Евгения Ивановна

Собираясь поступать в училище по классу гитары, я решился предварительно ликвидировать свои многочисленные пробелы в музыкальном образовании. И тогда знающие люди порекомендовали мне «подходящую» учительницу. Звали её Евгения Ивановна, и она преподавала сольфеджио, теорию музыки и фортепиано. Это была элегантная и ухоженная женщина лет около сорока. Занятия происходили в клубе детского творчества «Радуга». Это было длинное одноэтажное здание барачного типа с множеством одинаковых комнат-классов. В каждом классе обязательно стояло фортепиано. (Термин «пианино» употребляют по простоте душевной только лохи, далёкие от музыки!) Евгения Ивановна, в отличие от преподавателя по гитаре, с которым на уроке можно было просто «поговорить за жисть», была строга, человеком дела, и не вела со мною «пустопорожних» разговоров.               

На первом же занятии она познакомила меня с тем, что в музыке существуют ряд диезных и бемольных тональностей. Тональности же, не имеющие после скрипичного ключа никаких знаков альтерации, называются белыми, поскольку для их проигрывания не задействуются чёрные клавиши. К ним относятся До мажор и параллельная ей Ля минор.
 - Белые тональности редко используются в классической музыке, - говорила мне Евгения Ивановна, а потому мы для начала рассмотрим диезные тональности. Они в свою очередь делятся на мажорные и параллельные им минорные тональности. Параллельные диезные тональности имеют одинаковое количество диезов при ключе, это понятно?
                Я с готовностью мотнул головой, отчётливо понимая лишь при этом, что «встрял» не на шутку.

 - Таким образом, - продолжала учительница, - важно запомнить последовательность именно мажорных диезных тональностей и порядок расположения в них диезов. Схематично это будет выглядеть так: Соль, Ре, Ля, Ми, Си, Фа диез, До диез – это названия диезных мажорных тональностей, по мере появления в них диезов, от одного в Соль мажоре до, соответственно - семи в До диез мажоре. Теперь порядок расположения диезов в этих тональностях по мере их появления, - почти вещала безжалостная Евгения Ивановна, - Фа, До, Соль, Ре, Ля, Ми, Си. Понятно, что в Соль мажоре будет знак Фа диез, а уже в До диез мажоре задействованы все семь диезов. В общем, всё – элементарно!
 - Да, действительно, - промямлил я.
                В голове моей в это время бешено крутились как на карусели знакомые образы: дядя Миша, опохмеляющийся нитхинолом, сарайка со знакомыми алкоголиками, чья-то рука с напартаченным «перстнем», пригвождённая ножом к столу, радиомонтажный участок и даже улыбающийся безмятежно, как никогда в жизни – мой старинный приятель Крипачария, бегущий на лыжах по свежепроторённой лыжне. 
                - А дальше совсем всё просто, - как сквозь сон услышал я вновь гипнотический голос моей учительницы, - чтобы узнать, сколько диезов в любой из минорных тональностей, нужно хорошенько держать в голове предыдущую схему. Ну конечно, ещё нужно учитывать, что параллельная минорная тональность расположена от мажорной на большую терцию ниже по нотному стану, так ведь?
 - Конечно, конечно, - закивал я головой как дятел.
 - Например, торжествующе звенел и набирал силу голос Евгении Ивановны, - тональность Соль мажор, значит, от ноты Соль вниз большую терцию, ну!..

 Тут она требовательно взглянула не меня. От ужаса я похолодел, это как в кошмаре, летишь с обрыва, судорожно пытаясь за что-нибудь зацепиться, а вокруг только скользкий лёд. Неожиданно опомнившись, я сказал:
 - Это будет нота Ми.
 - Совершенно верно, - энергично подхватила учительница, - таким образом, параллельной тональностью к Соль мажору будет Ми минор, и в них обеих стоит по одному диезу, какому именно?
 Посмотрев на «схему», начертанную рукой Евгении Ивановны, я неуверенно произнёс:
 - Фа диез.
 - Ну, верно, а откуда такая робость? Ответ должен быть чётким и быстрым, как команда, как выстрел! А теперь нам это всё предстоит сыграть на фортепиано. Начинай с тональности Соль мажор!

