Как же это вышло...

    
               


    (Быль. О том, как происходило бегство жителей Минска,  в том числе еврейских семей, от наступающих немцев. Никакой организованной эвакуации не было, враги захватили город за два - три дня. Те евреи, кому не удалось тогда убежать, были расстреляны, убиты в концлагерях. Записал это в 1975 году отец моей жены Сони. Его воспоминания я опубликовал в серии очерков "Коричневая тетрадь".
Примечание Валерия Хатовского)

               
    Минск,  24 июня 1941 года
    
 Этот день я вспоминаю всю свою последующую  жизнь, оказавшуюся такой длинной и трудной. Война, стройки, тюрьма, пожар, бездомность. Бессонница. Из головы не выходит одно и то же – я  ведь обещал тогда моему брату Ефиму: где будет моя Маня, там и его жена Нина, и смог бы  выполнить обещание.  Но всё в жизни складывается  независимо от наших желаний. 


   Утро 24 июня. Я за рулем огромного грузовика – «дизеля», рядом со мной сын Гоша, третьим в кабине офицер, капитан, он - «хозяин» машины. Откуда он появился?
   Накануне  к вечеру начались усиленные налёты на город. Я – на военных сборах ещё с мая месяца, брат Ефим служит  в отряде ПВО под Минском, он заскочил ко мне в часть. Решили – завтра утром Маню с детьми перевезу в его дом,   Нина будет ждать  нас.


   Наутро, 24 июня,   сажусь на мотоцикл, еду по улице Свердлова, сплошные воронки,  угол школы возле моего дома разрушен бомбой. Вбегаю к себе, застаю полный дом людей – мои сестры, тёща, какой-то капитан,  он с автомашиной, «дизелем». Машина  стоит во дворе,  в кузове ящики с  архивом, офицер вывез архив из Каунаса. На машине с ним приехала и сестра моей жены, беременная на последнем месяце. Водитель «дизеля», литовец, сбежал – ЧТО ему немцы, Литва оккупирована Союзом.


   Что делать? Повел я капитана в горвоенкомат, чтобы военком дал ему водителя. Военком, зная, что я автомобилист, известный в Минске, забрал у меня мои документы и бронь, отдал капитану и приказал:  Вот вам водитель, он отвезет вас до города Борисова, используйте его по обстановке и, когда сдадите архив, освободите его.  На своем мотоцикле пусть возвратится в свою часть.


    С этим вернулись на улицу Свердлова. Все вместе расчистили выезд из двора и тронулись на Комаровку, чтобы забрать родных. Горючее – солярка кончилось у въезда на улицу Цнянская. У кого-то достал ведро керосина, залил его в бак – поехал «дизель»! Доехал до автомотоклуба, где на складе хранилась оставленная мною бочка бензина, но зав. складом, мой родственник, отказался отдать – запретил начальник, расстреляет, если отдашь.  Съездил за его женой, моей сестрой Дусей, она умоляла:  отдай ему бензин, - ни в какую.  Выручил муж младшей сестры,  Берман, сказал, что на складе брошенной уже фабрики, где он работал,  есть бензин.  За это я возьму на машину его жену с детьми. Но – «возьмёшь горючее без спросу, если что – отвечаешь сам!». Выкатил я бочку бензина, взял ещё полбочки автола, смешал и залил в баки машины. Заправка есть!


     Подъехал к дому,  там – три  моих сестры. Одна сразу забрались в кузов с детьми, вторая ещё раздумывает, ехать – не ехать? Муж её, Герман, без колебаний: – садись сейчас же, и сам я уеду или уйду, у немцев не останусь, был у них в плену в 1916-1918-ом,  знаю их!


  Третья моя сестра, Мара,  сажает двоих детей в кузов, малыша бросает на руки кому-то из родни: сама не поеду, не могу, муж не хочет оставить коров не накормленными, ничего, догоним в Борисове. Я протестую - как это бросить детей! Тут капитан собирается стрелять в меня за медлительность. Маня с нашими детьми подошла, они ходили за Ниной, женой Ефима – но нет её! Сели  в машину, и я поехал. По пути доехал до квартиры Ефима – дом на замке!  Поехали дальше, машина движется со скоростью пешехода. Дорога забита людьми, коровами, подводами, в кузов ко мне забирались на ходу все, кто только мог втиснуться.


