Без названия. Глава 1

               
               

                Глава 1.

Мои дни, сроднившись с непогодой,
Примеряют шутовской наряд.



    Кто-то настойчиво постучал в окно. Мелко-мелко, быстро-быстро, выгляни – звал - послушай, что говорю.
    Нет – моё сердце сжалось привычной болью - мне не нужны никакие известия. Но тут же я опомнилась, что это такое, ведь высоко, 5 этаж, кто может стучать?
Подойдя к окну, откинула занавеску. Град. Крупный, блестящий – застывшие слёзы Бога.
Ударяясь и скатываясь по стеклу, они оставляли за собой прозрачные реки, которые соединяли свои одиночества в общее. И падали, падали вниз, чтобы, приникнув к Земле принять её тепло, раствориться и набраться сил для возвращения на небо. Как жаль, что у меня нет слёз, даже таких, застывших. Земля моего одиночества – пустыня.
    Такие невесёлые мысли пришли ко мне, когда я смотрела на игры ночного неба. Совсем не хотелось спать. Торопливо, как будто опаздываю на важную встречу, я накинула плащ и, не взяв зонта, вышла на улицу. Град уже закончился,  и тротуар был весь усеян тающими градинками. Такая настороженная, холодная тишина  была в предутреннем пространстве моего отчаяния, что даже  шорох замёрзших листьев не отпугнул её. Серый рассвет позволял миру разглядывать меня, бредущую вдоль спящих домов,  где мокрые, бледные от бессонной ночи фонари отражались в стёклах машин и окон. И  наши отражения встречались в  их тёмной глубине.
    Я, отчего-то торопясь и волнуясь,  прошла через открытые ворота маленького парка. Около  пруда,  протерев платком мокрые доски, села на зелёную скамейку,  и только тогда заметила, что я не одна. Чуть сбоку, на такой же скамейке, спала женщина. Женщина ночью, спала в городском парке. Я даже не удивилась. Эта ночь была вне моего удивления. Ну и что? Может ей так нравиться! Или так легче жить! Около её ног стояли две большие, плотно забитые сумки весёлой пляжной расцветки и на одной из сумок лежала  маленькая такса.  Она увидела меня и тихо заскулила. Проснувшаяся от этого жалобного плача женщина что-то ей сказала, но такса заскулила ещё громче, спрыгнула с сумки, натягивая поводок и устремившись ко мне, заливисто залаяла. Женщина выпрямилась, сняла  капюшон с головы и посмотрела на меня. Лицо женщины, немного опухшее, но симпатичное, показалось мне знакомым, хоть я точно знала, что вижу её впервые. Даже в том калейдоскопе лиц, мелькавшем передо мной в этом суматошном городе, за все годы, что я прожила в Лондоне, мне не встречалась эта женщина.
    -Что я здесь делаю? - спросила я сама себя. И тут же, словно поджидая именно этого вопроса, ко мне подступил сон. Я встала со скамейки – надо идти домой, спать, спать - напевал мне сон. Собачка отчего-то замолчала, и вновь в мире стало тихо и холодно.
И вдруг с тихим шелестом, волнами, снова стал падать град. Ветер моментально подхватывал лёгкие жемчужины, сгонял в табунки облачков и кружил их, рисуя на мокром, тёмном асфальте  белые, сверкающие круги. Стараясь не наступать на эти круги и заодно не думать о плачущей собачке и женщине, я пошла к воротам парка. – Вернись - кричало мне моё сердце – Вернись, ты можешь помочь, ты же чувствуешь, там беда! - А сон мне пел – Иди домой, спать, спать, в тепло и забытье, где нет беды, где нет счастья, где нет ничего, спать, иди спать-
Я остановилась. Сон исчез, как будто его и не было. Я смотрела на ворота. Они были закрыты. Под ними намело горки градин,  и было видно, что ворота не открывались.- Как же я тогда прошла и что это за шутки? – как-то отстранёно подумала я. Я знала, что у этого парка  два выхода. Но тот, второй, редко открывался, впрочем, там были не ворота, а просто калитка. Я не могла перепутать их. Может, я сплю,  и мне всё снится?
