Голоса, 1

      
               

      Шла поздняя осень. Вернее не шла, а текла, то висящей моросью, то проливающимися дождями с пасмурного неба, с низких, устилающих всё пространство от горизонта до горизонта, тёмно-серых дымчатых туч.
     А мокрый город и зо дня в день жил своей обычной жизнью. На тротуарах старый потрескавшийся асфальт с не просыхающими, отражающими тоскливое небо лужами, и валяющихся на нём какими-то отломанными веточками да листьями, что к концу осени поменяли цвет от зелёного до жёлтого. С отяжелевшими влажными деревьями над ним, - всё равно вёл  мой взгляд к красоте, вековой и насыщенной жизнью. Молодые мамы катили свои коляски по ямкам и неровностям тихо и терпеливо. Но там, где поменяли асфальт на новую плитку, я чувствовал себя уютней и свободней. Да, и наверное каждый кто шёл по обновлённому пути.
     Последний месяц осени, - уже показывали свой краешек морозы и будущие снега. Но на самом деле в моём городе такое предупреждение природы могло оказаться  и неправдой. Мороз лишь  дня два пощиплет за щёки, а снег, может быть чуть дольше, жидкой кашицей заставит прохожих смешно зашлёпать всё по тем же тротуарам. Правда смеха, на самом деле, здесь никакого нет. Людей больше тянет к сердитости на свои разъезжающиеся ноги. Хотя бывает, что кто-то и захихикает, наверно на пару с самой природой. Мокрый грязный снег разлетается во все стороны! Такая смешливость сохранилась от детства. Вот где главная причина весёлости в зимнюю слякотную погоду. Великовозрастные дети вышли на прогулку. Но когда ребёнок в их настроении исчезает, забывается,  то тогда от опытных взрослых людей можно услышать всякое.
    Я брёл домой по мокрому тротуару, а насыщенный влагой, холодный воздух, словно не замечая никакой одежды, пробирался до самой кожи. И беззащитное тело начинало стыть, и непроизвольно подрагивать. И сжимая остывающие плечи, живот, хотелось попасть побыстрее домой, в тепло. А если у меня в голове и были какие-то мысли, то они стали маленькие, спрятались, а главенствовала только одна: как можно раньше добраться до своей квартиры.  Я частым шагом, засунув озябшие руки в карманы осенней куртки, наконец-то приблизился к своему дому.
     Он возвышался, как добрая сказочная избушка в четыре этажа. От висящей мороси казавшийся чуть перекошенным и слегка расплывшемся, нечётким изображением. Где за застеклёнными окнами все счастливы и готовят вкусную еду.               
     Я стремительным шагом прошёл через двор, приложил к замку подъездной двери ключ и открыв её вошёл. Уже там, в общем коридоре запахло жильём, по сравнению с нынешней улицей. Почувствовал некое подобие уюта: кругом было сухо, чисто, коврики перед дверьми. Тишина. И всё это чувствовалось по-особому, потому что пропал характерный слякотный звук насыщенной влагой атмосферы, строений, растений, земли.
    Я подошёл к своей двери. Цельнометаллическая, покрашенная в коричневый цвет, с лаком, с глазком, почти напротив моих глаз. Он стеклянно, темно и таинственно поблескивал. Но я знал, что дома ещё никого нет. Жена должна была прийти с работы позже, примерно через час. Дверь открылась легко, как-будто сама — нараспашку, словно ветер дунул. Включил свет в коридоре и закрыл её сразу же  на замок. Но стало приятно, что дом, как и человек, может  ждать меня. Я снял намокшую кепку, потемневшую от влаги синию куртку и отяжелевшие полуботинки. С удовольствием засунул ноги в податливые матерчатые тапки. Сразу же стало хорошо и уютно. Тепло. Ко мне тихо подошёл серый, с белой грудкой и белыми лапками кот Барсик. Который мурлыкая потёрся головой о мою мокрую штанину. Я наклонился и погладив его по приятной на ощупь короткой мягкой шерсти, почесал за ушками. Он поднял ко мне свои кошачьи глаза, бледно-жёлтые с серым, с большими чёрными зрачками, и счастливо посмотрел. Я выпрямился и подумал, что в жизни и хорошее бывает: хоть кто-то меня ждёт, по-настоящему, кому-то уже не достаёт меня, даже, если разлука протянулась в нецелый день. А затем пришла мысль: да, это пока не нашкодил. Но сердитость на маленького игруна долго держать не получается, когда и сам он может повиниться, и наши взаимоотношения возвращаются к семейной добросердечности. Что же касается моей жены Ирины, то она тоже меня ждёт. Но, как стоит шкаф на своём месте, так он и должен там стоять, висит люстра на потолке, значит та там и должна висеть, показывает, работает телевизор со своей тумбы, так тот и должен светить нам интересными передачами со своего места. Вот и я являюсь частью всего этого. Необходимой. И если меня вечером нет, то значит в квартире что-то пропало, чего-то не хватает. Хоть иной раз и говорит, что любит. Я ей верю. Потому что в нормальной семье должна быть любовь.
