Тверское ополчение. Бежецкие имена. 1812-14. Ч. 8

Ни военный талант Наполеона I, ни предпринятые мобилизационные усилия не смогли восполнить огромные потери, которые понесла Франция во время гибельного похода в Россию и в последующих сражениях в 1813 году. Союзные войска стремились к Парижу, и на последнем победоносном этапе войны держать в составе русской армии Земское ополчение не было необходимости. Еще 30 марта 1813 г. последовал Высочайших указ о роспуске Московского и Смоленского ополчений. Но точных сведений о том, сколько ратников вернулось домой – нет. Значительная часть ополченцев находилась тогда в действующей армии, в составе армейских полков, и участвовала во всех крупных сражениях вплоть до взятия Парижа. В европейские армии брали мужчин от 17 до 35 лет, поэтому иностранные наблюдатели в Париже отметили, что русская армия по сравнению с союзниками выглядит армией стариков. Это были, к сожалению, не ветераны и бывалые вояки – они остались в братских могилах в России и Европе, а в основном солдаты, набранные из ополченцев и новобранцы, имеющие возраст 40 и более лет.

Ратники выполнили свою задачу, и после падения Данцига Александр I в январе 1814 г. издал ряд указов, которые устанавливали порядок возвращения ополченцев по родным губерниям. Этот период, как правило, исследователи как дореволюционные, так и советские считают завершающим в истории Земского ополчения, созданного в 1812 году. Это не совсем верно. По документам того времени видно, что, согласно указам императора, распускались по домам прежде всего казачьи полки и батальоны, находившиеся в пределах России (часть Московского, Смоленского, Владимирского и Тверского ополчений), а также около 26.000 резервных ополчений (Казанской, Вятской, Пензенской и др. губерний). Тверской и Владимирское ополчения официально не участвовали в Заграничных походах, однако их потери оказались не меньше, чем у губернских ополчений, которые непосредственно принимали участие в боях. Из 12.636 тверских казаков домой вернулись 4577 человек. Официальные потери: 1914 умерли от болезней в период войны, часть сбежала.

Если к числу выживших ополченцев прибавить число оставшихся в Риге и Динабурге на временной службе офицеров и ратников 3-го пешего полка Тверского ополчения, а также вернувшихся из Заграничных походов казаков Конного полка, то появится довольно большое число пропавших без вести людей. Например, в 1-м пешем Казачьем полку Тверского ополчения в 1812 г. числились: один полковой начальник, семь штаб-офицеров и 49 обер-офицеров, один дворянин не офицер, 89 старослужащих и разночинцев и 2517 казаков, то на апрель 1814 г. в строю осталось: четыре штаб- и 25 обер-офицеров, один дворянин не офицер, 44 старослужащих и разночинцев, 841 казак. За время кампании в этом полку насчитывалось умерших: девять офицеров, 16 старослужащих и разночинцев и 881 казак. Неизвестно, куда пропали без вести 795 бежецких и весьегонских мужиков?

Эти «мертвые души» в царские времена, как правило, не замечались, а в советские их посчитали погибшими от тифа и тягот военной службы. Но документы говорят о другом: тверские казаки, как и ополченцы из других губерний, стали пополнением для обескровленных боями армейских полков. Т.е. царь вновь нарушил свое слово и обманул свой народ. Неизвестно сколько тысяч крестьян остались в армии вместо обещанного возвращения домой, чтобы «воины в недрах семейных насладились среди трудов и помыслов, прежнему состоянию их приличных, полным благом и спокойствием». Командующий 1-м округом ополчения граф Ростопчин писал, что было бы весьма трудно определить, кто из крестьян-ополченцев умер, убит в бою, а кто отстал от своей партии, находится в услужении. Заметим, что нестроевых чинов в русской армии даже к началу 1812 г. было 72000 или 12% списочной численности военнослужащих полевых войск. 3/4 из них составляли денщики и фурлейты (ездовые в обозах), обслуживавшие главным образом офицеров-дворян. Процент нестроевых чинов в русской армии на протяжении всей войны был всегда выше, чем у французов.

