Карлсон Послесловие

I'm so happy. Cause today I found my friends.
They're in my head.
 I'm so ugly. But that's OK.
'Cause so are you. We've broke our mirrors.
Sunday morning. Is every day for all I care?
And I'm not scared.
 Light my candles.
In a daze cause I've found god…

  «Lithium»    Kurt Donald Cobain   


В этой маленькой комнате, в которую свет пробивается только через небольшое зарешеченное окно, а разбиться о стену невозможно, так как она обита какой-то дрянью, скорее всего поролоном и дерматином, одному во всем целом свете очень трудно ждать друга, который покинул тебя много лет назад...
-Койка неудобная, верчусь полночи и уснуть не могу... когда же все это кончится? Сколько я уже здесь? Мама! Аааа! Сколько можно?! Да еще и психи одни кругом! Сестра! Сестра-а! Аааааааааааааа!!!
Сколько ни кричи, а толку никакого аж до самого утра, а единственный толк, если услышат – ксанакс или того хуже – литий, или все-таки ксанакс? Или литий? Илилитий? Ха! Илилилилитий! Литий... ксанакс... литий... ксанакс... литий... ксанакс... литий... СТОП!! Валиум.
И это была моя последняя мысль, потому что это был именно он, и проснулся я только утром. Принесли завтрак. Как можно жрать эту отраву? И! Что самое главное! Ну какой, мать его, тразодон после такой дозы валиума?! Хотя мне еще повезло, Крис еще спит, значит там что-то посерьезнее. Еще бы, так орал ночью, бедняга. Стоп! Что за шорох? А, это Алиса, как я рад тебя слышать, утро без тебя не утро, день не день и ночь... что такое ночь, если не ад! Но об этом после...
-   Алиса, утро! – у нас тут не принято говорить «доброе утро» или «добрый день», и, тем более уж «спокойной ночи», так как ничего доброго и спокойного здесь нет, кроме, наверное, той самой Алисы. Само только имя ее заставляет меня улыбаться.
- Утро, Свантэ, утро. – как уныло сегодня звучит ее голос. Как и обычно. Не помню, что бы этот тихий, грустный голос звучал по другому, если только, когда последний раз ночью она  отбивалась от пьяного санитара. Эх, не было б этой двери... – Как ты, Свантэ?
- Как всегда, отлично! А ты?
- Тоже. – Идиотские стены, приходится кричать или прислушиваться. Можно конечно попросить кого-то говорить погромче, но ее я об этом просить не стану, это же Алиса. Вот, черт, снова эта глупая улыбка... и тишина, едкая, гнусная тишина, чтоб ей пусто было, а ей и так пусто. Она и так рада побыть здесь хотя бы пару минут, хотя бы немного, и мы с покорностью и уважением впускаем ее сюда.
- Утро, Свантэ! Утро, Алиса! – это проснулся Крис, видимо я ошибся с его препаратом, или с дозой. Ну, и, как всегда: «три, четыре...»
- Утро, Кристофер! – хором говорим мы, и в ответ (тоже как всегда) слышим...
- Ну сколько можно? Я же просил вас! Просто Крис! – и снова наши улыбки, которых мы не видим, но чувствуем, очень сильно чувствуем, ведь если не чувствовать, то можно и с ума сойти!
- Что на этот раз, Крис?   
- А хрен его знает! Не успел ни прочитать ни спросить, но похоже на либриум! По отходняку, так точно он! А у тебя?
- Валиум!
- Я думал будет ксанакс.
- Я тоже.
- Идиоты, вам не надоело? Это ж почти каждый день. – вмешалась Алиса, хотя и вмешивалась она тоже почти каждый день.
- Нет! – уже в который раз отвечаем мы и ржем так, будто это действительно смешно. И тому есть оправдание. Тразодон начал плавно действовать... И Алиса улыбнулась, а куда деваться? Один на троих диагноз - одни и те же препараты. Снова помутнение, необоснованная радость, которую сложно назвать радостью, и так будет почти до обеда. Сейчас Криса понесет, и он начнет пороть какую-то чушь, нам будет улыбчиво, временами даже смешно (если не очень громко, не до истерики, чтоб санитары не пришли успокаивать), ну, а пока? Наслаждаемся бредом! А куда деваться?
- Свантэ, как ты думаешь...
- Нет, Крис, не думаю.
- А может все таки думаешь?
- Думаю, конечно... я постоянно думаю – сам посмотри.
