Так, кто я

Осень в 1959 году на Кубани была мягкой и богатой на краски. Чего - чего, а золота на раскраску нивы и листьев на деревьях и кустах  она не пожалела. Погода была нежной, бархатной и изумительно приятной особенно, если ты молод и здоров. Вот и  сегодня был прекрасный сентябрьский вечерок и сегодняшняя игра принесла Кольке массу приятных ощущений и впечатлений. Команды, так было не часто,  подобрались равными по силам и с умелыми игроками. Кто победит в ней не знал никто и потому игра была интригующей, азартной и интересной для всех: и  для игроков, и для зрителей, которых собралось,  на удивление всем, много.

У Колька сегодня получалось почти все: и броски, и проходы, и пасы и обводка, и перехват мяча. Не было у него  фарта и бешеной жажды победы. В этом ничего удивительного не было. Так было всегда. Колька отдавался игре ради игры и получения удовольствия от процесса. Вот и сегодня он увлёкся игрой и не сразу понял, что хотела от него старшая пионервожатая, которая позвала его в пионерскую после игры  и начала говорить о том, что ему уже следует заняться серьезными делами, а не гонятся за  мячом.

- Причём тут мяч?  - думал   Колька, молча слушая вожатую,  – Можно и серьезные дела делать и в баскетбол играть.

Вожатая говорила много и долго,  и Колька, в конце концов понял, что речь идёт о комсомоле.

- Пора ему, Кольке, определиться. Пора ему подумать о вступлении в комсомол, - неоднократно повторяла она. В конце беседы она дала ему образцы заявления, автобиографии и вопросы, которые обычно задают будущим комсомольцам.

И стал Колька готовиться к поступлению в комсомол. Начал он с автобиографии. Сразу возник вопрос о его социальном происхождении и о его национальности.

- Отец у меня украинец, мать русская? А я кто? – задавал себе вопросы Колька.
- И не то, и не се! Метис одним словом. Чё тут думать, – заявило второе я и начало злорадно хихикать.

Кольке совсем не хотелось оказаться в смешном положении и поэтому к этому пункту в своей автобиографии он подошёл серьёзно. Чтобы разобраться а этом вопросе раз и навсегда  он подобные вопросы задал взрослым: и учителям, и родственникам. Все они единодушно заявили, что национальность в таких случаях определяется по матери. А мать была русской, такая запись была в её паспорте. Это Колька видел  своим собственными глазами. У  её отца, Колькиного деда по материнской линии,  и  в паспорте, и в орденских книжках, и в красноармейской книжке было записано, что он русский.

Отец вообще заявил, что Колька дурью мается, разницы между русскими и украинцами нет.

 В своей автобиографии Колька и написал, что происходит он из крестьян, по национальности русский.

Николай Семёнович уже не помнил ни того совета дружины, где ему давали рекомендацию для поступления в комсомол, ни того школьного комсомольского собрания, где его принимали в ряды ВЛКСМ, но он хорошо помнил о том, что нигде не возникал вопрос о его национальности. Да собственно говоря, все последующие годы он ощущал себя русским, а не просто гражданином СССР.
Подсознательно Колька ощущал, что не всё так просто в отношениях и традициях станичников.
 
По радио, в кино люди говорили и пели на чистейшем русском языке. Вся литература (художественная, научная, справочная), газеты и журналы тоже были на русском языке. Население станицы, в большей своей части, говорило на местном диалекте сильно отличающемся от русского.
 
Особо недоумевал Колька,  когда его родственники и знакомые  собирались за праздничным столом и пели песни. Песни были странными, совсем не такими, которые он ежедневно слышал из репродукторов, висевших, почти, в каждой хате его станицы.  На уроках пения, в кружках художественной  самодеятельности ученики пели совсем другие песни. О чем пели взрослые Колька не понимал и они, эти песни, создавали у него не понятные ему чувства. И тем не менее он подспудно чувствовал, что это не чуждые ему мелодии.

- Ну, не сохранилось в моей  памяти ни одной строчки из тех песен, что пели мои станичники в пятидесятых – шестидесятых годах, -  морщил лоб Николай Семёнович.
 - Отец мой, - вспоминает он, - родился в Харьковской области. В сороковом году попал в Одесское пехотное училище, окончить его не успел, началась война и его вместе со всем курсом отправили на фронт. Через полгода его тяжело ранило и оказался он в Сталинградском госпитале. После длительного лечения его признали негодным к строевой службе. В то время вся Украина была под немцами. Ехать в родные края солдату Красной Армии было смерти подобно, а тут сосед по койке твердит: «Едем к нам на Кубань, дивчата у нас дюже гарни!»
 
