа до вахты для активного отдыха за теннисным столом. Сражались мы там навылет. Вечером можно было и с Валерой поболтать, и с доктором, который с ним дружил. К Олегу Георгиевичу Чолакову я потом много лет забегал в поликлинику моряков на Приморском бульваре. Однажды встретил там и Сергея Нечаева.

- Серёжа, как же ты меня, пацана, полгода терпел? - спросил я его, - ведь я же курил, как паровоз. Что, не мог популярно объяснить, что нехорошо курить рядом с некурящим?
Сергей только улыбался в ответ. Такой вот он был человек. А я ведь знал, что после восьми вечера он ежедневно устраивал в каюте сквозняк!
 
Из Индии мы пришли в Николаев, где меня встречала молодая жена с четырёхмесячным сыном. Будучи в городе, я умудрился где-то потерять паспорт моряка, мореходку, как мы его тогда называли. Расстроенный, я доложил об утере капитану судна, Алексею Петровичу Лосеву. Мастер, не скрывая того, что шансы на успех  у меня маленькие, посоветовал срочно ехать в Одессу, в контору капитана порта, падать там на мослы и просить выдать новый паспорт. 

Продолжение здесь - http://www.proza.ru/2017/05/07/2002