- Где?
- Везде...
И мысли мои летали повсюду. Сначала была одна, потом на нее наматывалась другая и третья, четвертая... потом они роем жужжали вокруг меня, вертелись во мне спиралями ДНК, бились о стены и падали на пол, более удачливые из них пробирались за пределы палаты: одни заходили в гости к Крису и обсуждали с ним план побега, другие обволакивали нежностью и заботой Алису, оберегая ее от всех бед в этом мире. Еще были мысли, что неслись далеко отсюда – мысли о доме, о маме с папой, о Боссэ и Бэтан, они мои брат и сестра. Часть мыслей просто летала над крышами Стокгольма, не желая возвращаться в стены «Данвик Толгауза», просто летали. Появилась тревожная мысль, ни о чем, просто тревожная, потом другая – уже больше похожая на страх, нежели на тревогу, и она росла во мне, превращая светлые мысли в себе подобные: страшные, отвратительные, угнетающие... и они сплетались вокруг меня, образуя ужасную воронку из которой нельзя выбраться, от которой нельзя спрятаться, в которой хочется кричать, но не можешь, потому что задыхаешься от собственного страха и бессилия перед его лицом! Прошла еще секунда и... мыслей как ни бывало. Пока они были, казалось, что этот хаос не закончится никогда, миг превращался в вечность. А тут – раз! И все куда-то исчезло! Словно ничего и не было, будто это был гипноз или плохой сон, будто какой-то добрый волшебник щелкнул пальцами – и все прошло. И от этого не хотелось даже представлять, что это может повториться. Но! Это повторилось. С начала так же, потом с новой силой, гораздо мощнее, чем в первый раз, потом в обратном порядке, и эти последовательности повторялись, приобретая новые формы, разветвляясь и заворачиваясь, образовывая новые воронки. Я даже попробовал вывести закономерность появления той или иной цепочки мыслей и каждой мысли в отдельности, получилась весьма забавная формула, только она напомнила мне неправильные решения задач первоклассником, где в результате приходилось делить, складывать, вычитать или умножать между собой абсолютно ничем не связанные величины, и ответ получался настолько бредовый, что выходил за рамки понимания даже самого извращенного и нестандартного мышления. Сквозь всю эту ахинею я вдруг услышал что-то родное, близкое и теплое, будто кто-то звал меня по имени... так оно и было.
- Свантэ! – с трудом пробился сквозь дебри полусна знакомый голос.
- А? – ответил я, еще не понимая с кем я говорю и должен ли я вообще что-либо отвечать, но голос был знакомый, и, к тому же, я уже откликнулся. 
- Свантэ, мать твою! Ты куда пропал? Я тебя уже раз двадцать звал! Я думал ты там кони двинул!
- Крис? – конечно же это был Крис, но, в кой это веке раз, я был неимоверно рад его слышать, и просто лишний раз хотел удостовериться, что это именно он, а не очередная, потерявшая вектор, мысль.
- Конечно я! А кто же еще? Ты тут совсем умом тронулся!
- То есть то что мы здесь еще не показатель?!
- Лично я себя умалишенным не считаю!
- Ага, в тюрьме тоже все невиновные. – послышался голос Алисы.
- Тоже мне! Уголовница! Сколько ты там была? – подстегнул Крис.
- Предостаточно – с тем же невозмутимым спокойствием ответила она.
- Значит ты тоже не виновна ни в чем?
- Виновна. – не смотря на спокойствие Алисы, не трудно догадаться, что эта тема ей далеко не в радость. Еще бы! Попасть в «Данвик» на принудительное лечение, прямёхонько из зала суда, после года заключения за убийство подонка, который тебя изнасиловал – это вряд ли кому-нибудь понравилось бы,  и потому я решил покончить с этим.
- Стоп! Хватит! Извини, Алиса! Чего ты хотел от меня?
- Не надо за меня извиняться! Что она лезет со своими тюремными замашками?! – видимо спустить дело на тормозах у меня не получилось, обидно. – Кто тебя вообще спрашивал?!
- Крис, успокойся! – продолжал я, но безрезультатно.
