Четвертая треть ее жизни. о нине кривошеиной

Это неправда, что лучшие воспоминания о XX веке уже изданы и прочитаны в России.
Недавно московское издательство «Русский путь» и Русский общественный фонд Александра Солженицына познакомили читателей России с одной из самых ярких книг, которая когда-то была зачитана до дыр в кругах русской эмиграции.
Это - воспоминания Нины Кривошеиной «Четыре трети нашей жизни».

Семья Кривошеиных, из которой происходил муж Нины Алексеевны, Игорь Александрович Кривошеин, хорошо известна знатокам русской истории.
Отец мужа - министр земледелия в последнем царском правительстве.
Дядя - архиепископ Брюссельский и Бельгийский Василий Кривошеин, один из самых известных церковных  историков двадцатого века, автор  монографии о Симеоне Новом Богослове.
Семья Мещерских, к которой принадлежала Нина Алексеевна, знаменита не меньше.
Ее отца, Алексея Мещерского, который прошел путь от директора провинциального завода до главы российской тяжелой промышленности (он поднял на европейский уровень Сормовские, Ижевские и Коломенские заводы), журналистская братия  именовала русским Фордом, Горький - тираном, Ленин - архижуликом.
Первая любовь юной Нины Мещерской - 19-летний композитор Сергей Прокофьев; родители Нины против их брака, побег влюбленных не удается.
С тех пор жизнь Мещерской становится сплошным бегом: в 1919 году - по льду в Финляндию, в 1948 году - вслед за депортированным мужем из Парижа в Советскую Россию, в 1974 году - из СССР обратно во Францию. В Париж.
Обстоятельства жизни любого поколения остаются неизменными, подобно двадцати архетипическим литературным сюжетам. Зато таинственные повороты, по которым движется та или иная судьба, несут такой же отпечаток  неповторимости, как страница книги - след литературного стиля. 
Способность видеть причудливое, почти фантастическое в бытовых ситуациях, ощущение рассыпанных по жизни знаков судьбы, могло бы определить литературный стиль Нины Кривошеиной.
Но эта способность определила стиль ее жизни.
В конечном счете - атмосферу ее воспоминаний «Четыре трети нашей жизни».
При большевиках Нина Мещерская умудрялась пройти и выйти из режимного Кремля без пропуска.
После бегства по льду в Финляндию оказалась под угрозой выдачи Петрограду: с трудом доказала, что является дочерью собственного отца.
Дружившая с матерью Марией, чудом не попала в гестапо в Париже времен оккупации.
Чудом выжила и избежала ареста в сталинской России.
Чудом вырвалась из России брежневской.
Рассказывая об удивительных обстоятельствах своей жизни, Нина Кривошеина в любых обстоятельствах находит что-то необычное, чего другие не замечают по рассеянности или по бессилию описать - как невозможно было никому другому описать счастливое лицо девочки, которая танцует в приемной НКВД в ожидании свидания с отцом.
Передавая рассказы о своем детстве в маленьком имении Долгушка, Нина Кривошеина вспоминает, как отец любил забежать в еврейское местечко к цадику, который учил его Каббале.
Задолго до 1917 года «русский Форд» Алексей Мещерский, не переносил числа 17, которое, по объяснениям цадика, означало: «Нет жизни».
«Он быстро складывал сумму цифр на номере такси, и если оказывалось, что 17 - ни за что в это такси не садился», - вспоминает его дочь.
(Интересно, что звезда Императорского балета Матильда Кшесинская, чьи «Воспоминания» нашли читателя в России гораздо раньше, напротив, после отъезда из России считала число 17 счастливым и любила ставить на него в казино).
Как и положено в крепком литературном произведении, через много лет и страниц жизнь Нины Кривошеиной вдруг вернется  к эпизоду, в котором мелькнет имение Долгушка, дом цадика и число 17.
В 1946 году семья Кривошеиных вдохновленная победой СССР в войне, обменяла эмигрантские нансеновские паспорта на советские. Воодушевление части эмиграции было столь велико, что висевший в детской сына Никиты императора Николая П был заменен на изображение генералиссимуса Сталина.
Правда, в 1947 году муж Нины Алексеевны, недавно освобожденный из Бухенвальда, был арестован и депортирован, как советский гражданин, в назначенный ему для жительства город Ульяновск. Необходимо было ехать за ним.
Силы судьбы, вытолкнувшие дочь крупнейшего промышленника из России, теперь влекли ее обратно: без денег (семья только что пережила оккупацию), книг (в СССР - цензура), кухонной утвари (реэмигрантов предупреждали, что жадные пограничники отбирают даже сковородки).