    Но с любовью на самом деле не всегда бывает всё просто. Она имеет такие оттенки, что оказывается мои глаза такого и не встречали, и ума моего, сердца на подобное проявление  возвышенного чувства не хватало. Но сейчас не об этом. Всё-таки нужно идти последовательно: то есть после мокрого леденящего холода и привычного ритуала в прихожей, нужно пройти на кухню да попить горячего чая с вареньем. К чему и приступил, первым делом поставив блестящий чайник на огонь газовой горелки. Достал из кухонного шкафчика расписную кружку с чайной ложкой, а из холодильника банку клубничного варенья.
     Жизнь идёт как-то незаметно. Час за часом, год за годом и нам с Ириной уже по тридцать лет. А не по двадцать, как было совсем недавно. И говорят, что так всегда. А в пятьдесят мы ещё больше будем удивляться, как всё скоротечно. Я обычный мужчина, ещё достаточно молодой, ростом под метр восемьдесят, с нормальной фигурой, без каких либо отклонений, сероглазый шатен. Каких в общем-то немало. Но почти каждый человек чувствует в этом мире хоть небольшую, незначительную, но свою индивидуальность. И это нормально. Правда бывают случаи, когда скромное чувство индивидуальности перерастает в величие и тогда всех Наполеонов, царей, Чингизханов, инопланетян селят рядом в отдельном специальном доме. И если порой этого не сделать, то в стране, и даже на континенте может случиться большая беда.
     За радиатором батареи тихо и осторожно зашуршало. Наша квартира находится на первом этаже , но мыши в ней никогда не водились. Наверно не потому что им трудно подниматься сюда, просто их  здесь не было. Так что скорее всего опять кикимора Глая знак подаёт. Наш четвёртый член семьи, - весьма необузданная девица. Если со мной она ещё находится в постоянной дружбе, то с женой поскандалить, - обычное дело. Мало того, ещё может задирать из раскрытого окна своими репликами   прохожих. А нам с Ириной потом разбираться. И не каждому объяснить, приходится брать вину на себя. Ещё хорошо что все соседи про Глаю уже знают и хоть в их глазах мы выглядим боле-менее прилично.
     Вот, наконец-то, закипел чайник. Я налил кипятка, который сразу же запарил из кружки, и опустил туда пакетик с чаем.
     У нас с Ириной есть дочка, которой восемь лет. Она уже три дня живёт у моей мамы с папой.  Квартира родителей находится в центре города, где можно с ребёнком погулять по разным интересным местам. Но я их предупредил, чтоб они особенно не увлекались. Потому что нужно держать всегда друг друга во внимании, чтоб не потеряться. А ещё школа и уроки. Они же её с учебного заведения и забирают. А наша квартира находится на краю города, где достаточно зелено, но достопримечательностей мало. Сегодня пятница, заканчивается рабочая неделя, и завтра утром мы  с Ириной Надюшу заберём с собой.
     Выждав время, я вынул пакетик из кружки и положил его на край блюдца. А в чае густо размешал несколько ложек варенья из банки. Чтобы летнее тепло, солнце растекалось по моему телу. И вот сейчас свершилось то, о чём я желал полчаса назад. Дома пью чай с вареньем. Чувствую, как довольно улыбаюсь, но не только сладкими разгорячёнными от напитка губами, а и внутренней радостью: лёгкими, животом. Наслаждение. Скоро должна подойти Ирина. Хочется поделиться с ней таким незатейливым, но приятным ощущением. Кот Барсик сидит на полу рядом со мной. Он тоже попил водички, а теперь моет мордочку. Я думаю, что она с удовольствием войдёт в такую интересную, дружную компанию. Вспомнив, чего ещё не хватает, - включил радио. От которого кухня заполнилась тихой приятной мелодией. Ориентировать своё счастье на какого-нибудь сноба или разбогатевшую взбалмошную девицу — себя не любить. А потом, как оказывается, а радостно ли им на самом деле было? Или, некоторые, подводят своё счастье к власти, властности, вседозволенности. Тратят на это всю жизнь и зачастую нескольких поколений. Убаюкивая себя некими великими действиями (много выкачали нефти из земли, захватили, разгромили, разбомбили одно государство, второе, третье ...  и тому подобное). Колосок к колоску растёт на земле пшеница, рожь — начало начал человеческого созидания, сначала на благо своего желудка, а затем и в познании, освоении окружающего его мира, природы и самой вселенной. Но когда человек соединяет в одно начальный смысл культуры и данное природой зверю способы добывать себе пищу, место для своего проживания, то вылезает, врывается — зверство. Оно имеет своей основой слово — зверь. Хотя к самому зверю не относится. Это неприглядное, ужасное действие может совершать разумное существо, - человек. И тогда культура, цивилизация, ставшие его воспитателями, учителями, проводниками познания нового, хранителями ценностей нашедших и созданных разумом, с содроганием глядят на его деяния.
