От Варшавы до Хабаровска

               
     Вот моё первое впечатление от бабушки: я просыпаюсь утром в большой бабушкиной кровати, видимо, родители оставили меня у неё ночевать; мне года три. Бабушка уже встала и что-то делает на кухне. Солнечный свет  из двух больших окон ярким золотом заливает всю комнату, тогда ещё не было теневых штор. За окном слышен гул моторной лодки (дом был в районе хабаровского Затона). Мне тепло, уютно в мягкой постели, энергия солнца переполняет меня, и я в восторге начинаю прыгать на кровати. Тут входит бабушка, улыбается, ловит меня в охапку, целует, мы обе смеёмся, радуемся друг другу и мне так хорошо в крепких и ласковых бабушкиных руках!  И это ощущение радости, даже счастья - безмятежного и наивного – так и осталось в памяти. И теперь, когда я слышу гул катерка на реке в солнечный день, сразу возникают в душе отголоски той детской радости.

    
      Моя бабушка по материнской линии Мария Иосифовна Свирская (девичья фамилия Бучинская) родилась в 1889 году в Варшаве.  Польша в тот период входила в состав Российской Империи.  Моя прабабушка Юзефа, мать Марии  умерла в тридцать пять лет, в семье было    четверо детей и Мария -  старшая. Все заботы по хозяйству и о детях достались пятнадцатилетней девочке. Она, вспоминая тот период, никогда не жаловалась на трудности. Но, однажды рассказала мистическую историю. После смерти матери маленький брат плакал вечерами, Мария его укачивала, укачав засыпала рядом, он снова плакал, она снова качала колыбель… Иногда она слышала шаги на чердаке (дом был одноэтажный деревянный) – было страшно. В один из вечеров уснула и когда ребёнок начал снова плакать никак не могла проснуться, но сквозь сон опять услышала шаги, от страха укрылась с головой, и вдруг плач прекратился. Мария приподняла одеяло и в щелку увидела как бы силуэт матери у колыбели.  Мария зажмурилась, плотнее укрылась, было жутко! Ребёнок больше не плакал, и мать больше не приходила к нему. Моя бабуся,  (мы так все её звали на польский манер, и мои дети так звали мою маму, и мои внуки так же называют меня) моя бабуся, сколько я её помню, ничего не боялась, ни в  кого не верила и рассказывала эту историю спокойно без страха.
      
      Окончила она в своё время церковно-приходскую школу в Варшаве. Что касается её отца – моего прадедушки – то, чем он занимался, бабуся не смогла мне внятно объяснить – что- то было связано с мукомольным производством, но не мельница. Иногда я спрашивала её – «ты католичка или православная?» Она всегда отмахивалась от таких вопросов; но я слышала, как она иногда восклицала -  «О, Матка Боска!» (О, Матерь Божья).
В двадцать один год она вышла замуж за Яна Свирского, он был старше жены на четыре года, тоже житель Варшавы. В этом возрасте Мария выглядела старше своих лет – высокая, статная, серьёзная, со строгими серыми глазами, с аккуратной причёской из пепельных волос. После смерти матери она шесть лет вела домашнее хозяйство, научилась это делать зкономно и рационально, большая ответственность, видимо, и отразилась на внешности.  Через год после свадьбы родился сын Олег, который умер в полуторагодовалом возрасте. "Паспортная книжка" деда на русском языке хранится в нашем семейном архиве. Этот странный, истрёпанный документ рассказывает всё о жизни семьи. Фотография в нём не предусмотрена. Паспорт выдан в 1910 году "на основании записи в Книге постоянного народонаселения г. Варшавы дом 5138 стр.462".  Жена  как и дети вписываются в паспорт мужа.
Пункт 7 паспорта: Отношение к отбыванию воинской повинности: "Младший писарь 14 Восточно-Сибирского стрелкового полка."
       
