Истории жизни. 10 глава. Никита

     Помнили ли эти измученные жизнью люди, о чём им рассказывали вечером или проснувшись, забывали, чтобы вечером опять сесть на диванчики и стулья и слушать очередную историю жизни. Скорее всего помнили, об этом говорили их умные глаза и сосредоточенные лица.
     Стояла на редкость тёплая погода. С утра, позавтракав, все встали на десятиминутную зарядку, так здесь повелось, чтобы хоть немного размять кости. Им было в радость постоять и подвигаться на воздухе, всё какое-то развлечение.
     - Подвигаем пальчиками... так... теперь похлопаем в ладоши, - говорил физрук, весёлый, немолодой уже мужчина с лысой, как у Ленина, головой.
     Он даже был чем-то похож на Ленина и как ни странно это звучит, его звали Владимир Ильич. А старики любовно про него говорили:
     - Володенька наш, на зарядку зовёт.
     После зарядки, жители дома расходились по парку. Те, кто был помоложе, могли себе позволить пешие прогулки, а кто был постарше, садились на скамейки и любовались парком с вековыми деревьями, свидетелями многих событий. На них смотрели с благоговением, будто искали успокоение. А иные просто дремали, ведь ночи были бессонные. Правда после обеда, многим удавалось немного поспать, хотя это был сон на несколько минут, так, дремота. А после ужина, по традиции, будто сговорившись, все шли в фойе и рассаживались на диваны и стулья. Причём, каждый садился на своё определённое место, по порядку, по очередности рассказчика, это вошло в привычку, как и многое другое.
     Правда были и радостные дни, праздники, например, или дни рождения. В этот день, на средства пенсионеров, неизменно покупали торты и какой-нибудь подарок имениннику, это был недорогой подарок: тёплые носки, шарфы, платки или просто интересная книга. И это приносило радость, им было приятно это внимание.
     В этот вечер, пришла очередь рассказать историю своей жизни Никите. Это был мужчина лет семидесяти, ещё крепкого телосложения, высокого роста, широкоплечий, седоволосый, с приятным лицом, чистым, прямым взглядом, но глаза его выдавали уставшего человека, повидавшего много горя. Только, видать, был он сильный духом, не сломался под тяжкими испытаниями этой жизни. Собравшись, распрямив широкие плечи, Никита стал говорить.
     - Родился я в пятнадцатом году, в Петрограде, в рабочей семье. Революцию не помню, да и как помнить? Мне было всего два года, помню только, мать и отец всю жизнь работали на заводе, отец токарем, а мать была сборщицей. Жили, как и все, не бедно-не богато. Кроме меня, были ещё сестра и брат, сестра старше меня на шесть лет, а брат на три. В семь лет я пошёл в школу, учился так себе, на тройки вытягивал.
     Как здесь уже говорили, началась гражданская война, белые, красные, всё смешалось. Мне всего девять лет, но уже тогда я понимал, что война - это что-то ужасное. Отец с той войны не вернулся, многие дети тогда сиротами остались. Мать как могла тянула на себе заботу о нас. Мы с сестрой и братом потихоньку росли, жизнь без отца было нелёгкой, жили впроголодь, спасибо соседям, давали для нас кое-какую одёжку. Зимой было особенно тяжело, холод пробирал до костей, приходилось надевать несколько вещей сразу, чтобы совсем не замёрзнуть.
     Сестра вскоре вышла замуж, она тогда с матерью на заводе работала, там и встретила своего будущего мужа, парень тоже был из рабочих. Брат подрос, выучился на токаря, стало немного легче.
     А тут мать заболела, воспалением лёгких. Видимо, простуду на ногах перенесла, помню кашляла сильно, уже потом её в больницу увезли, но было уже поздно, не выжила она. Так, в коммунальной квартире из двух небольших комнат, мы с братом остались одни. Он заботился обо мне, нет-нет, сестра с мужем помогали, а потом у них дочка родилась, не до нас стало.
     В тридцать третьем году я окончил школу, брат настоял, чтобы я в институт поступил. Сам-то я хотел пойти работать на завод, но не смог ослушаться брата и подал документы в политехнический институт.
      - Инженером станешь, нашу фамилию Колесниковых прославишь, нам не суждено было, так хоть ты выучишься, - сказал брат.
      Я и поступил. Выучился на технолога, стал работать, жизнь стала налаживаться, а тут война. В глазах людей испуг и растерянность. В воздухе, будто немой вопрос стоял: "Что же теперь будет?"