 Плохо зная клавиатуру, я почти вслепую тыкал указательным пальцем правой руки, стараясь попасть в ускользающие клавиши.
 - Никуда не годится! – решительно заявила моя «садо-мазо» учительница, и наотмашь хлестанула меня по лицу тяжёлой плетью из кожи гиппопотама, на стены фонтаном брызнула алая кровь. 
 Ах, нет! Про плеть и кровь это мне привиделось, взыграла буйная фантазия. Боже, какой я, оказывается, впечатлительный.
 - Начнём, пожалуй, с аппликатуры. Ты же не играешь на гитаре одним пальцем? – рассудительно убеждала меня женщина, одновременно показывая, как нужно по клавиру переставлять пальцы. Ну-ка, попробуй сам.
                И я пробовал, пробовал. Играл диезные мажорные тональности, потом параллельные им - минорные. Потом - все вместе, потом – не помню, какой-то провал в памяти, а может, на время я «отключился», потерял сознание, но продолжал механически передвигать пальцы по клавишам? Клавиши чёрные и белые, всё по-настоящему, как в жизни. Где это я?
 - Ну вот, на сегодня, пожалуй, и достаточно, - услышал я вновь голос любезной Евгении Ивановны, - значит, к следующему занятию, привести всё в систему, отвечать и играть бегло. Занятия у нас будут два раза в неделю, по вторникам и пятницам. Всё понятно? Тогда – до свидания!..
               
                Так как у меня дома отсутствовало фортепиано, то на следующий же вечер, я пришёл опять в «Радугу» и попросил у вахтёра ключ от свободного класса. Мне вишь опять «приспичило» делать уроки (какой ужас!), мне вишь нужно «всё привести в систему, отвечать и играть бегло». На столе у вахтёра под толстым оргстеклом лежала записка от моего педагога с просьбой выдавать мне ключ от класса по первому требованию. Поэтому, получив ключ, я вскоре оказался в пустом классе наедине с фортепиано. Открыл нотную тетрадь с конспектом прошлого занятия, посмотрел в неё и понял, что ничегошеньки не запомнил. Меня охватило ощущение личной никчёмности. Отчаяние в своей мучительной безысходности сжало костлявыми пальцами моё горло, и я почувствовал физическое удушье. Вскочив, я подбежал к окну и открыл настежь форточку. По-зимнему студёный ветер ворвался в помещение, он начал флиртовать с занавесками, игриво приподнимая их как юбки, то плавно и высоко, то нагло скручивая их практически в жгут.

«Ну и чем эта теория музыки лучше алгебры или химии? – удручённо размышлял я, глядя в тёмное окно. Каким образом я опять влип в этот дурацкий процесс обучения?»

Если бы я только смог – я бы разрыдался! Я бы бился своей дурной головой об угол стола и причитал в полный голос! К сожалению, это простое средство облегчить свои страдания было мне недоступно. Тогда, закрыв форточку, я решительно подошёл к фортепиано, присел на табурет и, вздохнув, открыл крышку. Здравствуйте, клавиши чёрные и белые!                                И всё-таки тогда я «их сделал», эти тональности, добил, домучил и даже получил «четвёрку» у строгой Евгении Ивановны. Я и не думал никогда, что во мне живёт такой въедливый «ботан» и «заучка». Очевидно, что для человека необходимо поставить чётко мотивированную цель, которую он воспринимает для себя как благо, тогда препятствий нет! И хорошо, если в конце пути окажется, что цель эта была подлинной, некой истиной в последней инстанции, но, к сожалению чаще всего мы следуем чужими путями и бредём дорогами, ведущими в никуда. Но в любом случае, это бесценный жизненный опыт, некая кармическая особенность твоего и только твоего существования. Действительно ли я тогда хотел стать профессиональным музыкантом? По прошествии многих лет, я не могу утвердительно ответить на этот непростой вопрос, может, мне хотелось только казаться таковым? Ну, даже если и так, то я приложил к этому недюжинные силы и воистину баранье упорство.

 За те несколько месяцев я неплохо продвинулся в изучении теории музыки - интервалы, трезвучия - основные в тональности, а также уменьшенные и увеличенные, транспозиция, она же модуляция, мажорные и минорные септаккорды и их разрешения, построение доминантсепаккорда и его обращения. Всё это я достаточно бойко мог построить и даже сыграть в любой тональности на фортепиано, но по сольфеджио всё обстояло несколько хуже. Впрочем, спеть с листа худо-бедно я был в состоянии, определял на слух основные ступени лада (тоника, доминанта, субдоминанта), а также интервалы и аккорды. Подобрал на слух и записал нотами не меньше сотни популярных мелодий. Но вот написание музыкального диктанта мне пока никак не давалось. Музыкальный диктант отличался от привычного всем по школе диктанта тем, что вместо чтения текста педагогом игралась какая-нибудь мелодия, а учащийся должен был её записать нотами. Евгения Ивановна говорила, что для того чтобы овладеть этим навыком нужно время, и что ускорить этот процесс искусственно невозможно.

