Коммунист

 

               
                1.05.17.                Памяти моего отца.                ОЧЕРК

Мой отец Александр появился на свет божий  в трудное для всех время,  в заводском поселении Михайловский завод - это одно из старейших металлургических предприятий Урала,  на календаре 2-е марта 1917 года.  Ещё и Ленин с товарищами  власть не захватил, готовится только и сам слабо верит, что это удастся. Однако попробовать очень хочется, да и окружение у него боевое. Хотя в большой политике самого Ленина и его подручных: Каменева, Зиновьева, Троцкого, Сталина и других, рвущихся в бой за счастье народа, пока никто не знает. Партия его полуподпольная,  в гос. думе их конечно нет. Всё так сказать впереди, все достижения.

Родился мой папаша вполне крепким парнишкой, а вот мать роды перенесла плохо и стала постоянно болеть, под неодобрительные взгляды своего супруга Алексея Войнакова - рабочего путейца местного завода.  Мать отца - Анна Левкина была родом из небольшой деревушки в верховьях красавицы Уфы. Не успело папаше исполниться трёх месяцев от роду,  его мать взяла и  преставилась, так и  не оправившись от тяжёлых  родов. Это был  её второй ребёнок.

Его отец, Алексей Войнаков, довольно суровый мужчина двадцати пяти лет, волосы, поэтому поводу, на себе не рвал, ну что поделаешь: бог дал - бог взял. Он даже не стал сильно  тратиться на похороны, а вызвал родителей жены, всё заранее обдумав. При встрече он заявил деду Степану: вы того, стало быть, забирайте Сашку к себе в деревню на воспитание-внук он вам родной. А у меня ещё и Ванька есть, вон оболтус  бегает и показал на шустрого белобрысого мальчишку, трёх лет. Правда,  Алексей как всегда немного темнил: он за время болезни жены соблазнил одну местную красавицу  Стешку. Сейчас её родня обещает ему вынуть рёбра, если он курвец на  Стешке  не жениться, а эта грымза тоже условие ставит: куда мне молодой двух твоих детей, я тебе и так нарожаю, сплавь, хотя бы одного к дедам в деревню, время-то какое – разбойничье и тяжёлое. 

Так мой дорогой папаша оказался в деревне у своих дедов, то есть родителей своей матери Анны. Дед Степан, потомок суворовских солдат, поселённых после отставки на границе с Башкирией. В доме висят медали его предков: за Очаков, за Кабул, за Измаил. Однако всё это в прошлом, кроме земли ведь государство ничего, не дало. Так и крутятся в этой глуши на речке Шарома, притоке Уфы: места привольные  и не  голодные, деревушка небольшая, почти все жители родня меж собой, в общем, свояк справа, свояк слева.

Кругом неплохие леса, и  рыбы в Уфе и притоках много, особо весной, прямо черно идёт, лови чем можешь: морды, сети, перемёты и бредни всё идёт в дело. Дед Степан уродился в кого-то мастеровым таким, с руками. Всё может: кладёт печи, очаги, ремонтирует самовары, ружья и капканы, сам куёт пики для охоты на кабанов, коих до чёрта в бесконечных камышах вдоль красавицы Уфы. Живут не богато, но в достатке, умеет  Степан ладить с людьми, никогда никаких проблем, всё улаживает  миром. Не конфликтный он был. Так и рос  папаша рядом с дедом  не напрягаясь. Да ещё Ваньку - брата старшего часто привозили к деду, родной он им всем.

Однако относительному благополучию пришёл конец как только большевики  взяли власть в свои руки, не успела отгреметь гражданка, хотя сильных боёв на Урале и небыло, так отдельные стычки в крупных городах. Это потом ушлые ленинские пропагандисты  нарисовали столько фронтов гражданской войны, что на них уже не хватало войска и скоро из пальца были высосаны  новые армии,  новые герои  борьбы  с беляками и Колчаком. На самом деле всё было очень скромно, например Челябинск взял отряд красных около тысячи человек, причём сражались в поле, остальные обыватели просто спали. Екатеринбург так тот вообще без боя раз десять сдавался, и белым и красным, а потом и царя бывшего Николая там  бросили.  Сильные бои были в Ярославле, и  на юге  России, там долго сопротивлялись новой власти, но я увлекся историей, простите.