Тогда, вспоминает Кривошеина, на советский пароход «Россия», отправляющийся из Марселя в Одессу весной 1948 года, вместе с реэмигрантами поднялась группа еврейских юношей и девушек.
Они ехали сражаться за государство Израиль.
Сами только что  пережившие ужасы Холокоста, они видели в глазах русских эмигрантов, обреченных на возвращение в СССР, что-то мучительно знакомое.
«Они вслух нас жалели, пробовали кидать нам апельсины. Стараясь понять, почему же нас так странно охраняли в Марселе,  спрашивали: «Кто же вас заставил?»
О, этот вопрос еще годами будет нас сопровождать в жизни! – восклицает Нина Кривошеина.   
«Не могу похвастать, что я уже тогда, на «России», все поняла, нет, но от окружающих меня людей, от всех этих советских людей иного поколения - дипломатов, помощников капитана, подавальщиц в черных тугих платьях, в модных туфельках на невозможно высоких каблуках - от них всех шла ко мне телепатическая передача: я чувствовала, как они меня воспринимали - тут были и жалость, и насмешка, и злобное отталкивание  и, главным образом, полное несовпадение мироощущения».
Так начиналась жизнь ее семьи в СССР…
Когда-то в 20-е годы молодой Набоков похвалил ее «легкий слог». Он бы сумел по достоинству оценить восхитительную точность  деталей в ее мемуарах: чернильное пятно на ладони, которое героиня тщетно пытается скрыть во время первого свидания с Сергеем Прокофьевым. Трех пожилых гувернанток, каждый день встречающихся в парижском кафе 20-х годов, чтобы ностальгически вспомнить своих воспитанников в России.
Немецких солдат, обедающих в одесском лагере для военнопленных «Люстдорф»под вальсы Штрауса, платяной шкаф, мокнущий во дворе, потому что не влез в выбитую с боем комнату.
И – слепых влюбленных, ульяновских студентов Костю и Настю, которым автор воспоминаний за несколько рублей нанимается читать древнегреческого писателя Ксенофонта…
В этой действительности, полной деталей, неправдоподобных, как  сновидения, семья Нины Алексеевны жила до начала 70-х годов XX века.
Ее муж Игорь и сын Никита отсидели в СССР по статье «шпионаж» по 10 лет и по 3 года.
И тогда – после этого ужаса - когти власти, с конца 40-х цепко державшие французских реэмигрантов, вдруг разжались…
Семье разрешили покинуть СССР.
Без объяснений.
Словно в награду за выпавшие в России мучения, к Нине Кривошеиной и ее близким снова вернулись ставшими родными бульвары Парижа.
Семья назвала чудо своего возвращения во Францию «четвертой третью нашей жизни».
В мемуарах, начатых в Париже по предложению Александра Солженицына, Нина Алексеевна уже не успела написать об этой «четвертой трети».
Возможно, потому, что рассказывать о прозрачном и понятном Париже после фантасмагории послевоенных Ульяновска и Москвы было нечего.
А может быть, просто не хотелось… 
На презентацию воспоминаний своей матери в московском издательстве «Русский путь» Никита Кривошеин приехал с семьей из Парижа.
Когда-то Надежда Мандельштам, волей судьбы оказавшаяся вместе с французской реэмигранткой среди преподавателей  Ульяновского педагогического института, называла его, родившегося во Франции и брошенного судьбой в СССР, «трагическим мальчиком».
Теперь мытарства семьи Кривошеиных закончились.
Судьба не дает нам вынести больше, чем мы можем.

На фото: Нина Кривошеина после возвращения в СССР. Фотография на паспорт, Ульяновск, 1948 год.


Нина Кривошеина родилась в 1895 г. в Санкт-Петербурге в семье крупного банкира и предпринимателя, владельца Сормовского и Коломенского заводов А. П. Мещерского. После революции, ушла в Финляндию по льду Финского залива. Супруга И.А. Кривошеина. Активный член партии «младороссов». В 1948 году возвращается в СССР, переживает арест мужа и сына. В 1975 г. снова эмигрирует в Париж, где пишет свои воспоминания «Четыре трети нашей жизни», позднее послужившую основой для фильма «Восток- Запад». Публиковалась в журналах «Вестник РСХД» и «Звезда». Скончалась в 1981 г. в Парижа и похоронена на кладбище Сент-Женевьев де Буа под Парижем.   
Библиография: Четыре трети нашей жизни. - Париж: YMCA-Press, 1984 (2-е издание - М.: Русский путь, 1999) (Французский перевод - Les quatre tiers d'une vie. - Paris: Albin Michel, 1987).