По официальным данным в Заграничных походах участвовали 184.186 ратников губернских ополчений. На протяжении Отечественной войны, принимая участие в боевых действиях, недавние крестьяне смогли сформироваться в настоящих солдат. В Российском государственном архиве хранится директива управления Главного штаба всех армий №3002 от 26 июля 1813 г., где сказано:

«По высочайшей воле государя императора, изображенной в записках генерала от артиллерии графа Аракчеева мая 29 числа, воины в полках при армиях Заграничных состоящие не должны быть распускаемы по домам до прекращения войны; а потому и должно руководствоваться его последней высочайшей волей; если же оные не при полках, но составляют особые отделения из ополчений Московского и Смоленского, то отправить их при офицерах».

Но не только ратники были оставлены в армии, офицеры ополчения также переводились в полки. Позднее перед роспуском ополчения им было предложено на тех же условиях продолжить постоянную военную службу.

Еще в 1812 г. не только среди казаков Тверского ополчения начал распространяться слух о том, что на родине, на дворянских собраниях их хозяева-помещики, учитывая выгоду текущего момента, чтобы избежать повинности новых рекрутских наборов, хотят заменить этих рекрутов ополченцами, которые были на войне. Ратники имели все основания бояться, как бы правительство не поступило с ними также как с милиционерами в 1806-07 гг. Начальство в ополченских полках было не на шутку встревожено: участились побеги, казаки в открытую высказывали недовольство и претензии к дворянам. Полковник Шемиот писал из армии:

«В Вилькомире слышал я преудивительную вещь, что в Петербурге дворянство назначило причислить людей, коими мы командуем, в 25-летнюю службу. Господи, буде милостив нам тогда. Впред узнаем нашу ошибку: что касается до меня, я бы, на место сих охотно бы выдал других».

Это письмо стало известно Александру I, и он приписал на нем: «заслуживает всякого примечания, нужно необходимо сие опровергнуть». Опровержение в виде императорского рескрипта от 29 октября 1812 г. было направлено командующему 1-м отдельным корпусом генералу от кавалерии П.Х. Витгенштейну:

«…Легко может от пустых сих слухов родиться в ополчениях недоверчивость к начальству, то я считаю нужным предупредить вас, дабы объявили вы приказом по корпусу, вам вверенному, о неосновательности такой молвы; …что оно несообразно с торжественным обещанием, данным мною, распустить по домам ополчение по окончанию войны руководствуясь коим и ныне подтверждаю сие данное мною обещание».

За высокими словами российского самодержца скрывалась ложь. С первых дней созыва помещичьих крестьян в ополчение некоторых из них переводили в полки на правах рекрут. В указе от 1 октября 1812 г. Александр I приказывает П.В. Голенищеву-Кутузову:

«…При сем нужным считаю заметить, что по приведенному здесь расчислению людей оставаться будет в Тверском ополчении излишнее число ратников, коих полагаю я обратить на усиление батальонов полковника Жемчужникова, если только найдутся в оных остающиеся от некомплекта людей ружья и сумы».

В рапорте командир Тверского внутреннего батальона подполковник Пурпур от 11 октября 1812 г. передает начальнику ополчения генералу Я.И. Тыртову бывших в его ведении (уже служивших в рекрутских батальонах) 174 ратника Смоленского ополчения.

В одном из писем императору граф Ростопчин сообщает:
«Я должен предупредить ваше императорское величество, что несколько тысяч этих ополченцев из Московской губернии находятся еще в армии, в качестве денщиков, было бы вполне справедливо взять их на действительную службу».