 - Тебе просто необходимо научиться писать диктанты, - настаивала моя учительница, - ты же не хочешь в училище быть «белой вороной», и прослыть «двоечником» по сольфеджио среди вчерашних школьников?
 Это был сильный аргумент, я представил себя, двадцатилетнего амбала, среди шестнадцатилетних оболтусов. А дяденька не умеет писать диктанты, - послышался мне чей-то полудетский смешок, и я увидел указательный палец, испачканный в чернилах, направленный в мою сторону. А что если они совсем «распоясаются» и будут дразниться? О! Тогда мне придётся бить детей, вот не было печали!  Меня аж передёрнуло от представленной картины.
 - До сентября почти два месяца, - сказала умница Евгения Ивановна, - чтобы слышать и узнавать ноты, нужна большая практика, и я предлагаю оставшееся время посвятить только диктантам.
 - Конечно, я согласен, - отогнав нелепую картину детских трупов от своего мысленного взора, поспешно проговорил я, - спасибо за совет и помощь!

 Вспоминаю последний урок у незабвенной Евгении Ивановны. Он состоялся погожим сентябрьским деньком. Я уже студент первого курса сидел за столом, и передо мной лежала раскрытая нотная тетрадь. Урок подходил к концу, моя учительница играла уже десятый по счёту диктант, первые девять были написаны мною изящным почерком и без ошибок. Евгения Ивановна была в тёмно-синем платье с белой отделкой, и сочетание этих двух цветов напоминало чем-то девчоночью школьную форму. Закончив играть, она повернулась ко мне лицом, и яркий солнечный луч из окна осветил всю её фигуру. Оторвавший взгляд от тетради, я будто бы впервые увидел своего преподавателя. Это была ещё молодая и достаточно симпатичная женщина, белоснежный воротник платья оттенял её смуглую кожу, а синий подол не скрывал элегантные коленки в тёмных колготках, блестевших на солнце. Колени немного раздвинулись или мне показалось?               

Спохватившись, что я слишком беззастенчиво рассматриваю свою учительницу, я поспешно уткнулся в тетрадь. Объединял ноты в группы, торопясь закончить работу, но сердце ухало, как паровой молот, бесполезно перегоняя потоки взбудораженной крови, а в голове образовался хаос. «А она – клёвая, - лихорадочно думал я, почувствовав сильную эрекцию, - может, попытаться с ней замутить»? На миг я представил Её, лежащую спиной на столе с раздвинутыми коленями и обнажёнными бёдрами, себя, нависшего над распростёртым телом и наш безумный коитус в пустом классе. О! «А это ничего, что ты сегодня вечером к Вике собирался»? – как будто со стороны, услышал я укоризненный голос своей совести. Но возбуждение не прошло, вот она хвалёная полигамность мужчин! Может, я – маньяк? Пребывая в задумчивости,  я машинально продолжал рисовать завитушки нот. Послышался стук каблуков, и Евгения Ивановна подошла к моему столу.
 - Что-то вы долго, Руслан, устали уже, наверное? – произнесла она. Ладно, давайте я посмотрю, что у вас получилось.

 С этими словами Она взяла мою тетрадь и стала её изучать. Запах горьковатых духов окутывал меня плотным покрывалом, синее платье было так близко, а голова плыла в хмельном тумане. Мне хотелось поднять руку и притянуть к себе это пышущее жаром тело, но рука была так тяжела, как будто незримые цепи приковали её к столу.
 - Ну что ж, Руслан, хорошо, - сказала Евгения Ивановна, положив тетрадь на край стола, - вы справились, больше мне учить вас нечему. Вы был прилежным учеником, прощайте!
 В голосе её мне послышались насмешливые нотки или мне опять показалось? Я поднялся из-за стола и посмотрел женщине в лицо, оно было непроницаемо, лишь глаза и губы тронула слегка загадочная полуулыбка. Энигма!
 - До свидания, - отчётливо проговорил я. Спасибо и всего Вам хорошего.
                В училище на уроках сольфеджио я теперь без труда писал музыкальные диктанты, и всегда вспоминал при этом свою учительницу. И как только она смогла за такой короткий промежуток времени вложить в мою голову, в общем, непредназначенную для ученичества - столько знаний?..