   Я сижу за рулём, рядом сын  Гоша,  у правой дверцы сидит капитан. Я напряжен, как бы не задавить кого-то. Помню, стучат по кабине, капитан приоткрыл дверцу, высунулся из кабины, о чём-то поговорил и сел. Спрашиваю, в чём дело, он отвечает – ничего! НИКТО МНЕ СЛОВА НЕ СКАЗАЛ, что видели Нину  с детьми…
   

     А вот что рассказал  Сеня, племянник Матвея, сын Моти Бермана (брата известного композитора). Сеня, тогда мальчик, ехал в кузове того "дизеля".


    Перед началом войны  я с Гошей, братом Сони и двоюродным братом  Гришей, сыном дяди Ефима,   были в пионерлагере.  Дядя Ефим служил в моторизированных войсках, его часть стояла в городе Борисове, недалеко от Минска.  Когда 22 июня объявили, что началась война, дядя , ( а  он был тогда старшим сержантом – 3 треугольника в петлицах), взял в части машину «пикап» и бросился на ней за 20 километров, в пионерлагерь, за нами.  Погрузил в кузов нас троих - меня, своего сына и Сашу и помчался в Минск.  Почти сразу на  дороге  нас остановил военный патруль – это ведь была приграничная зона, хотели забрать машину, задержать водителя. Дядя резко свернул,  рванул по полю, крикнув нам, чтобы легли на дно кузова. По нам стреляли, потом, в Минске увидели в борту несколько  пробоин от пуль,  к счастью, никого из нас не зацепило.  Высадил он нас и скорее  обратно в часть – видимо, ездил за нами без спросу.  Так в первый раз за войну я избежал смерти..


     Сестра жены дяди Матвея, тётя Мира, была в Каунасе.  Каунас тогда, по договорённости с Гитлером, был захвачен и присоединен к Союзу, он вошел в Литовскую Союзную республику.  Мира была тогда на последних месяцах беременности, она была там с мужем, военным фотокорреспондентом «Красной Звезды», он работал с Ильёй Эренбургом. Возле Каунаса  шли бои. Её муж  нашел  громаднейшую машину, направлявшуюся в тыл,  с шофером – литовцем, который впоследствии, как рассказывал дядя Матвей,  в Минске сбежал – ему нечего было терять, немцы его не страшили. На эту машину села Мира с вещами. Машина была в подчинении офицера, он, чтобы дезертировать с передовой, погрузил, якобы, на машину какой-то архив и как бы сопровождал его. Спасал свою шкуру.


    Приехали в Минск,  и Мира двое суток жила в доме дяди Ефима, тот офицер – там же.  Тётя Нина, жена дяди Ефима, готовила для всех. Дядя Матвей, Сонин папа,   загрузил на «дизель» все свои вещи, даже мотоцикл свой. Не помню, чтобы в кузове были ящики с каким-то архивом. Тётя Маня, беременная Соней,  и ее дети Маша и  Саша  жили неподалеку в больших домах, их квартал немцы бомбили. 25 июня  рано утром стали бомбить и этот район, окраины, нужно уже было уезжать. Дядя Матвей, опытный водитель, получил приказ от военкома съездить на этой машине, отвезти  архив и эвакуировать людей в тыл, в Борисов.


    Мой папа, Мотя Берман, работал на фабрике «КИМ».  Дяде Матвею  нужна  была  солярка для «дизеля». На фабрике уже никого не оставалось,  на складе нашлась одна бочка горючего, но не солярки, а бензина. Папа согласился – выдам тебе эту бочку, и ты возьмёшь на машину мою жену и детей, то-есть меня - Сеню,  и полуторагодовалого брата Вову.


         А сейчас я, Валерий, сделаю отступление - О РАЗНЫХ ПРАВДАХ.
   Мне вспомнился нашумевший в шестидесятых годах прошлого века японский фильм «Расёмон», культовый в странах Запада и в Союзе тоже. По крайней мере у нас,   в Ленинграде,  много говорили о нём.  В центре сюжета там было преступление – изнасилование и убийство  молодой женщины.  Опрашивают троих свидетелей, имеющих непосредственное отношение к той женщине и к обвиняемому. Приводят колдунью, она вызывает дух погибшей и звучит ЕЁ рассказ.  Каждый рассказывает СВОЮ ПРАВДУ. То есть фильм о том, что истину узнать невозможно. Каждый свидетель, по разным причинам, по-своему вспоминает то, что произошло.  И  в нашей истории мы сейчас встретимся с этим.


   Продолжаю  рассказанное  по Скайпу и записанное на диктофон свидетельство  83-х летнего двоюродного брата моей жены,  Сени Бермана, кандидата технических наук, живущего сейчас в Соединенных Штатах. В его порядочности и искренности не может быть никаких сомнений. Он говорит, что прекрасно всё помнит.