Вот так, случайно, отец и оказался в нашей станице. Приехал на время, чтоб переждать лихие времена, да так и остался на Кубани до конца дней своих.
На Украине у бабушки по отцовой линии  Колька был, был и в том селе, где родился его отец.

Село как село. В чем-то похожее на кубанские станицы. Такие же беленькие хатки, крытые камышом, с небольшими окнами. -- вспоминал Николай Семёнович, - такое да не такое. У нас улиц много, а там одна длиннющая улица. Чуть прошёл глядь, а там уже и другое село начинается. У нас к ближайшему населенному пункту идти долго,  в два часа, пожалуй, и не уложишься.

Степь вроде такая как и на Кубани, но было в ней что-то совсем другое. Что именно Колька так и не понял.  Все время нахождения там, в гостях, глаза почему-то упорно искали знакомые образы своей малой Родины и не находили.

Друзей среди местных пацанов Колька так и не завел. И не только потому, что был малообщительным. Часто разговор со сверстниками не получался из-за того, что большая часть слов были ему не знакомы и он не мог понять смысл сказанного.

-Особых чувств у меня там не возникло, кроме обычного интереса к новому и незнакомому, - вспоминал Николай Семенович — По приезду домой об украинских пейзажах я и не вспоминал и желания еще раз поехать в это село у меня не было.

В начале нулевых годов Николай Семёнович вдруг заинтересовался историей своей станицы. Потихоньку и незаметно он выяснил, что предки большинства его станичников из  Полтавской и Черниговской губерний.  Пришли они на Кубань в начале 19 века. Совсем недавно. Что тут прошло, всего-то 195 лет. Состав населения за это время сильно поменялся. Виной тому были две войны, Гражданская и Отечественная, голод в 33 году, индустриализация и смена строя в в 90-х годах .  И тем не менее получалось, что и  и отец, и  мать по крови украинцы и в 50-60 годах станичники пели украинские песни на украинском языке.

- Тогда я украинец, - думал Николай Семёнович, - тогда все, что происходило и происходит на Украине должно бы касается и меня.
- Ну, да. Это так, как вчера в автобусе, - ухмыльнулось второе я.
- Да, вчера я ездил рейсовым автобусом, - признался Николай Семёнович, - что скрывать, нравится  мне, время от времени, проехаться в общественном транспорте, побывать среди людей и ощутить общественную атмосферу.
 
Вот и тогда ехал  он привычным маршрутом в переполненном автобусе. Ехал  в город. В город Ейск. Все было как обычно. Также как и 50 лет назад. Одни  пассажиры  на остановке выходили из обычного салона, мало отличавшегося от автобуса из шестидесятых годов, другие заходили. Пассажиров было много, всем мест не хватало. Было тесно и неудобно, но атмосфера в автобусе была доброжелательной и спокойной. На  одной из остановок в автобус вошла и села в кресло рядом с Николаем Семеновичем девушка лет двадцати.  Девушка была очень похожа на Светку. Ну прям клон, как две капли воды – Светка. Такой же рост, такой же овал лица, такой же рост и такая же фигура. От неожиданности Николай Семенович даже растерялся и ему показалось,  что он перестал контролировать ситуацию. Вдруг появилось навязчивое ощущение, что автобус переместился во времени и пространстве и оказался в шестидесятых годах.

- Тот автобус, в котором Колька среди большинства пассажиров был младшим, остался в шестидесятом, - твердил здравый смысл, - а сейчас в автобусе большинство пассажиров годятся тебе во внуки,  а некоторые в правнуки. Да, и  Светка, все же,  родом с Урала, с белоснежным цветом лица и голубыми глазами.  Девушка же, сидевшая рядом с тобою, все же южанка, со смуглым цветом кожи и с серыми  глазами. Да, и волосы, у неё, скорей всего, обесцвечены. Показалось тебе, дедушка!

Вот уже несколько лет Николай Семёнович ловил себя на мысли о том, что он периодически задаёт себе один и тот же вопрос: «Почему он не задумался о происходящем на родине его предков. Что он сделал чтобы помочь соплеменникам. Почему у него нет желания разбираться в хитросплетениях сказанного и увиденного на экране телевизора.»
- Я воспитывался в русской школе на примерах русской истории, русской и советской литературы, на русской живописи и архитектуре, -  пытался оправдаться Николай Семенович, - из украинских писателей мне известны только два: Тарас Шевченко и Николай Васильевич Гоголь, да и того он всю жизнь считал  больше русским писателем, чем украинским.