- Не надо меня успокаивать! Подругу свою успокой! Лишь бы ляпнуть что-нибудь! – голос его начал срываться на крик, от злости он временами пищал, как истеричная баба. Мы с Алисой оба знали, что ни мой крик, ни тем более ее невозмутимый голос, его не успокоят. И потому мы просто молча ждали прихода санитаров. Крис ведь тоже знал, что они придут, вколят ему какую-нибудь гадость типо проликсина, аминазина или галоперидола, и натянут на него смирительную рубашку. И потому мне интересно – это мазохизм, зависимость от нейролептиков, проявление психотического беспокойства или непонятный анархический бунт, нацеленный проверить нас и санитаров на прочность? Сегодня мне узнать это было не дано, так как в палату к Крису ворвались санитары.
- Подержите его! – скомандовала медсестра.
- Уберите руки, твари! Куда лезешь, обезьяна? Мозга нет, так подался в санитары?! –из палаты Криса, помимо его крика и истерического смеха, доносился топот. Я удивляюсь, как он умудряется каждый раз так долго убегать от санитаров на такой маленькой территории. – Я сказал отвали, жирный ублюдок! Сука, не подходи - башку снесу! Ааааааааааааааааааааааа!!!!!
- Да вы можете его подержать или нет?! – раздался голос медсестры, за которым последовал смачный шлепок, а за тем еще один более глухой, но со странным хрустом. Крис притих на пару секунд, и заговорил по-новому:
- А что у нас сегодня на обед, сестричка? – он сплюнул пару раз, наверное собственную кровь, - И чего это мы молчим? А может как-нибудь заглянешь одна, без своих быков? – раздался очередной шлепок и стон Криса, но он не умолкал – Э! А чего так много? Ты что обиделась? Может не надо? Что ж вы делаете, звери?! – голос его становился тише и спокойнее – послышался шорох смирительной рубашки и стук каблуков уходящей медсестры, - Свантэ, Алиса, до завтра. Алиса, извини. А с тобой, обезьяна тупоголовая, мы еще поговорим. – сказал он усмехнувшись и замолчал.
Доза видимо действительно была большой, и этот бунт, как и любой другой нашел своё хоть и безрадостное, но логичное завершение. Двери каюты закрыты, матросы покинули мостик, счастливого плавания, капитан!
Воцарила тишина. Как обычно бывает после таких истерик, я не смог найти темы для отвлеченного разговора, Алиса тоже. Мы сидели и молчали. Я пялился сквозь решетку на небо в окне и думал о том, что давненько нас не водили к лечащему врачу, и что же это за лекарства были в завтрак, так не похожие на тразодон? Приближался обед. И он приблизился на столько, что даже прошел. На этот раз без антидепрессантов - что удивительно, но и без прогулки – что не удивительно, благодаря нашему другу Крису. Все еще тишина, снова клетчатое небо, только Алиса напевает свою любимую песню: The Doors “Riders on the storm”. Наступает на редкость тихая ночь.

Как-то подозрительно – утро, а у меня хорошее настроение.
Я что, уже дома?
Ущипните меня.
Никто не щипает. Два варианта: либо некому щипать, либо надо сказать это вслух.
- Ущипните меня.
- Дай кувалду!
- Зачем?
- Стену сначала разобью!
Не дома. Вот дьявол! Зато состояние нормализуется. Или нет?
Нет. Хм! Странно. Видимо что-то действительно изменилось. А завтрак был?
- А завтрак был?
- Утро, Свантэ!
- А, да! Утро, Крис! Утро, Алиса!   
- Утро, Свантэ. Чем тебя напичкали? Скоро обед.
- Ничем.
- Как ничем? Тебя же не будили.
Удивление Алисы меня не удивило, так как меня удивило то же, что удивило ее. Что-то тут нечисто. Вы еще скажите, что сегодня будет вольная прогулка, а я поржу!
- Обед! – проорала дежурная по этажу, очень вовремя, я как никогда хочу жрать!
Я конечно все понимаю, но отсутствие нейролептиков в организме, возможность поспать, вкусный обед и вольная прогулка – это слишком. Хотя я доволен... Любимая лавочка под деревом, Алиса рядом, никто не докучает, жаль только Криса оставили в палате, нет, я вру – я рад что мы тут вдвоем. Просто молчим, просто смотрим куда-то вдаль, просто наслаждаемся моментом. После этой проклятой палаты и трава зеленее, и небо глубже, и чувства ярче, и ветер нежнее, и мир добрее, и вроде все к лучшему, и даже палата не такая уж проклятая, и до самого вечера. Вечером мы вернулись в палаты, а перед самым ужином Алису увели к главврачу.
- Как погуляли?
- Отлично. Как твой нос?
