Бессмертный полк - вы и мы? Ради чего?
Михаил Булгаков
Разговаривали и всё время возвращались к Булгакову, к выведенным в его романах сдвинутым временам, и описанное им перекликалось с тем, что переживали в те дни мы. Наконец сели в поезд и двинулись в сторону Москвы, но не доехали до неё: остановились, паровоз был отцеплен. Потом всё-таки нас повезли дальше, мы не знали куда, но добрались до Варшавы. И дальше, дальше, в сторону нашей границы…
Во всей той фантасмагории мы постоянно вспоминали написанное Булгаковым и, несмотря на ужас происходившего вокруг, подсмеивались над нашей собственной ситуацией. Я знаю писателей, у которых абсурд превышает допустимые пределы, но у Булгакова – такая гармония искренних, глубоких переживаний с насмешливостью! Поэтому он – родной и понятный. Ещё в Праге те чешские кроны, что оставались у нас и не могли быть нами потрачены, потому что магазины закрылись, мы пытались отдать чехам, но они отказывались прикасаться к «нашим» деньгам. И тогда я купил в дьюти-фри бутылку «Чинзано».
Оно считалось у нас напитком мечты. Когда мы стояли на пражском вокзале в ожидании поезда, мой друг, засуетившись, толкнул ногой чемодан, тот задел сумку с «Чинзано», она упала – и бутылка разбилась. Со мной случилось что-то вроде истерики: единственное, что везли из Праги, и то вдребезги!
Елена Сергеевна сказала мне: «Успокойтесь, дома что-нибудь придумаем». В Москве – я приехал туда из Ленинграда – мы созвонились, и она позвала меня в гости. Когда я пришёл, протянула мне валютные чеки: «Возьмите, это вам от Михаила Афанасьевича. Купите себе в «Берёзке» вина и хороших сигарет». Я купил «Чинзано» и сигарет и воспринимал это как подарок от Булгакова.
Мне всё хотелось познакомить с Еленой Сергеевной мою Наташу. Наконец в один из наших с ней приездов в Москву я говорю ей: «Пойдём, без звонка». Отправились в знакомый мне угловой дом у Никитских Ворот, стали подниматься в квартиру. На лестнице обнаружилось много странных, не понравившихся мне вещей, какие-то ходили люди несимпатичные, но я старался не обращать внимания. Подошли к двери, я позвонил. Открыл нам сын Елены Сергеевны, я спросил, дома ли она. Он ответил: «Она дома. Она умерла». Такое было «знакомство», точнее, прощание – и незабываемость.
Всё это навсегда привязало меня к Булгакову.
…Ну ладно, одно дело – воспоминания и другое – живые книжки, которые он написал. Его фразы, ритм его прозы, умение сразу втянуть читателя в повествование. Вот пример:
«Велик был год и страшен год по Рождестве Христовом 1918, от начала же революции второй. Был он обилен летом солнцем, а зимою снегом, и особенно высоко в небе стояли две звезды: звезда пастушеская – вечерняя Венера и красный, дрожащий Марс. Но дни и в мирные, и в кровавые годы летят как стрела, и молодые Турбины не заметили, как в крепком морозе наступил белый, мохнатый декабрь».
В трёх начальных предложениях, не понемногу разгоняющихся, а прямо влетающих в происходящее, уже представлены место и время действия, герои и дано общее настроение всего этого месива, называющегося романом «Белая гвардия».
Так и любое начало главы из «Мастера и Маргариты» – воронка с мощным втягивающим эффектом, мгновенно переключающая читательское внимание даже с предыдущей главы. То же и в «Театральном романе»:
«Гроза омыла Москву 29 апреля, и стал сладостен воздух, и душа как-то смягчилась, и жить захотелось. В сером новом моём костюме и довольно приличном пальто я шёл по одной из центральных улиц столицы, направляясь к месту, в котором никогда ещё не был. Причиной моего движения было лежащее у меня в кармане внезапно полученное письмо».
Несколько строчек сразу, без всяких предисловий, подходов, оправданий втягивают тебя – и ты уже движешься вместе с героями Булгакова.
Это волшебство.
И его юмор тоже. Юмор – божественная вещь. Мера булгаковского юмора для меня целебна и учебна, она безошибочно, изумительно точно выверена. Юмор наполняет романы Булгакова на всём их протяжении. Булгаков всегда насмешлив, в первую очередь по отношению к самому себе, потому что он мог представить себя в описываемой им ситуации.
В «Театральном романе» в Максудове показывает, по сути, свой характер и в то же время отделяет персонаж от себя и позволяет себе подшучивать над ним, собственные страхи, собственные нелепые поступки рассматривая не с отчаянием, но насмешливо.
