О Боже мой, моя Россия..

Железный жезл
Юрий с молодости был абсолютно богемным персонажем, и именно поэтому три «ходки» вписались в его карьеру вполне гармонично. «На зоне» Юрий провёл без малого двадцать лет – впервые сел совсем молодым человеком (на момент ареста в январе 1970-го ему было всего 24 года), затем ещё дважды. Примечательно, что «Шпис» занимал в тюремной иерархии вполне почётное место менеджера и «организатора производства». Да, свои способности он сумел реализовать и в условиях несвободы.

Я познакомился с Юрой буквально через пару недель после его третьего, финального освобождения. Дело было за кулисами какого-то рок-действа, которое мы посетили с Константином Эрнстом.

Айзеншпис сам подошёл к нам и представился. Со своей фирменной улыбкой признался, что тот факт, что я упоминал его в публицистических расследованиях, значительно облегчал ему коммуникацию с лагерным руководством, хотя считаю, что Юра чрезмерно переоценивал значение журнальных пассажей с упоминанием его имени. Думаю, потому, что сам был заточен на пафос и, скажем так, понты. Что в целом свойственно мэтрам музыкального бизнеса.

Улыбчивая мягкость разговора – море обаяния, но всё же выглядел он на тот момент так себе: металлические зубы + джинсовая «варёнка», уже стремительно выходящая из моды. Ну, ещё и сломанный нос.

Доводилось читать досужие байки, что нос ему-де сломали в лагере. Сам Шпис утверждал, что это детская травма. Ему было шесть, когда какой-то мальчишка постарше ударил его в лицо ногой. Ну, просто так, без какой-либо предыстории конфликта. Юра вообще старался не конфликтовать с людьми, он был человеком компромисса.

За все годы нашего знакомства я лишь дважды с ним повздорил.

Первый раз, когда он напал на моего коллегу журналиста Шавырина, а второй раз мы конфликтнули у него дома. Дело было так. Меня выводила из себя его привычка запаковывать пульты бытовой техники в этакие целлофановые «гондоны». Делалось это для того, чтобы гаджеты не теряли товарный вид (он без конца покупал и перепродавал аппаратуру).

Нет, Айзеншпис не был скупердяем, напротив, помню его щедрым, готовым одалживать деньги на произвольный срок (подозреваю, не только мне), внутренне с ними расставаясь.

А тогда он пригласил меня на прослушивание нового альбома «Технологии». Пока хозяин колдовал на кухне, я снял эту целлофановую «защиту» с пульта и включил запись. Шпис, вернувшись с подносом, обнаружил сей «вандализм» и принялся нудно огорчаться. Ну, я и наговорил массу обидных слов, после чего покинул продюсерское логово. Ретроспективно признаю, что был не прав: если ты в гостях, соблюдай устав хозяйский.

Мне досадно, когда Юру числят банальным уголовником, спекулянтом да валютчиком. Ведь он реально стоял у истоков советского рока (группу «Сокол» имею в виду, хотя его многие запомнили лишь в связи с «Кино»).

Да, Юрий занимался и проходными вариантами. Помню (дело было в лужковском клубе «Монолит», зиц-председателем коего служил Айзеншпис в середине 90-х), как подогнали ему аванс (по-моему, Cadillac Escalade или Lincoln Navigator) за работу с певицей из Нальчика Екатериной Чуприниной, работавшей тогда на бэк-вокале у Льва Лещенко.

Этот внедорожник стал частью контракта с ресторатором Александром Волковым (известным в тусовке как «Саша Жопа»). Ну, и вскоре зрители узрели исполнительницу шедевра «Муси-пуси» (Саша Волков, по словам Юрика, перечислял Максиму Фадееву от 25 до 40 тысяч долларов за каждый трек) – Катю Лель.

Но всегда были артисты, в которых Шпис вкладывался собственными активами, включая здоровье и дух.