Даже начальник 1-го округа ополчения находит справедливым по отношению к нескольким тысячам крестьян, выполнивших свой долг перед родиной, оставить их в армии и т.д. и т.д. Неизвестно, сколько ополченцев осталось в больницах и госпиталях ухаживать за больными и ранеными. А сколько было сформировано Военным министерством за время войны разных отрядов для нужд армии и даже конной путевой бригады (11.05.1813 г.), личный состав которых набирался только из ополченцев. Поистине, история Земского ополчения одна из самых трагичных в истории России.

Возвращение ополчений в свои губернии происходило в течение полутора лет. Основная часть Тверского ополчения вернулась в губернию 11 (23) июня 1814 года. Вернулось 4.814 человек. Тверские крестьяне многими жизнями заплатили за спасение своего Отечества. Они надеялись, что русский царь за честную службу освободит их от крепостной зависимости. Однако жертву русских ополченцев Александр I не оценил, а, следовательно, ни правительство, ни российское общество, ни тем более помещики – «спасители Отечества».

Ликвидация ополчения шла с большой выгодой для дворян. Были допущены зачетные квитанции, которые выдавали вместо рекрут, в зачет тех лиц, которые были призваны в ополчение. Убитые и умершие в походах ратники рассматривались как рекруты следующего набора и на них выдавались зачетные квитанции. Знаменитый актер Щепкин рассказывал:

«Одна дама очень образованная по времени и обществу (даже крепостные отзывались о ней, как о доброй женщине), у графини на именинах, за обедом, не краснея позволила себе сказать в разговоре о прошедшей кампании: "Вообразите, какое счастие Ивану Васильевичу: он отдавал в ополчение 9 человек, а возвратился всего один, так что он получил восемь рекрутских квитанций и все продал по три тысячи; а я отдала 26 человек, и на мою беду все возвратились – такое несчастье". При этих словах ни в одном лице не показалось даже признака неудовольствия против говорившей. Все согласились, а некоторые даже прибавили: "Да, такое счастье, какое Бог дает Ивану Васильевичу не многих дается".»

Не все тверские ополченцы торопились вернуться «в первобытное состояние».

Как в насмешку над их заслугами к крепостным хозяевам их отправляли под наблюдением своих офицеров, а также земской полиции и уездного предводителя дворянства. Казаки 1-го пешего полка Тверского ополчения вернулись в Тверь, как и положено в армии – походными колоннами по-батальонно. Многие ратники были награждены на общих основаниях с нижними чинами регулярной армии серебряной медалью «В память Отечественной войны 1812 г.» После шумной и восторженной встречи воинов жителями города бывших казаков-ополченцев, а ныне вновь крепостных крестьян по квитанциям, под конвоем своих офицеров стали возвращать помещикам. Хозяева, получив своих «людишек» обратно, считали, что именно они выполнили свой долг перед государством, передав ему во временное пользование в качестве военной силы свое имущество. Самосознание бывших ополченцев ущемляло еще то обстоятельство, что навстречу героям Отечественной войны, которых под конвоем вели в крепостной плен по Бежецкому тракту, шли возвращавшиеся домой из плена бывшие наполеоновские солдаты и офицеры, получившие по окончанию войны свободу.

Не каждый русский крестьянин выносил это унижение, и поэтому люди бежали. Их ловили и наказывали у городового плетьми и возвращали помещикам. В Тверском Государственном Архиве сохранился документ от 22 июня 1814 г. «О возвращении помещице Бежецкого уезда Н. Жеребцовой (родная тетка графа А.А. Аракчеева) крестьянина С. Павлова, наказанного плетьми за побег из ополчения». Но случались происшествия посерьезнее, вплоть до неповиновения и стычек с земской полицией. Даже наш знаменитый поэт Г.Р. Державин уведомил в 1814 г. управляющего Министерством полиции генерала Вязмитинова, что ратники, вернувшиеся из ополчения в его имение, несмотря на то, что им внушают «обратиться в первобытное состояние», не слушаются и ни на какую работу идти не хотят. Из Петербурга предложили Державину того из ратников, который «возбуждает смуту между людьми и грубит господину, сдать в рекруты, но без зачета, так как он, избегая рекрутчины, отрубил себе один сустав пальца». К уездным предводителям всех губерний, где собирались ополчения, редкий день не являлись или бывшие ополченцы с жалобами на своих хозяев или просили помещики наказать за неповиновение «людей, бывших в ополчении».