     И, словно в опровержение, в лицо мне ударил целый рой белых пчёлок, и от их укусов лицо обожгло огнём. И ещё и ещё раз. Ветер словно отталкивал меня от ворот, не давал уйти, осыпал меня ворохом градин, которые кололи и жалили меня. А одна градинка приникла к моему уху и плача холодом пыталась мне что-то сказать.  Я резко повернулась
и посмотрела в сторону пруда. Там никого не было. Только сумки блестели под слабым светом фонаря яркими пляжными цветами. И на скамье лежал поводок таксы. И ещё была тишина, настороженная, ждущая какого-то знака, чтобы уступить место тому, что, притаившись, следило за событиями этой ночи.
   -Эй, Вы где, женщина? - негромко позвала я, почему-то пугливо оглянувшись на ворота. – У Вас всё ОК?- фальшиво-бодрым голосом, чуть подождав, спросила я. Ответом мне было молчание. Утихший на минутку ветер с яростью кинул мне в лицо своё дыхание. Град ушёл бомбить другие просторы, но в воздухе осталась водяная пыль,  и ветер осыпал меня этой пылью. Достав из кармана бумажные салфетки,  я хотела вытереть лицо, но в этот момент в воздух ворвался крик, протяжный и полный страха.  И тут же, как в фильмах ужасов, медленно открылись ворота. Сами. С тихим скрежетом. А я? Я засмеялась - сон становился всё интересней! Конечно же, я спала и мне всё снится. Сейчас проснусь, и не будет ни женщины, ни таксы, и града тоже не будет. Заварю кофе покрепче,  и сон забудется, как нечто мимолётное.
    И в этот момент новый крик, пронзительный и страшный,  ворвался в мои расчётливые мысли. На  секунды я оцепенела от ужаса, но потом побежала в сторону пруда, краем глаза заметив, что ворота опять закрыты. Но мне некогда было подумать об этом, крик становился всё тише, и я боялась не найти женщину. Обогнув пруд, я влетела в кусты и там увидела её. Стоя на коленях перед небольшим холмиком, она водила руками по мокрой траве, голова её была запрокинута к небу и она уже не кричала, а хрипела. Такса, прижавшись к её ногам, тихо скулила, обессиленная от плача. - Женщина, Вы что, успокойтесь, вон собачку тоже испугали – суетливо шептала я, подбегая к ней. – Что случилось, могу я Вам помочь, Вы заболели? – спрашивала, но не ждала я ответа, просто прогоняла свой испуг. И тут я увидела, что делала женщина. Она вытягивала из земли тонкую проволоку, которая, опутав  шею, душила её. Я моментально схватила женщину за руки. Её взгляд остановился на мне,  она что-то пыталась сказать. – Тихо, не шевелитесь, я сейчас Вам помогу, у Вас в сумках есть ножницы или нож? Она с трудом кивнула. Её лицо стало краснеть. Я не медля не минуты, помчалась к пруду. Рывками открыв замки сумок, я как-то сразу нашла косметичку, там лежали ножницы. И перочинный нож. Схватив ещё полотенце, я побежала обратно. Перерезать тонкую проволоку было нетрудно, я быстро справилась с этим, только один раз оцарапав до крови кожу женщины. Дольше было ей справиться с удушьем, восстановить дыхание. Как оказалось, такса тоже была прикручена этой проволокой, только за переднюю лапу. Женщина, плакала, закрыв лицо полотенцем,  пока я массировала лапку бедной, измученной собачонке. Проводив их до скамейки, я спросила женщину – Может, зайдёте ко мне, я недалеко здесь живу, позавтракаете, выпьете горячего кофе, да и собачка поест и отогреется. Может, я смогу Вам чем-то помочь?  Тут женщина подняла на меня глаза, и такое было в этих глазах, что я отшатнулась, а она,  как-то горько усмехнувшись, сказала – Я знаю, что недалеко, но мы с Эдди поедем в аэропорт, у меня днём рейс, уезжаю домой. А тебе спасибо. Ты ведь меня спасла. И это после того, как я тебя пыталась убить, не так, Рита?
Сказать, что я удивилась, это ничего не сказать. Откуда эта женщина знает меня,  кто она?  Да, мне показалось знакомым её лицо. Но ведь такое часто бывает, когда в незнакомом человеке выглядывают черты знакомых людей.
-Кто Вы?- вглядываясь в её лицо, спросила я.