 - Из политических деятелей на ум приходили Богдан Хмельницкий и Мазепа, Петлюра, Скоропадский и Махно, из последних Бандера, - рассуждал Николай Семёнович, - никто из них не привёл украинцев к самостоятельности. Создать самостоятельное государство с помощью другого государства ещё никому не удавалось. Ни поляки, ни немцы украинцам в создании своего государства не помогли и не помогут. Из истории Николай Семёнович знал, что все империи в конце концов рассыпались. По его мнению,  этот процесс начался и в России в семнадцатом году, но большевики, создав союзные республики, этот процесс приостановили. В девяностых годах ушли большевики ушли и союзные республики. Каждая из них строит свое государство по своим представлениям. Процесс этот длинный и не бывает бескровным и приятным. А чего вы хотели, некоторые вдруг окажутся у Власти.

Что стало происходить на Украине после распада СССР Николай Семёнович не понимал, да и не до того было. Своих проблем было, хоть отбавляй. На ходу формировались новые отношения, правила и законы, жестокие и беспощадные.

Когда отношения между Украиной и Россией испортились окончательно, а в средствах массовой информации разразилась настоящая жестокая и   беспощадная информационная война понял, что пора сомнений, раздумий, колебаний должна закончится. Но поставить большую жирную точку Николай Семёнович не мог.

Преобладающая часть украинцев воевала против немцев. На  стороне Германии была незначительная часть в основном из западной Украины. И вдруг внуки этого меньшинства  теперь навязывают своё мнение большинству. Это ненормально считал Николай Семенович.
 
Образ Степана Бандеры был сформирован в сознании Кольки ещё в отрочестве и изменить его в зрелом возрасте, пожалуй, не сможет  никто. Стать в ряды сторонников Бандеры, считал Николай  Семенович, значит предать и Родину,    и всех своих ближайших родственников.

-Нет мне с бандеровцами не по пути, - думал Николай  Семёнович.
Не мог он  согласится с  тем, что у России просто так, одним росчерком пера, забрали Севастополь и зажали Черноморский флот в угол, превратив его в ничего не значащую  группу кораблей. Слишком серьезной силой был и есть Черноморский флот, чтоб так легко и просто можно было бы его уничтожить. А Черноморский флот и Крым это одно целое. Вот и случилось то, что и должно было случится.
 
- Совсем недавно, буквально на третий день после первого мая, ехал я - рассуждал уже который раз Николай Семёнович - в автомобиле из Новощербиновской в Старощербиновскую. Это недолго, где-то, чуть больше получаса. День был пасмурным. Серые облака плотно облепили небо и надежно спрятали солнце. Было сыро, но дискомфорта не было. Не было и всё тут. Глаза скользили по привычной с детства картинке для начала мая. Сколько раз я это видел – считать не пересчитать. Поля, в большинстве своем, были зелеными от дружно прорастающей молоденькой пшеницы, а лесополосы ещё представляли собой серый массив стволов и голых веток. В лесополосах высажены в основном акации, а они у нас выбрасывают лист, как правило, за неделю или две до первого дня лета. К удивлению окружающая обстановка совсем, не портила настроение. Более того бесконечное зеленое поле озимой пшеницы навевало приятные мысли, поднимало настроение. Что-то было в этом бескрайнем поле, что заставляло смотреть на этот однообразный пейзаж с надеждой и ожиданием чего-то, что словами выразить удается далеко не всем и не каждому. Он совершенное не утомлял, а создавал спокойствие и умиротворенность, уверенность в завтрашнем и дне и осознание того, что эти мелкие неприятности и даже неприятное самочувствие, вызванное возрастом, проходящее явление. Вглядываясь в эти поля, обрамленные лесополосами я каждый, раз удивляюсь, как природе удается с помощью небольшого набора красок создать этот пейзаж, которым любуется каждый, кто оказался в степи. За что я люблю эти поля я не знаю, но здесь мне хорошо и удобно. Здесь мой дом.
  А на Кубани, моей малой Родине, хорошо в любое время года. Вот весна наступила. Иду по улице и слева,  и справа, и впереди, и сзади изумрудная сочная травка,  а по ней желтые цветочки одуванчика, сочетание изумительное и не передаваемое. Иду и не пойму, куда дорога ведет? На кладбище? Так нет, ущипнул себя. Больно! Знать, живой! К славе? Так за плечами несколько простеньких рассказов, годы да болячки. Для  Славы маловато будет. Все не то. Это дорога домой.
 
Так кто же я, русский или украинец.