    Я отпил из кружки и посмотрел на своего кота: приятная мордочка с круглыми чистыми прозрачными глазами. Он тоже, сидя, глядел на меня по-дружески и благожелательно. В голове у меня задиристыми смешками прозвучал женский голос: ха-ха-ха … Но я на такое внимание не обращаю. И сразу же моё сознание сосредоточилось на музыке, которую передавали по радио. Тем более, довольно неплохую, как сам считаю. И все предыдущие размышления отошли в сторону, а на душе снова стало легко и хорошо. Сижу, расслабленно плыву в кухонном уюте. Просто прекрасно.               
 Сегодня делать больше ничего не буду, поужинаем, да сядем телевизор смотреть. А, поглядеть кухонный комбайн. Вот так всегда. Агрегат не работает и у меня нет внимания к женщине. Я поднялся, открыл кухонный шкаф и вытащил от туда основную часть комбайна. В ней чувствовался вес, так как там находился двигатель. Который не включался. Затем принёс из коридора тёмно-серый ящичек с инструментом и достал от туда отвёртку. Развинтив корпус, я понял, что тот не работал потому что от выключателя оторвался провод. Сразу же взял паяльник и подключил его к розетке нагреваться. Через некоторое время на кухне появился запах горячего металла и канифоли. Припаяв провод и собрав агрегат, я его включил. Тот загудел дико и надрывно. Работает! Я с гордостью посмотрел на электрическую машину, что помогает нам жить. И почти тут же из коридора услышал родной голос:
    - Ты уже дома?
    - Да! Я и Барсик — ждём тебя.
    И пошёл в коридор на встречу своей жене. Пальто она уже сняла и сейчас стаскивала, согнувшись, привалившись к стене, но всё равно по-женски мило и красиво, сапоги. Из чёрной кожи на не высоком каблуке. Я ей помогать не стал, а стоял и смотрел. И наконец справившись, аккуратно поставив их рядом друг с другом, подняла на меня раскрасневшееся лицо:
    - Ну что? Есть будем?
    Плотная матерчатая зелёно-коричневая сумка с покупками стояла на тумбочке. Я её взял в руку и произнёс:
    - Будем.
   Где-то там, в другой стороне квартиры, из какой-то темноты, сверху, кто-то громко, почти прокричал вредным голосом:
    - Вы должны сначала рассчитаться! А просто так, жить на халяву не получится!
    Я посмотрел на жену, лицо её слегка дрогнуло, но она промолчала.
    - Пойдём на кухню, поужинаем, - заботливо предложил уже я.
    Барсик снизу смотрел на нас обоих.
    - Да, сейчас переоденусь, - она что-то в воздухе качнула рукой,  - и приду разогрею.
     Я с сумкой отправился на кухню. Выключил радио. Про сюрприз с кухонным комбайном решил ничего пока не говорить. Опустив её на табуретку, стал вытаскивать покупки и раскладывать последовательно на столе. Хлеб ржаной, булочки в целлофановых пакетах, молоко, сметана, творог, сосиски, апельсины, зубная паста.
    - А что будем есть сегодня! - громко спросил я.
    - Что и ели. Жареная треска осталась, пюре. Сосиски на завтра! -  её последние слова, как влетели на кухню: стремительно и властно.
    И вслед за ними тут же показалась Ирина. Светлые волосы собраны в хвостик на заколку, в жёлтом халате с широко раскрытыми красными цветами и мягких лимонных тапках. Она улыбалась слегка приоткрыв рот и немного прищурив серые продолговатые глаза, а её почти прямой нос, с еле заметной седловинкой, с тонкими ноздрями, ещё на кончике розовел от уличного холода. С тех пор, как она купила этот халат, он меня всегда приводил в некое смущение. Хотя и повода, вроде бы, никакого не было. Потому что я не мог объяснить возникающее к нему отношение. Может быть немного ярковатый. И всё. Жена сразу же сказала: «Похожу в этом».