     В это время такса спрыгнула со скамьи и побежала по дороге. Женщина попыталась позвать её, но горло, видимо, ещё болело, и она не смогла громко окликнуть Эдди, а слабость не позволила ей бежать за собакой. Это сделала я. Но Эдди нигде не было видно. Только слышен был звонкий лай. Видно, собака выбежала за ворота. Так и было. Ворота были открыты, и такса сидела на дороге, ведущей в парк. Она охотно, хоть и не сразу, приблизилась ко мне и я, взяв её на руки, пошла обратно в парк. Но на скамейке никого не было. И сумки исчезли. Только поводок лежал на скамье, пришпиленный перочинным ножиком, тем самым, которым я резала проводки, душившие женщину. И этим же ножиком была пришпилена визитка, на которой от  руки был написан номер телефона и имя – Рита Вторая. И мне сразу стало холодно.
     Ветер, как будто опять вспомнив обо мне,  издевательски завыл, пригнул ветви деревьев, пытаясь выгнать меня из парка. –  Ну что тебе то я сделала, ветер, ты-то, что меня невзлюбил, я тебе тоже мешаю? Тогда почему пригнал град выманить меня из дома сюда, или тебе мало в небе места, и ты разгулялся в этом парке? Или совесть мучает, что проводами размахивал и запутал эту Риту Вторую? Это уже не сон, твердила я себе, поглаживая шерстку таксы. Даже во сне не оставляют своих любимцев. - Вот скажи, Эдди, какое же у неё сердце, что она оставила тебя, бросила, не подумав, как без неё тебе будет плохо. Идём, тебе не мешает согреться и поесть. Да и мне тоже. Надо позвонить, а телефон дома. А потом поедем в аэропорт. Должна же я узнать, кто она такая, твоя хозяйка Рита Вторая? Самозваная королева? Или она -  исполняющая обязанности королевы?  И когда она была в моей жизни, и почему считает, что это она убила меня? Хотя королевы убивать умеют. Если кого ненавидят. И тех, кто им мешает исполнять обязанности. Особенно, если они вторые и знают, первыми им не быть.
   Пойдём, Эдди, у нас мало времени. Надо успеть. Видишь, ветер совсем с ума сошёл, опять ворота закрыл. Наверно, подрабатывает  швейцаром. Вот только почему замок на воротах? Или это не замок, а  птица села на щеколду. И почему так мгновенно стало  темно. Ведь уже утро, рассвет. И град. Крупный, очень крупный. Так больно по голове бьёт, по глазам. И Эдди визжит, бедный пёсик, досталось малышу  сегодня.
     Как тихо, только боль разливается по всему телу. Где я? Бог, ты плакал, но твои слёзы, падая  на Землю, застыли от холода и ранили меня. Как больно, когда ты плачешь, Бог! И твои слёзы приносят боль. Не только тебе, но и тем, о ком ты скорбишь. Тяжело быть Богом, но твой крест – это мы, люди. Ты тоже наказан, Бог, наказан за Любовь к нам. И тебя тоже никто не жалеет, только жалуются и просят милости, как милостыню. Планета нищих! Здесь нередко смех заменяет слёзы. Тем, кто не умеет плакать. Поэтому я часто смеюсь. Я  разучилась плакать. Так я думала. Но тебя, Бог, не обмануть, ты знаешь, что мои слезы живут во мне, ждут, когда я оживу. Мёртвые не плачут, плачут живые.
     Весь этот день я говорила с Богом и другой день тоже. Но я не знаю, сколько часов вмещали в себя эти дни. Может сто, может два. А может, минуты или даже секунды.
     А потом боль затихла. Я открыла глаза. Всё вокруг было белое. Снежная королева могла бы жить в такой яркой белизне, но не я. Похоже на больничную палату. Но картина на стене не белая, на ней нарисованы разноцветные полоски, изображающие цветы.  Танцующая радуга. Я не сплю, я в больнице.  Кто-нибудь, придите, расскажите, как я оказалась здесь, где собачка Эдди и записка с номером телефона? Я должна выйти из этой белой комнаты, мне надо позвонить по тому номеру и ехать в аэропорт. Мне нельзя опаздывать.
И тут я услышала торопливые шаги за дверью. Кто-то спешил ко мне.

    Анна Гарика.

(Продолжение следует)
(Строки из моего стиха «Ворон»)
 Лондон. Лето 2009г.