       Интересно! Жителя Варшавы приписывают к Восточно-Сибирскому полку!     Началась Первая Мировая Война и Яна (по паспорту Иоанна) Свирского мобилизовали. Где дед служил и воевал неизвестно, но жена была рядом и в декабре 1914 года у них в Смоленске родилась дочь. В паспорте это событие описано на стр 9:  " У означенного в сём паспорте мещанина Иоанна Афанасьевича Свирского и у законной его жены Марии 22 Декабря 1914 года родилась дочь. Крещена 11 Января 1915 года в Казанской Смоленской церкви и при святом крещении дано ей имя - Нина. Что с применением церковной печати удостоверяю".   И это была  моя будущая мать.

       Из того же паспорта узнаём, что семья бедствовала, т.к. имеется штамп:   "Пользуется одеждою из Секции  пом. беженцам при Смоленской  Р(?)К Благотв. О-ве" и ещё записи:" 24 января 1915 года из польского комитета выдано 5 аршин подкладки под одеяло. 19   ноября  1915 года выдано 1 п. валенок, 1 п. портянок, 1 фуфайка, 1 юбка. 24  ноября 1916 года выдано 1 пальто .

       В Смоленске много записей о перемене места жительства. Больше двух месяцев почему- то нигде не жили. А весной 1918 года, видимо, решили ехать на Восток. Есть отметка  Иркутского пропускного паспортного пункта от апреля  1918 года. И следующий штамп: май 1918 года - "Явленъ въ 2-мъ уч-ке г. Благовещенска". Тогда в Благовещенске находилась большая польская община. Поляков, постоянно поднимавших бунт против правительства России за отделение Польши, ссылали на окраину Империи. Так в Благовещенске постепенно осело немалое количество поляков; чтобы легче было жить в ссылке, они объединялись в общины. Они даже смогли построить небольшой кирпичный костёл на отчисления от своих скудных доходов.  При Советской власти все деревянные храмы в Благовещенске разрушили, а костёл остался, но его стали использовать, как православный храм.  Этот храм и сейчас стоит на углу ул. Горького и 60-летия Октября (современное название улиц).
 
      В Благовещенске прожили до марта 1922 года и   выехали во Владивосток. Гражданская война ещё не закончилась, работу найти было трудно. Ян Свирский, работая ночным сторожем, попал в уличную перестрелку и погиб в ноябре этого же 1922 года. В паспорте об этом  событии – обширная запись: в каком возрасте, от чего умер и где похоронен.  Может, это было удобно – не собирать нигде никаких справок, всё в одном документе.
 
      Мария осталась одна в разорённом гражданской войной, холодном Владивостоке, за тысячи миль от родной Варшавы, почти не зная языка, не имея никакой специальности.  А на руках восьмилетняя дочь и через  пять месяцев должен родиться второй  ребёнок. Средств к существованию тоже не было, и Мария пошла к врачу принимать меры; ей было и страшно и стыдно. За услуги врачу предназначалось золотое обручальное кольцо, но, эта плата врача не устраивала - в свои тридцать три года Мура (как тогда звали её все знакомые)  была ещё очень хороша собой, да ещё шарм иностранки, убитой горем..."Да и что Вам теперь терять?" - ворковал врач над ухом, поглаживая ей плечо. Когда до несчастной женщины дошёл смысл докторского предложения, она, по её словам, "вскочила со стула, плюнула ему в морду и убежала, хлопнув дверью». Зная свою бабушку, я вполне этому верю. (А многие ли современные женщины поступили бы так же? )

      Марии с дочерью   помогли переехать обратно в Благовещенск.  Там же в Благовещенске жил и её родной брат Йозеф (Иосиф) и там, в апреле 1923 года Мария родила сына, которого назвала в честь мужа Яном. Жизнь была тяжёлой, но Мария знала, что ей надо вырастить детей и бралась за любую работу: и уборщицей в швейной мастерской, посудомойкой в кафе, и горничной в гостинице. А летом  - с мая по октябрь работала на пароходах кастеляншей. Детей оставляла на квартирную хозяйку. И ещё находила время посещать «ликбез», учила русский язык. Брат женился, у Марии теперь была и невестка и племянница -  родные люди, опора. Через пять лет Мария Свирская снова вышла замуж за помощника капитана парохода Фёдора Васильевича Усачёва, и он усыновил Янока. Так Ян Янович Свирский стал Иваном Фёдоровичем Усачёвым. Но, свою фамилию Мария не поменяла. Фёдор Васильевич никогда не был женат и был на девять лет моложе Марии, конечно, его родные были не довольны его выбором, но Мария сумела расположить к себе родню мужа, и в дальнейшем у них были нормальные отношения.