Бывшие казаки жаловались предводителям дворянства, что они «нашли дома свои в худом положении», некоторые помещики требовали не только ходить на господскую работу, но и сдать им казенную одежду, т.е. ополченскую форму. Уездное начальство отмечало «справедливые причины к жалобам, которые могут иметь весьма неприятное влияние».

Не только в сознании многих молодых дворян, прошедших с боями до Парижа, сформировалось недовольство «феодальными» порядками в России. В русском обществе понимали, что рано или поздно придется освобождать крестьян из крепостного рабства. Ополченцы приходили к себе в деревню другими людьми, с багажом новых понятий, им трудно было сравнивать жизнь родного захолустья с тем, что они видели в Европе.

31 мая 1815 г. российский император Александр I утверждает правило, представленное комитетом министров «Правила всем уважении и для облегчения помещиков и обществ». Таким образом, Александр Благословенный рассчитался с крестьянами-ополченцами. Помещикам разрешалось «всех тех людей из ополчений, которые находились на временной военной службы и ныне в домы свои возвратились или впредь возвратится имеют, но которых помещики и общество по увечьям и другим болезням, как беспокойных для себя пожелают представить к освидетельствованию в губернский город, где их и свидетельствовать в рекрутском присутствии…

Людей, признанных таким образом не способных к работам, сдавать в каждой губернии командирам гарнизонных батальонов с зачетом помещиком или обществу за рекрута. …Поступивших же в ополчение из дворовых людей отсылать в батальоны тех губерний, где семейства их или родственники находятся… с тем только, что единожды принявшие должны обязаться подписками недопускать их шататься по миру».

Для сохранения общего спокойствия и тишины не воспрещалось представлять в те же рекрутские присутствия в зачет будущих наборов и таких людей, бывших в ополчении, которые возвратились в свои дома с медалями или без них и оказались «непослушными и беспокойными, следовательно, и в обществе нетерпимыми», не исключая из этого числа и тех, кто получил знаки отличия военного ордена, но неспособных к полевой службе людей приказано было принимать без зачета за рекрута, определяя их в команды внутренней стражи.

«Дети принятых на службу и на казенное содержание людей, бывших в ополчении прижитые ими до поступления не в ополчении, но в военное ведомство, принадлежат помещикам и обществам, от кого кто поставлен был в ополчение; но дети, рожденные после того, согласно указу 1812 г. июля 8, принадлежат уже военному ведомству и поступают все они по достижению узаконенных лет наравне с солдатскими детьми в военно-сиротские отделения.

…Вдовы, оставшиеся после тех людей кои находясь в ополчениях, убиты, умерли или другими случаями выбыли, остаются принадлежать помещикам и обществам».

Этот документ Военного министерства от 12 июля 1815 г. стал последним в истории Земского ополчения. Войны закончились. 1812 г. привел к опустению многих западных и центральных губерний России, в том числе и Тверской. Население сократилось с 45 до 41 млн. человек. Производительным силам страны был нанесен огромный ущерб. Сотни тысяч крестьянских семей были разорены. Недоимки по податям уже в 1814 г. превысили 160 млн. рублей. Таким образом, вся тяжесть Отечественной войны легла на крестьян.



В 2012 г. отмечали юбилей – 200-летие Отечественной войны. Это был хороший повод не только вспомнить героев 1812 года, но и привлечь внимание к тому состоянию, в котором пребывают сегодня места, связанные с именами наших выдающихся земляков.
Ибо, как сказал, А.С. Пушкин, только «Дикость, подлость и невежество не уважают прошедшего, пресмыкаясь перед одним настоящим».

К сожалению, к другим «памятникам» теперь не зарастает народная тропа…