Мой товарищ Гусь

Не выдуманная история

Жители микрорайона Ленинского округа уже несколько лет с удивлением рассказывали о Гусе, который постоянно следует за своим хозяином.


Многие годы бабка Авдотья  разводила гусей. Через год или два менялось гусиное поколение. Гусь в деревне – и мясо, и сало, и перья для перины и подушек. Забить гуся, а уж под новый год обязательно, считалось  делом не только престижным, но и божеским.

Гусыня Гага, заботясь о потомстве,  села на свою последнюю кладку  Она старательно сидела в гнезде, лишь изредка, покидая его, чтоб поплескаться в речке. Я уже давно узнал, что   мокрые перья гусынь лучше сказываются на рождении птенцов.

Прошел месяц и из  яиц стали проклевываться первые птенцы. Из 12 яиц вылупились 10.
Гусыня Гага  после этого оставила гнездо. У гусей, как и любой птицы, инстинкт продолжения рода диктует и поведение. Она не видела смысла стеречь  уже пустое, по ее мнению, бесполезное  гнездо. Из двух оставшихся яиц лишь одно было теплым. Я взял его в руки. и тут я услышал едва  различимый писк. А может быть, это мне показалось? Я осторожно  отколупнул скорлупу,  и в появившееся окошечко увидел комочек шевелящегося существа.

Он живой, - радостно подумал я.
- Сынок, - сказала бабка, увидев мои старания, - оставь его. Как в природе записано, так тому и быть.
Я с неудовольствием отошел, чтоб не волновать старушку. Этот ее совет  не соответствовал моему пониманию доброты.
Через два часа ничего не изменилось. Наверное, покажется странным, но в этот момент я вдруг ощутил неясное родство своей жизни с  этим еще не родившимся птенцом. Я нутром чувствовал, что он может погибнуть. Осторожно, сколь позволяли вдруг  кажущийся мне  сейчас большие  толстые пальцы, я пытался помочь птенцу.

 Вспомнил, что в  детстве бабушка советовала мне идти в музыканты, отмечая гибкость и длину моих  пальцев. Сейчас они в этом деликатном действии, словно деревянные  негнущиеся палки, неуклюже отколупывали жесткую скорлупу.
 О, какая радость, птенец изнутри помогал мне, упираясь пушистой головкой в  «потолок» яйца.  Скорлупа надтреснула и надломилась. И на моей ладони оказалось головка на тонкой шейке. И головка, и тонкая  шейка были покрыты желтым  мокрым пухом. Но  лапки и все остальное тельце еще находились в оставшейся части скорлупы. Снаружи вне скорлупы на моей ладони лежала часть скорлупы и, неловко  шевелящаяся на ладони головка птенца.

И эта  головка,   покрытая мокрым желтой  пушком, и зажатая скорлупой часть тела, вызвали такую жалость, что  на глаза невольно навернулись слезы. Но это же  чувство подтолкнуло к стремлению помочь ему. Я попытался покачать это сооружение, состоящее из яйца и застрявшим в нем  крошечным тельцем, и сиротливо покачивающейся головкой на тонкой шее.
Птенчик иногда отрывал головку от ладони и заглядывал мне в лицо. Иногда мне казалось, что он с презрением  и упреком понимает мою безнадежность помочь ему. А  в его глазах  была мольба о помощи. Мне хочется, - говорили его глаза,  перебирать лапками  по днищу картонной коробки. Его  «собратья» по выводку уже клевали в этой коробке жидкую кашку, желтое мелко  покрошенное яйцо. Помоги мне освободиться из бесполезного теперь панциря, - говорили его глаза.