    Я уже все продукты разложил по своим местам. И больше никакой другой инициативы проявлять не стал, потому что у жены вдруг появится какое-то особое мнение по приготовлению ужина. Не смотря на то, что было уже известно про треску в картофельном пюре. Ира сразу же принялась доставать кастрюли и кастрюльки из холодильника и разогревать ужин. Поставила кипятить воду в чайнике. При движении её головы, чёлка на лбу подрагивала, что придавало большую подвижность лицу. И она выглядела озабоченно мило, женственно, по-родному, что затрагивало моё сердце. Но я про это говорить не стал, а только промолвил:
    - Что-то долго у тебя там греется …
    - Сейчас поешь. Не переживай. Вон, чаю с вареньем напился и сиди, - ответила она, быстро поправляя пальцами чёлку.
    Женская красота волнует практически всех мужчин и они её могут увидеть в разных ситуациях. Это вполне нормальное явление, мы так созданы. И я никогда не был сторонником что-то менять в ту или другую сторону. Конечно, бывают случаи, когда могут поступить некорректно с привлекательностью, как он, так и она, потребительски торгово что-ли. Моё мнение было такое, что женщина заметив к себе восхищённое внимание, даже не восхищённое, а как-то помягче — привлечённый взгляд, может тихо и гордо промолчать. Вот, и от такого отношения она снова вернёт себе тот миг особо возвышенной телесно-духовной красоты. И конечно же нужны и важны те, кто может видеть трогательное состояние лица, внешности женщины. И особенно, заметить момент необычайно волнующей привлекательности, понятной и родной для уже влюблённого мужчины. И вот так по крупицам она может собрать и вознести к себе большую любовь. Я обратил внимание, что что-то расчувствовался и закончил тихо думая, что для состоявшегося счастья нужны и ещё свершения  человеческих взаимоотношений, которые приведут в состояние целостного единения двоих. 
    Тем временем Ирина тихо поставила тарелки на стол и положила рядом вилки на белые бумажные салфетки. Порезала хлеба в хлебницу. Чистые тарелки блестели, вилки тоже, - от хозяйки исходили забота и внимание. Я себя почувствовал немного торжественно, и уже в сознании, всем желудком, приготовился поесть жареной трески с картофельным пюре.
    А там, где-то в верхних тёмных неизведанных ярусах квартиры вдруг заорали два отвратительных противных оппонента:
    - Да у Федьки жена лучше, не то что эта дура ходит здесь! Безмозглая, вырядилась!
    - Ну! Каракатица какая-то! Да и сам чувырлой сидит! Недотёпа, хрень долбаный! - сиплому с баском мужественному голосу вторил визжащий тенор.
    «Что-то они сегодня за нас сильно взялись», - подумал я. Ирина тем временем, чему-то улыбаясь, положила разогретый гарнир и рыбу. Затем у неё губы сжались, а на лбу появилась жёсткая морщинка. Не останавливаясь поставила кружки на стол, повесила на их края пакетики чая и налила кипятка. Я уже смотрел на её руки, плавные, гибкие и осторожные. Тонкие розоватые пальцы, с аккуратными не крашенными ногтями. Они всё время двигались: что-то держали, поддерживали, несли, переставляли. Постоянно в труде. И, наконец заметив, что они просто лежат на столе, поднял глаза и столкнулся с улыбающимся лицом Ирины, которая так же смотрела на меня сидя за столом.
    - Ну что, приступаем к ужину, -  пригласила она.
    - Да, спасибо, - не раздумывая, согласился я в ответ.
    И потом мы ели молча, иногда поглядывая друг на друга, словно надеясь увидеть желание, чтоб предугадать его, или какое-то чувство: удовлетворения, удовольствия, или скверного. Что стало уже семейной привычкой, - видеть лицо близкого человека. Живое и такое разное. Вилки иногда безвольно, со слабым звуком, позвякивали о фаянс.
    - Дима, ты чай будешь с вареньем или как? - поинтересовалась жена, снимая пластмассовую крышку с пол-литровой банки. - Я с вареньем!
    - Спасибо, с сахаром, - отказался я, подумав о том, что предыдущей кружки мне хватило, а потом видно будет.
    В хорошо освещённой кухне оконная штора казалась непреодолимой преградой от всей непогоды, которая творилась за окном.
    - Ну, как хочешь, а я понаслаждаюсь, - в смешке хмыкнула Ирина, ложечкой разбалтывая варенье в чае.