  Сеня продолжает:
     Вот мы с мамой оказались  в кузове, сестра моя Берта в это время была в Крыму, в пионерлагере Артек. Рядом с нами сидели Сонина мама,  сестра Паша и её брат Гошка, с ними была и бабушка , мать тёти Мани. Залезли  еще тётя Дуся с тремя детьми, её муж Герман,  и тётя Мара, мамина сестра,  с двумя  ребятами и годовалым  Толиком.  Муж её  Давид  вдруг остановился, сказал – не могу сейчас ехать, у меня остались коровы не кормленные. После коротких пререканий тётя Мара сунула маленького Толика в руки кому-то и соскочила из кузова. Машина поехала.


   Когда мы проезжали мимо дома тёти Нины, жены дяди Ефима, я видел из кузова, что тётя стояла с двумя детьми на крыльце.    Никогда не забуду - руки подняты, кричала:  Возьмите меня! Машина ехала, Маша стала стучать по крыше кабины.  Дядя Матвей открыл дверцу – в чём дело, что шумите? Ему сказали: Надо взять Нину с детьми, он ответил – Нету места! Опять стучали, но он поехал. Они остались,  погибли в гетто…  В гетто погибли и дядя Давид с тётей Марой. Из-за коров...
    Валерий: вот так,  две правды. 


  Но  Матвей, отец моей жены Сони,  продолжает, это из его Коричневой тетради, где в 1972 году  он записал свои воспоминания:
   Спустя много лет после войны поползли слухи, будто бы мне сказали о том, что Нина просилась в машину, а я, якобы, отказал. С БОЛЬНОЙ ГОЛОВЫ НА ЗДОРОВУЮ…  Виноваты все, сидевшие в кузове, и в первую очередь Герман, ведь он мужчина.  И сестры Дуся и Клара. Ведь моя жена Маня и Мира, её сестра, были на последних месяцах беременности и не были в силах встать в тесно набитом кузове, добраться до кабины и повторно постучать,  вызвать меня или Гошку.  Машина шла очень медленно, Герман и сестра могли бы даже сойти с машины, дойти до кабины и мне сказать. НИКТО НИЧЕГО НЕ СДЕЛАЛ, ехали, как ни в чём не бывало. Зато после войны – грязные сплетни, оговор!
   Валерий:
    Но был и ещё один свидетель, другой племянник - Боря,  сын Мары и Германа, который также был в кузове и всё помнит.  Вот его рассказ:
   Рассказывает Боря:
      Помню, как мы сели в «дизель»,  доехали до дома дяди Ефима. Дядя Матвей кинулся во двор за тётей Ниной с детьми, за своими вещами, которые накануне завёз. Выходит один и говорит: дом на замке. Почему-то он не взломал замок, видно, растерялся. Двинулись дальше по улице к Болотной станции. Всё запружено: люди, скот, телеги, машины. Двигаемся черепашьим шагом. Люди цепляются за кузов, залезают . Коробка полная.  В воздухе гул самолётов, крики. Кто-то крикнул, что увидел тётю Нину с детьми.  Я-то видел только одного ее сына, Мишку на улице,  уже у выезда из города, Мишка почему-то побежал во двор.  Увидели, и кто-то постучал в кабину. Капитан высунулся из кабины, встал на подножку, ему говорят, что гражданка, в доме которой он ночевал и завтракал, просится с детьми на машину. Капитан ничего не ответил, закрыл кабину,  автомашина продолжала двигаться.
   Сказал ли он дяде Матвею об этом – не знаю. У нас, пока доехали до Ярцево, под Смоленском,   дня 4 – 5, никакого разговора на эту тему не было. Там чуть не реквизировали наш грузовик.  На счастье,  спас положение комендант Смоленска Илья Рубин, муж младшей сестры тёти Мани, жены дяди Матвея.
 
 Валерий: Тем, кто читает эту публикацию.
             Вот я и добрался до конца рассказа. Очень грустная история  из жизни большой семьи Сониных родных в труднейшие для всей страны дни начала той страшной войны. Кто-то ушел на фронт, другие с огромными тяготами добрались до Казахстана и Узбекистана, очень трудно жили и работали в тылу.  Всё это я постарался пересказать в заметках  «Коричневая тетрадь».
.    
   У Матвея Григорьевича  было ещё четыре брата и три сестры.  В их именах и родственных отношениях их младших поколений я и сам постоянно путаюсь, поэтому в рассказе изменены все имена и фамилии.  Попробуем потом составить генеалогическое дерево и поместить его в "Коричневой тетради".