Истории жизни. 8 глава. Варвара

     Наверное, вечера ждали все, хоть какое-то разнообразие в их обыденной жизни. После ужина, который и есть то могли не все, в преклонном возрасте ешь мало, то тошнит, то желудок болит, то ещё чего-нибудь, все поспешили в фойе и потихоньку расселись каждый на своё место. Так уж привыкли... место Натальи пустовало, но оно будет пустовать недолго, конечно, приедет ещё один старый, никому не нужный человек. А пока, сев, все посмотрели на Варвару, сегодня была её очередь рассказать о своей непростой жизни.
     Женщина лет восьмидесяти, полноватая, но ещё крепкая и казалось, всегда здоровая. Лекарства она принципиально не принимала, да и спала кажется, неплохо, её храп был слышен даже в коридоре. И голос у Варвары был грубый, на мужской похожий. В ней сразу можно было определить деревенскую жительницу. Говорить она не торопилась, да и не очень-то умела выразить свою мысль. Но собравшись, она всё же начала говорить.
      - И кому взбрело в голову делиться своей жизнью... - для начала, пробурчала она, чем вызвала улыбки сидевших вокруг стариков.
     - Ну, родилась я под Барнаулом, в отдалённой деревне Маковка. Год рождения не очень помню, может пятый, а может и четвёртый... ну, в общем, родилась я в бедной крестьянской семье. От бедности ли, а может, чтобы забыться, пили почти все, мой папаня тоже был в их числе. Я трезвым его и не помню. Зато настрогал детишек, аж девять штук. А я вроде как младшенькой была. Мать работала от зари до зари, жили впроголодь, бывало и кожуру картофельную ели, и ботву морковную варили. Мяса отродясь не было, а батя на выпивку всегда находил. А местные парни, от безделья, вечерами уличные драки устраивали, даже до поножовщины доходило. Брата моего старшего тоже тогда зарезали, похоронили, а мать, помню, и не плакала тогда, только сказала: "Бог дал Бог взял, одним ртом в доме меньше стало". А что, помер, похоронили, а назавтра опять соберутся, одна сторона улицы дралась с другой стороной.
     Когда революция началась, мне лет одиннадцать или двенадцать было. Трудно было понять, кто свой, кто чужой, отряды организовывали, а непонятно было, красные они или белые. И те и другие озорничали, отбирали у бедняков последнее. Помню, беляки нагрянули, ох и стреляли они, многих тогда постреляли, только и остались женщины и дети и то те, которые ни нашим, ни вашим. Даже бывало насильничали, девочек не щадили, изверги. Есть всегда жутко хотелось, да нечего было, животы от голода пухли. Одно развлечение, целый день на речке пропадали. Речка бурная была, было и тонули, а всё равно в воду лезли.
     Началась Гражданская война, так тогда совсем туго стало, мать уж к тому времени померла, два брата в город подались, а оттуда их на войну забрали, ну и сгинули они на той войне. А сёстры, двое замуж вышли, уехали по соседним деревням, та что передо мной была, с голоду померла, а меня чёрт не брал, я по соседям побиралась, правда не всегда перепадало, даже в соседнюю деревню ходила.
     А когда мне исполнилось двадцать годов, я тоже в город подалась, на ткацкую фабрику устроилась работать, там уж полегче стало, хоть еда была, хотя по всей Россие-матушке голод и свирепствовал. Потом рабочий с завода замуж позвал, Иваном звали. Комнатушка в общежитии, в ней только кровать и стол с двумя стульями помещались, кухня общая была, туалет на улице. Наверное в те годы все так жили. С завода и фабрики паёк давали, так что есть было чего.
     После тридцатых годов, жизнь вроде стала налаживаться, люди плечи расправили, в магазинах еда и одежда появилась. Все были рады, жить стали лучше.  У нас с Иваном дочь родилась, десять лет жили душа в душу, хоть и пил он часто, но не буянил, сразу засыпал. А утром, как новенький, вовремя на работу бежал.
     Только вроде вздохнули свободно, а тут война началась. Фашист на России попёр, ой, простите, пошёл. Мой Иван одним из первых воевать ушёл, а через два года вернулся без ноги. Но руки были целы, он сапожничать начал. Народное хозяйство в Алтайском крае было переоборудовано для нужд фронта, без работы не оставался никто.
     Муж в пятидесятом году умер, болел долго, к врачам идти не хотел, вот и я с тех пор врачей обхожу стороной. Как Бог велит, так тому и быть. Дочь замуж вышла, зять военным был и уехали они в другой город, а там почти каждый год переезжали, потом и вовсе в Польшу уехали. Осталась я совсем одна, даже внуков никогда не видала, дочка писала, карточки высылала.
     Решила я в Москву поехать, на столицу посмотреть. Хотя немолодая уже была, но работы никакой не боялась. В услужение пошла к жене архитектора, квартира у них была большая, но я всё успевала: и готовить, и стирать, и прибираться. Хозяйка, модница такая, была довольная моей работой. Она говорила: "Я молодых девушек принципиально в услужение не беру, у них одни парни на уме, чего доброго, понести могут, а потом возись с ними. Мне, Варвара, Вы нравитесь, чистоплотная, работящая, а главное, честная. Таких мало".
     А мне что? Кормили меня хорошо, одежду нет-нет покупали.У меня комната своя была, я и на базар частенько ходила, в общем, мне хорошо у них жилось. Муж хозяйки дома редко бывал, всё на работе с утра до вечера, а то часто и в командировки уезжал. К хозяйке подружки приходили, тогда работы прибавлялось.
     Проработала я у них двадцать лет, тут дочка вернулась, мужа её вызвали, в Москву перевели, квартиру дали. Она меня нашла, я ж ей свой адрес отписала и к себе забрала.
     - Хватит тебе, мама, на чужих работать, лучше нам помогать будешь, - сказала она мне.
     Да я и не сидела, то постираю, то обед приготовлю, да только столько лет врозь жили, отвыкла от меня дочка, будто чужой я ей стала. Всё время ругается, говорит, что под её ногами верчусь. А тут сын её, внук мой, возвратился, он за границей жил. Оказывается, он там женился и с женой приехал к матери, а я значит, лишняя там стала. К хозяйке возвращаться было стыдно, да и стара я стала, в общем, моя дочечка, моя единственная родственная душа, меня сюда и определила. Вот и весь мой сказ, - устало закончила свой рассказ Варвара.
     Долгое молчание, как всегда прервала заведующая, хлопками в ладоши и громким голосом:
     - Отбой, дорогие мои! Всем пора спать.
     Старики медленно встали со своих мест и разбрелись по своим комнатам.