     Добровольцы, совсем мальчишки и девушки, выстраивались в очередь у райкома и горкома с заявлением в руках. Все они готовы были встать на защиту Родины. Мне исполнилось двадцать шесть лет, я тогда подумал, хорошо что не обзавёлся семьёй и ничто меня не держит, ни перед кем нет никаких обязательств. В общем и брат мой, и я ушли на фронт. У меня звание, ведь институт закончил, а там военное дело проходили. Получилось, брат простым солдатом ушёл, а я в звании младшего лейтенанта.
     Первые дни войны были особенно тяжёлыми, немцы стояли на подступах к Москве. Многие тогда погибли, с моего отряда пятеро полегли. Мне видать повезло, нас перебросили к самой границе с Украиной. Страшные бои были, но и мы немцам жару дали. И вот один из таких боёв, как командир, я бежал впереди, рядом взрывы снарядов, смутно помню, но вдруг рядом раздался страшный взрыв, меня оглушило и отбросило в сторону, я и скатился в воронку и потерял сознание. Не знаю, сколько я там пролежал, но чувствую, как что-то твёрдое бьёт в плечо. Весь грязный, меня землёй засыпало, открываю глаза, стоят немцы и что-то на своём языке кричат:
     - Ком, ком! Шнель! - кричит один из них и рукой показывает, вставай мол и пошли.
     С трудом поднялся и вылез из воронки, а меня подталкивают прикладом автомата. Понял, убивать не собираются, в плен попал. Прошли мы до дороги, а там наши солдаты идут, по сторонам немцы, с автоматами наготове. Меня сильно толкнули в этот ряд, я упал, а рядом автоматная очередь. Наши ребята помогли мне встать, в ушах гул стоит, едва слышу речь.
     - Гады, куда нас ведут? - говорит один.
     - На расстрел, наверное, - говорил другой.
     Но мы шли очень долго, уже было темно, когда нас привели к старому зданию, видать, это была школа. В общем, затолкали нас, как скот, в большое помещение, там валялись поломанные стулья и парты, заперли и оставили на ночь. Видимо все устали, слышались стоны, кашель, затем и храп.
     А на заре, вывели во двор и построили. На чёрной машине приехал, видать, их командир, что-то говорил на немецком, а другой, с жирной, засаленной рожей, в очках, переводил.
     - Коммунисты и члены партии, командиры и офицеры, шаг вперёд, -
крикнул он.
     Все стояли в нерешительности, пока тот, в очках, не повторил свой вопрос. В партию я вступить не успел, только в горком заявление написал. Несколько человек вышли на шаг вперёд. Их молча увели и через десять минут, поставив у стенки, расстреляли. Мы все примолкли. Вот так, просто, взяли и лишили жизни молодых, ни в чём неповинных людей. А нас, как стадо баранов, повели к станции, где стояли товарные вагоны. Всем приказали лезть в пустые, грязные вагоны, а попробуй не подчиниться - расстрел на месте.
     Ехали в душном, грязном вагоне, без еды и без воды. Сколько ехали и не знали,  невозможно было понять, день сейчас или ночь. Но как потом выяснилось, нас привезли на территорию оккупированной фашистами Польши. Лагерь назывался Освенцим, он был огорожен колючей проволокой, по которой был пропущен электрический ток. Огромные бараки, куда нас завели, были сырыми и едва освещались.
     С утра всех выгоняли на работу, таскали камни, выгребали щебёнку,а тех, кто уже был не в состоянии работать, расстреливали на месте и сбрасывали в глубокие ямы. Каждый день прибывали новые заключенные, сотнями, тысячами. Газовые камеры работали круглосуточно, из их труб постоянно шёл дым и в воздухе стояли смрад и вонь.
     Шли дни и мы потеряли счёт времени, но даже в этой обстановке, люди собирались небольшими группами и строили планы побега. Только и среди заключённых были предатели, видимо внедрённые немцами, потому что о наших планах, им сразу становилось известно. Тех, кто был более активным, отправляли в камеру смерти, так мы называли газовую камеру.
     На руке каждого пленного, был выжжен свой порядковый номер, там жили, вернее выживали, даже женщины и дети. Страшно вспоминать время, которое я там провёл, каждый день мы были готовы к смерти. Худые, измождённые тяжёлым трудом, истощённые от недоедания и недосыпания, с блестящими от ужаса глазами, мы выживали, кто как мог.
     Но видимо, человек всё же существо живучее. Я и трое солдат приготовились к побегу. Решено было уйти, когда мы работали. Нас охраняли только двое немцев, но и они уставали от безделья и их бдительность ослабевала. Тихо, ночью обговорив план побега, на следующий день мы готовы были рискнуть.
     - Если убьют, что ж, лучше смерть, чем такая ужасная, кабальная жизнь, в ежеминутном ожидании смерти, - прошептал я и все трое согласились.