     В 1931 году Фёдора Васильевича перевели на работу в Управление Амурского пароходства и семья переехала в Хабаровск. Началась спокойная благоустроенная жизнь. Дочь Нина уже окончила семилетку, играла в драмкружке, работала в машинописном бюро Дорпрофсожа Хабаровского края, вышла замуж. Иван Усачёв в 1941 году окончил школу № 1 в Хабаровске и одновременно аэроклуб при школе ДОСААФ, затем учился в лётных училищах Ленинск-Кузнецка и Черногорска. Высокий русоволосый красавец был очень похож на своего родного отца.  Основную цель - вырастить детей - Мария осуществила.

    И тут закончилась мирная жизнь, началась война   - Вторая Мировая.

    В 1943 году арестовали Фёдора Васильевича за фразу о том, что "американские велосипеды лучше русских" и через шесть месяцев  выпустили уже больного. Над диваном, где он умирал от рака, висела крупная фотография приёмного сына в форме курсанта лётной школы. Самые большие страдания причиняла мысль, что его арест может повлиять на дальнейшую судьбу сына. И, испытывая сильнейшие боли, он думал о том, что его Ванюшке на фронте ещё труднее - его могут сбить в любую минуту.
В феврале 1944 года Мария похоронила второго мужа.

    За полгода до этого ушёл из жизни её родной брат Иосиф. Тоже после заключения. Он работал в инспекции «Рыбнадзора», видимо кому-то не угодил, был какой-то донос, к тому же он ещё и инородец (а поляков всегда подозревали в шпионаже)… Отпустили его уже больного и через два месяца он умер. От тяжёлого горя Марию отвлекала работа в швейной мастерской -  чинила и перешивала с другими женщинами солдатские гимнастёрки.

     Сын воевал на Ленинградском фронте. Он на истребителе сбивал немецких "юнкерсов" на высоте более 10000 м, до этого таких примеров не было.  Очерк об этих воздушных боях был написан военным корреспондентом С.Бытовым и опубликован в ленинградской газете "Защита Родины" и напечатан в газете  "Тихоокеанская звезда"  10 декабря 1944 года под названием "Амурский сокол". Этот очерк сохранился в нашем семейном архиве. Ах, как тогда гордилась сыном  моя бабушка! Сколько поздравлений приняла она от близких и незнакомых  людей!  Войну Иван Усачёв закончил, имея пять боевых наград, и среди них Орден Красного знамени и Красной Звезды. Было ему в то время двадцать два года!  Позже Иван женился и у бабушки появились ещё две внучки – одна родилась в Ленинграде, другая в Китае в 1954 году (семья сына жила в Китае, пока авиационный полк воевал в Корее). Эта младшая внучка -  высокая и сероглазая - одна из нас троих  похожа на бабушку Свирскую и внешне и характером. После войны  Иван попросился о переводе на Дальний Восток. В Ленинграде, в музее обороны города остался его портрет.  (Умер Иван Усачёв от инфаркта в 1972 году, не дожив до пятидесяти лет). Его дочери, внуки, внучка и правнучки живут в Хабаровске. Его вдове в сентябре 2017 года исполнится 94 года, она бодрая, в меру энергичная с хорошей памятью.

     После войны жизнь стала более размеренной. Дома у бабуси всегда было уютно. Она хорошо вышивала «гладью»  и «ришелье», на стенах висели, а на столах лежали салфетки; почти в семьдесят лет она научилась вязать крючком и у меня на память остались её кружевные салфеточки. А однажды, когда ей было уже за восемьдесят, я застала её за чтением романа Дюма «Дама с камелиями».  Она всегда аккуратно и со вкусом одевалась, по мере возможности следила за модой. И в то же время занималась огородом, разводила кур и гусей в голодные послевоенные годы.