- Нормально. Сломан.
- Уроды!
- Да ладно! Все нормально – сам нарвался! Как еще их заставишь вколоть что-нибудь посильнее?!
- А оно тебе надо?
- Так время летит быстрее.
- Тебя же так никогда не выпустят.
- А что делать там? Там дурдом похуже нашего! И слишком все реально, а тут покорчил из себя психа, задвинули и вжжжжжжжжж... белый шум и четвертое измерение.
- Тебе, видимо, совсем мозг электрошоком спалили.
- У меня с мозгом все в порядке!
- Ты извини конечно, но это первый признак.
- Ну выйду я и что? Что там делать? Возвращаться в дом, к тем людям, которые меня сюда запихали?
- Зачем? Сам живи.
- Самому мне и тут неплохо!
- Так живи не сам, с кем-нибудь.
- Тебе легко говорить, выйдешь, сойдешься с соседкой, нарожаете психов.
- Перестань.
- Хоть ты меня не лечи! Лекарей хватает!
- Ладно, дело твое.
- Конечно мое! Не ваше точно! Вам до меня вообще дела нет! Воркуете там вдвоем с этой уголовницей!
- Не трогай Алису, что она тебе сделала?
- Ничего, просто...
- А, в этом проблема?! – я честно пытался съехать на шутку, но сказанное дальше отключило во мне не только дипломата, но и клоуна.
- Просто я не люблю шлюх и убийц!
- Как ты сказал?
- Плохо расслышал? Повторю – шлюха и убийца!
- Ты лучше забери свои слова обратно!
- С чего вдруг? Ты думаешь, ее просто так позвал «главпсих»? Поговорить?! Ему поди санитар про нее рассказал, так она теперь и главного ублажает!
- Заткнись, скотина!
- А то что?
- Урою, сука!
- Хаааааааа! Вот ты зарядил! Ну давай! Что мешает?! Ой, да тут стеночка! Незадачка, Свантэ! А чего ты за нее так печешься? Думаешь и тебе даст?
Это чувство я даже описать не могу, просто свело все тело, слезы брызнули из глаз, горло казалось сейчас взорвется криком, но вместо этого я смог только прохрипеть:
- Замолчи, тварь. – звук пропал не только в горле, он пропал везде. Но пропал не полностью, так бывает, когда ты под водой  - все приглушенное и булькающее. Я не слышал ни его, ни себя. Мы орали, пока не пришли санитары. Звук прорезался. Щелкнули замки, ворвались санитары и сестры. Только не это! Сейчас задвинут и я уже не услышу Алису сегодня.
- Не надо, пожалуйста.
- Вколите ему побольше! Он псих! Он обещал меня убить!
- Не надо! пожалуйста! – но было поздно, что-то разлилось по телу обжигающей волной, звуки стали электронными, я ослаб, Крис тоже утих, на меня напялили смирительную рубашку. Хлопнули двери, щелкнули замки, вернулась Алиса, что-то спросила, но я ничего не понял, жаль, придется ждать утра.
Снова какой-то бред, звон в ушах, ничего, что напоминало бы о реальности, снова крыши Стокгольма, вороны тычут в меня когтями и ржут. Смотрю на небо, небо приближается, разбивается об асфальт, осколки его превращаются в ртуть и стекают по стенам домов вверх, превращая их в зеркала, зеркала плавятся из них вырывается пламя черного, поглощающего все вокруг себя огня... темно... ничего нет... пропал звон... от куда-то из-за спины слышен легкий шум, он усиливается, похоже на водопад. Странно! Может лучше не оборачиваться? Но я, естественно, оборачиваюсь, а никакого водопада нет, только один огромный мегафон из которого слышно шипение, оно прерывается неистовым криком: «Утро, Свантэ!».
Я резко вскочил с койки, оглянулся по сторонам, и обрадовался, увидев свою палату, свой завтрак, и не обнаружив на себе ни рубашки, ни ремней. Крика, как выяснилось, никакого не было – это Алиса, как всегда почти шепотом говорила со мной.
- Утро, Алиса. Утро, Крис!
- А Криса нет.
- В смысле нет? Как нет? Куда?.. Где он?
- Успокойся, он в карцере.
- Хмм, даааа...
- Что такое, Свантэ?
- Странно, почему я не там.
- Не знаю. – голос ее показался мне более грустным, чем всегда. – Знаешь, Свантэ..?
- Что?
- А меня завтра выписывают.