    Она так и пила, улыбаясь, поглядывая на меня. А затем предложила:
    - Можно включить радио. Музыку послушаем...
    Я ничего не ответил и послушно включил. Музыка уже закончилась, но разговаривали двое мужчин об истории. Журналиста интересовало, как, сильна ли была Россия во время войны в 1916 году? А опытный историк, профессор ответил, что необычайно: и экономика, и военное дело,  сытые, обутые, в стране шёл невиданный подъём, а дальше весь этот успех своротили враги. И далее, покрутив ручку настройки, нашёл музыку, пели песню. И увидев указательный кивок жены, оставил волну, которая в это время удовлетворяла больше нашей расслабленной душе. Мы так ещё посидели какое-то время, а потом я объявил о том, что починил кухонный комбайн. Восторгу и восхищением мною не было бы конца, прямо за кружкой чая с вареньем. Но я ещё и включил его, да показал, как он работает. А вслед такой демонстрации, женщина от чистого сердца поблагодарила меня, достойно и с чувством гордости, что у неё есть такой муж. Прямо так и сказала: «Прекрасный мастер!» После чего я отправился в зал включать телевизор, а она осталась мыть посуду.
    В самой большой комнате стоял шкаф, диван, кресло, телевизор на тумбе, сервант, маленький компьютерный столик. Полный стандартный набор обычной семьи, как наша. Я нашёл дистанционный пульт управления, нажал красную кнопку включения и сел на диван. Вскоре огромный прямоугольник, по сравнению с тем, какими были раньше экраны, засветился сочными яркими красками, чётким изображением с мельчайшими деталями. Переключил на новости и сел на диване поудобнее. Привалившись к его спинке и вытянув одну ногу. И сейчас уже ощущал настоящее состояние комфорта. Обычного повседневного удобства, в котором находятся в этот вечер очень многие жители города. Так естественно и привычно. И чтобы на экране не случалось, не смотря на появляющееся состояния радости или веселья, горя и сострадания, несправедливости, всегда находился в существующем домашнем удобном положении. Но и ещё каким-то своим восприятием, оценкой происходящего осознавал, что может случится и так, что и я могу рухнуть с удобным диваном, с современным телевизором  в неожиданно появившуюся пропасть, куда станет валиться всё вокруг. И хорошо, если останусь жив. И теперь я уже могу быть основой для свежей информации о том, что твориться в мире. Против любого, даже самого любимого дивана, всегда может найтись какой-нибудь антидиван. Но сейчас подобные рассуждения были всё же далеки от моего быта и непонятно, чего мой мозг всполошился то? Скорее всего задевают крайние опасения о которых сообщает и подсказывает всё тот же телевизор. Приходится вспоминать, что личная радость вместе со мной находится в огромном мире, где происходит и хорошее и плохое. Так что, кто-то будет поглаживать и говорить хорошие слова мне с моей личной радостью, а кто-то постукивать да больно щипать со злостью цедя слова.
    Но наш мир, не смотря ни на что, пока что живёт. И ещё есть в нём прекрасные места — пейзажи, умные, добросердечные люди, ясность мысли и стремление своей жизнью идти вперёд: туда, где светятся звёзды и даже заглянуть в то, про что мы ещё почти ничего не знаем: в какую-то темень — невидимое пространство, состоящую из тёмной материи.
    По телевизору показывали один за другим репортажи с места событий. Я вроде бы смотрел не столь увлечённо, но и не заметил, как Ирина села рядом со мной.
    - Что, опять у ЖКХ успех в обустройстве своего хозяйства? А чего жители то так недовольны? - тихо спросила она.
    - Это теплосети, - уточнил я.
    - А-а-а, дворники отдельно, батареи отдельно. Чтоб жильцам скучно не было.
    Она в своём жёлтом халате сидела подобревшая, с тёплым, беззащитно женственным лицом, и потому казавшемся ещё более прелестным и привлекательным. Как раз то самое богатство, которое составляет семейный сундук драгоценностей. Я давно подметил такое необыкновенное состояние у женщин, ещё с их девичества, когда они находятся в благоприятном радушном семейном очаге.
    Там, где-то в невидимой комнатной выси я вдруг услышал знакомый голос старого друга:
    - Ну что ты делаешь! Разве так нужно! Что вы там всё это крутите …
    Я иногда слышу пространственные голоса знакомых, но далеко не всех. Они ещё, как правило, боле-менее прилично выражаются. Но в основном какие-то безвестные упыри, и часто попадаются матершинники. Перевоспитать их нет никакой возможности, - это односторонняя связь.
    Ирина чему-то улыбнулась мягко, не разжимая губ.