     В семьдесят девять лет у неё обнаружили рак груди. И она сразу сама сказала – «делайте операцию». Врачи боялись, что сердце не выдержит наркоза и сделали операцию под местным наркозом. За день до операции я пришла к ней в больницу, она встретила меня в больничном садике, совершенно спокойная, и сказала, что вечером собирается в душ, а потом накрутит себе «папильотки» (которые она уже заготовила), «чтобы, если умру, в гробу лежала красивая».

    Моя бабуся всё выдержала и прожила ещё тринадцать лет!

    А как она вкусно готовила! И как то ненавязчиво учила и меня, просто просила в чём-то помочь. Научилась я  у неё пироги печь, рыбу мариновать, готовить котлеты мясные, рыбные, картофельные, клёцки и галушки. А щуку фаршировать так и не умею. Была она общительной и доброжелательной, но, если кто не нравился, говорила:- «эта особа щепетильная, как французский пёсик». Это была высшая степень презрения. А мы смеялись – «Где это ты тут видела французского пёсика?»
Знакомых у неё в Хабаровске было много, тесная дружба связывала её с семьёй доктора М.И. Афонина ещё со времён жизни в Благовещенске. Его дочь Ольга Михайловна в пятидесятые годы работала главным экономистом Амурского пароходства. Семья Малиновских (не знаю, имели ли они отношение к маршалу Р.Я.Малиновскому) приглашала её пожить в их доме (она говорила «домовничить») во время ежегодного отпуска, когда выезжали на лето в Крым. Последние годы бабушка жила с нами - в семье дочери. В большом пятикомнатном доме была у бабушки отдельная комната. Бабуся и с моими подругами общалась, знала всех по именам и гадала нам десятиклассницам на «кавалеров». Не думаю, что она была опытной  гадалкой, но нам было интересно с ней. И нам с братом было уютно в доме, где ждут нас после школы, где чисто и вкусно пахнет…

Никогда она не рассказывала про Польшу, но, видимо, скучала, т.к. любила в компании петь печальную песню «Среди долины ровныя» и сильным голосом выводила : «…ни роду нет, ни племени в чужой мне стороне…» и  «…друг милый спит в сырой земле, на помощь не придёт…». До самой смерти она сохранила тёплые родственные отношения с женой брата и племянницей, а мы продолжаем эту дружбу.
Умерла моя бабушка Мария Иосифовна Свирская в возрасте девяноста двух лет. Проболела всего пять дней – простыла, слегла, начался отёк лёгких. Она,  видимо, предчувствовала конец, т.к. за месяц до этого погладила своё чёрное муаровое платье, которое вынула из «узелка» (оно лежало там лет десять). А мне велела сшить ей кружевной  чепчик, и заявила: - «чтобы косынку мне не подвязывали, когда умру». Прощаясь с ней, я обратила внимание на её руки. Руки были крупные, но красивой формы, пальцы ровные, никаких распухших утолщённых суставов. Да она и не жаловалась почти ни на что, кроме плохого зрения и слуха.  Тогда я подумала – вот, это результат естественного отбора. Она выжила в детстве без антибиотиков и была всю жизнь активной, сильной, никаких старческих маразмов. Когда в моей жизни возникали трудности, я всегда вспоминала свою бабусю, её стойкость и оптимизм. Никаких подвигов ратных или трудовых она не совершила, просто была домохозяйкой, но ХОРОШЕЙ хозяйкой, добрым, общительным и отзывчивым человеком.
   
      Чистокровная полька Мария Иосифовна Свирская (Бучинская) прожила на Дальнем Востоке  более шестидесяти лет. Этот край стал для неё родным. О её жизни можно написать  и   повесть,  и роман, а вся её жизнь – как иллюстрация к истории ХХ века.



/на фото Свирские Иоанн Афанасьевич и Мария Иосифовна, 1910 год/