- Чт... – почему-то первое, что пришло мне в голову – это глупое «что?», будто она  виновата в том, что её выписывают, будто это плохо! Но второе чувство, не менее искреннее, чем эгоизм, оказалось радостью. И я опять расплылся в этой дурацкой улыбке. – Я так рад за тебя!   
- А я нет.
- То есть как?
- Я боюсь, Свантэ.
- Чего? Что может быть страшнее, чем то – что происходит с нами здесь?
- Боюсь, что не услышу тебя больше, не увижу, не смогу дотронуться до тебя...
- Что значит не сможешь? Я выйду и найду тебя, я же помню твой адрес наизусть! Я обязательно найду тебя! Не бойся! – я сел у стены, которая разделяла наши палаты, и прижался к ней. Но я прижимался не к стене, а к Алисе, я чувствовал, как дрожит ее тонкое, хрупкое тело, больше всего в мире мне хотелось её обнять сейчас крепко, но не сильно, стать камнем вокруг нее, оберегая ее от всех и вся!
- Я хочу верить, что ты меня найдешь, а если нет? А если ты забудешь? Если... – она заплакала, и от ее слез стало так больно, точно бы из самого моего сердца лезет наружу тупое лезвие с зазубринами. Меня начало трясти, хотелось орать, но я понимал, что нельзя. И я напрягся что было сил, до хруста в суставах, пока не свело мышцы. – Если они напичкают тебя этой дрянью так, что ты забудешь меня? - я собрал в себе все силы, что были и выпалил:
- Я никогда тебя не забуду! – стало проще дышать – Слышишь меня? Я никогда не смогу забыть о тебе! И никому не позволю заставить себя забыть тебя! Верь мне! Маленькая моя! Моя хорошая! Никогда! Никогда. Никогда... никому. Есть только ты и я, больше никого нет.
- Есть они.
- Никого нет, только ты и я. Ты и я. Веришь мне?
- Я верю тебе, Свантэ, только тебе верю.
- Вот и хорошо, тихо, девочка моя, тихо. Все хорошо. Ты и я...
Мы  сидели около стены еще часа три, если не больше. Любовь пронизывала все вокруг, стена растворялась в ней, давая нам возможность быть ближе. Стало гораздо спокойнее. Потом пришел обед, опять без антидепрессантов, но и без прогулки. Без прогулки для меня, а Алиса сама отказалась, не смотря на мою просьбу и уговоры медсестры. И я был этому отчасти рад. Она понимала, что завтра уедет отсюда, а когда выпустят меня, одному только «глав»-у известно. Она хотела побыть со мной, и это грело... 
Пришло проклятое утро прекрасного дня отъезда Алисы. Я проснулся раньше побудки, либо от ломки, либо от осознания того, что близкий мне человек сегодня уедет, хотя особой разницы между этими состояниями я не вижу. И как только все эти чувства во мне умещались? Боль, радость, любовь, грусть, тревога, забота, обида, злоба и ненависть, в тот день превратили мою душу во что-то похожее на то, во что колеса машин превращают не асфальтированную дорогу в разгар осенних дождей.
Даже Крис в тот день воздержался от шуток, издевок и зависти. Мы смеялись и плакали, вспоминали, обещали и клялись, и снова смеялись и плакали, и казалось - это будет длиться вечно, но она уехала…
Первую часть дня после отъезда Алисы мы с Крисом провели практически в полной тишине, перекинувшись лишь парой фраз, собственно вторая часть его от первой ничем не отличалась.
Я представить себе не мог, что сейчас чувствует Алиса, это хрупкое, нежное создание, если меня так разрывает на части. Стало грустно… как много мы друг другу обещали, и где это всё?

День… неделя… месяц… и еще четыре месяца прошло, но ничего не меняется. Меня снова начали пичкать всякими умоубивающими вкусностями. Они говорят это депрессия, как я ни пытался им объяснить, что это нехватка Её – всё без толку. От Алисы ничего… ни слова, ни полслова – НИ-ЧЕ-ГО. А Крис? Сначала санитары выбили из Криса остатки мозга, а потом, якобы случайно, сестра вкатила ему передоз лития от чего он и скончался, как и хотел. Ни ЭШТ, ни все «чудесные», имеющиеся на вооружении у местных «психов», препараты мне явно не помогают, в общем, дела идут хреново, мой дружище, Карлсон! Вот теперь еще и ты вернулся.
- Да уж.