 Гога был еще слишком мал, чтобы знать, что одни и те же обстоятельства могут быть и благом, и бедой. Яйцо, давшее ему жизнь, теперь крепко держало часть его, его не родившегося тела. Он мог только предполагать, что   должен освободиться, вылезть из остатков яйца.  Генетическая память подсказывала ему, что он  - птица.  А каждый взмах руки этой новой для  птенца  особы, которая, по всей видимости, называлась птицей, возможно, спасет его.
. Значит, ей этой странной, птице он обязан возможным рождением или забвением. И потому с каждым взмахом этой большой птицы, тельце его болезненно перемещалось в скорлупе.  Птица была большая и могла бы показаться страшной, если бы она не старалась так заботливо помогать  ему. Рождение в муках вызывает восторг жизни. Так было и с Гогой, как  впервые обратился к нему  человек – птица.   
 На моей ладони оказалось щупленькое  тельце, покрытое желтым  мокрым пухом.
Я и  птенец, испытывали благоговение перед новой жизнью, хотя пока   Гога после продолжительной борьбы за  жизнь, недвижно лежал на моей ладони. Я даже испугался за него. Но нет, родившийся птенец отдыхал. Чтобы дать понять, что жив, Гога изредка шевелил лапками с маленькими перепонками между пальцами.

Я положил это щупленькое тельце младенца на дно картонной коробки. Его тут же окружили, уже подсохшие и чувствующие себя хозяевами  этой коробки и жизни, гусята. Они пищали, расхаживая вокруг Гоги. Иные норовили дотянуться до него клювом. Мне казалось, они рассказывал новичку, что произошло в картонной планете за время его отсутствия. 
Ведь каждый, недавно вошедший в мир судит по его масштабу, исходя из собственного опыта. Коробка для них была большим миром в сравнении с тесным пространством яйца.
Гога тоже старался заговорить, ему хотелось расспросить об этой большой и заботливой птице, запахи которой еще были свежи. Эти и другие запахи наполняли его нутро. Приходило ощущение свободы и радости жизни.

Он научился понимать язык своих сородичей, был с ними дружен. Но, когда те пошли за странной, невиданной им ранее птицей Гагой, он искал глазами свою птицу.
Я взял его в руки – теперь это был пушистый  с виду, желтенький кораблик. Я поставил его на землю и подтолкнул к гусыне, куда уже собирались  все утята этого выводка. Но Гога стоял на месте, удивленно оглядывая меня.
 С этого и началось его странное поведение. Куда я иду, туда  же, перебирая  красными лапками, перемещался и мой «воспитанник». Позже я узнал, что птенцы принимают за  свою «мать» любой предмет, который они увидели впервые после рождения.

С тех пор и началась наша дружба.
На даче по бокам  вдоль забора  росла невысокая стелющаяся трава спорыш. Или, как ее называют в народе, – гусиная трава. Гусенок рано начал щипать ее. Конечно, не обходилось и без дополнительных подкормок. И что удивительно, культурные растения он не трогал. Будто курсы по здоровой  пище прошел. Гусенок подрастал быстро. Он не только брал пищу из моих рук, но часто ходил за мной по даче.
По утрам  теперь он начинал нетерпеливо гоготать. Будто ждал общения со мной. А однажды я почти уже подошел к магазину,  а прохожие, оживленно разговаривали,  указывая пальцами.
За мной, в нескольких  метрах от меня, как почетный эскорт, шагал  гусь Гога.
Вот уже 9 лет  - он бессменный мой товарищ, сопровождающий меня везде, где я могу ему позволить.

От автора.
Этого гуся, следующего за своим хозяином, я тоже видел   много раз из своего окна. И зимой, и летом.  Из любопытства я проследил за ними в этом году.
 Его хозяин, у гаража, который не у дома, а в гаражном кооперативе, занимался ремонтом своей машины. Подходя к гаражу, я услышал  гоготанье. Гусь стоял рядом.
- Так он подает мне сигнал о приближении чужого человека, – пояснил доброжелательный  хозяин.
Гусь настороженно посмотрел на меня.
- Спокойно, Гога,  - сказал хозяин и погладил его по спине.
Он то и рассказал мне историю братания с этой живностью.
А я подумал – доброту  и заботу приемлют  и животные, и птицы. Доброта – она и в Африке доброта.
Хозяин Гоги закрыл гараж и  пошел домой. Так они и шли. Как всегда, впереди – хозяин, за ним  на расстоянии метра  сосредоточенно  вышагивал гусь Гога.

Виктор.