И, может, благодаря юмору Булгакова в его книгах присутствует великолепная отстранённость от происходящего, то есть правда. Кстати, здесь на него повлияла его первая профессия – врачебная. Как врач он знал больше других, а как писатель – имел право не хранить тайну, мог воспользоваться ею художественно. ль всегда будет в оппозиции к политике, пока сама политика будет в оппозиции к культуре»
Михаил Булгаков
Разговаривали и всё время возвращались к Булгакову, к выведенным в его романах сдвинутым временам, и описанное им перекликалось с тем, что переживали в те дни мы. Наконец сели в поезд и двинулись в сторону Москвы, но не доехали до неё: остановились, паровоз был отцеплен. Потом всё-таки нас повезли дальше, мы не знали куда, но добрались до Варшавы. И дальше, дальше, в сторону нашей границы…
Во всей той фантасмагории мы постоянно вспоминали написанное Булгаковым и, несмотря на ужас происходившего вокруг, подсмеивались над нашей собственной ситуацией. Я знаю писателей, у которых абсурд превышает допустимые пределы, но у Булгакова – такая гармония искренних, глубоких переживаний с насмешливостью! Поэтому он – родной и понятный. Ещё в Праге те чешские кроны, что оставались у нас и не могли быть нами потрачены, потому что магазины закрылись, мы пытались отдать чехам, но они отказывались прикасаться к «нашим» деньгам. И тогда я купил в дьюти-фри бутылку «Чинзано».
Оно считалось у нас напитком мечты. Когда мы стояли на пражском вокзале в ожидании поезда, мой друг, засуетившись, толкнул ногой чемодан, тот задел сумку с «Чинзано», она упала – и бутылка разбилась. Со мной случилось что-то вроде истерики: единственное, что везли из Праги, и то вдребезги!
Елена Сергеевна сказала мне: «Успокойтесь, дома что-нибудь придумаем». В Москве – я приехал туда из Ленинграда – мы созвонились, и она позвала меня в гости. Когда я пришёл, протянула мне валютные чеки: «Возьмите, это вам от Михаила Афанасьевича. Купите себе в «Берёзке» вина и хороших сигарет». Я купил «Чинзано» и сигарет и воспринимал это как подарок от Булгакова.
Мне всё хотелось познакомить с Еленой Сергеевной мою Наташу. Наконец в один из наших с ней приездов в Москву я говорю ей: «Пойдём, без звонка». Отправились в знакомый мне угловой дом у Никитских Ворот, стали подниматься в квартиру. На лестнице обнаружилось много странных, не понравившихся мне вещей, какие-то ходили люди несимпатичные, но я старался не обращать внимания. Подошли к двери, я позвонил. Открыл нам сын Елены Сергеевны, я спросил, дома ли она. Он ответил: «Она дома. Она умерла». Такое было «знакомство», точнее, прощание – и незабываемость.
Всё это навсегда привязало меня к Булгакову.
…Ну ладно, одно дело – воспоминания и другое – живые книжки, которые он написал. Его фразы, ритм его прозы, умение сразу втянуть читателя в повествование. Вот пример:
«Велик был год и страшен год по Рождестве Христовом 1918, от начала же революции второй. Был он обилен летом солнцем, а зимою снегом, и особенно высоко в небе стояли две звезды: звезда пастушеская – вечерняя Венера и красный, дрожащий Марс. Но дни и в мирные, и в кровавые годы летят как стрела, и молодые Турбины не заметили, как в крепком морозе наступил белый, мохнатый декабрь».
В трёх начальных предложениях, не понемногу разгоняющихся, а прямо влетающих в происходящее, уже представлены место и время действия, герои и дано общее настроение всего этого месива, называющегося романом «Белая гвардия».
Так и любое начало главы из «Мастера и Маргариты» – воронка с мощным втягивающим эффектом, мгновенно переключающая читательское внимание даже с предыдущей главы. То же и в «Театральном романе»:
«Гроза омыла Москву 29 апреля, и стал сладостен воздух, и душа как-то смягчилась, и жить захотелось. В сером новом моём костюме и довольно приличном пальто я шёл по одной из центральных улиц столицы, направляясь к месту, в котором никогда ещё не был. Причиной моего движения было лежащее у меня в кармане внезапно полученное письмо».
Несколько строчек сразу, без всяких предисловий, подходов, оправданий втягивают тебя – и ты уже движешься вместе с героями Булгакова.
Это волшебство.
И его юмор тоже. Юмор – божественная вещь. Мера булгаковского юмора для меня целебна и учебна, она безошибочно, изумительно точно выверена. Юмор наполняет романы Булгакова на всём их протяжении. Булгаков всегда насмешлив, в первую очередь по отношению к самому себе, потому что он мог представить себя в описываемой им ситуации.
В «Театральном романе» в Максудове показывает, по сути, свой характер и в то же время отделяет персонаж от себя и позволяет себе подшучивать над ним, собственные страхи, собственные нелепые поступки рассматривая не с отчаянием, но насмешливо.
И, может, благодаря юмору Булгакова в его книгах присутствует великолепная отстранённость от происходящего, то есть правда. Кстати, здесь на него повлияла его первая профессия – врачебная. Как врач он знал больше других, а как писатель – имел право не хранить тайну, мог воспользоваться ею художественно.
Свидетельство о публикации №217050600323