Скоро, после переворота, который предпочли назвать почему-то революцией,  началась гражданка,  все предприятия остановились, рухнула и финансовая система страны, жрать стало народу нечего и все потянулись по деревням, в первую очередь повезли  туда детей.

У деда Степана жило сразу два внука Сашка и старший Ванька. В деревне жили за счёт огородов, леса и рыбалки, благо рыбы в Уфе много. Но со шмотками, а также с керосином, солью, спичками и прочими вещами, полный коллапс. Все торговцы разбежались, да и грабят их все кому не лень. Так и жили натуральным хозяйством, обносились все за войну гражданскую в лоск. Ну где ты, счастье народное?

А внуки у Степана растут, да ещё такие шустрые. Недавно ползали по весеннему льду на речке местной, под названием Шарома,  да и провалились под лёд, так их обоих на следующем повороте, в промоину выкинуло,  везучие братья оказались. Дед их потом  хорошо  выпорол, не обижались, понимали - за дело. Даже добрая бабушка Сима просила деда добавить им ещё прутиков, чтоб к воде весной и не подходили.

Закончилась гражданская война, стало ещё хуже, появились многочисленные заготовители и реквизиторы. Деревню обобрали до нитки, к тридцатому году наступил настоящий голод, реквизировалось всё: рыба, картошка, зерно у тех кто пахал ещё землю, причём всё конфискованное  зачастую  сгнивало на ближайшей станции, под охраной воинской, да растаскивалось начальством по домам и рынкам.

Старшего Ивана отец забрал себе домой, там, на заводе детям давали какую-то пайку, а младшего сына бессовестно бросил на попеченье дедов. В деревнях настоящий голод, никто ничего не сеет, а что толку всё равно отберут, народ стал опускаться. Выживают за счёт реки и дикоросов, и вот однажды дед Степан позвал моего папашу будущего  и заявил: "Надо Сашка ехать тебе в Свердловск.  Тебе уже пятнадцать, в городе  работы много, а мы здесь скоро кони двинем, и вряд ли зиму переживём, короче собирайся, завтра оказия до городу."

Утром отец взял полупустую котомку,  поцеловал деда  и бабушку, забрался на подводу, слезы душили его, он уезжал навсегда в большую жизнь и вернётся сюда к любимому деду и бабке ненадолго только в 1946 году.  А  на повороте стояли дед с бабкой, их качало ветром, дед опирался на палку из черёмухи сучковатой.  Фамилию и своё отчество дед выправил у властей Сашке заранее. Дали ему  справку для получения паспорта или какого другого документа в городе,  приврав один год. А на дворе стоял тридцать второй год, август месяц.

Суровый начальник Уктуского кирпичного завода недолго рассматривал документы Сашки, в которых значилось: Левкин Александр Степанович, 1916 года рождения. Рабочих у него хватало, но он любил малолеток, ведь их так легко обдирать.
-Можешь завтра выходить на работу, зарплата 1,5 рубля в смену - прорычал он, и вылез из-за стола.

И Сашка стал трудиться откатчиком на обжиге кирпича, работа и для взрослого адская: жара, пыль, сквозняк, заработать болезнь лёгочную пара пустяков, спали тут же в цеху, за печкой, благо тепло. Однако деваться было некуда, Сашка привык и втянулся, так продолжалось полгода, зарплаты хватало только на еду, ну и в кино или в клуб иногда сходить. Эксплуатация ещё та, не хуже проклятого царизма. Кое- как  заработал себе на первые штаны и рубаху, всё с прицелом: ведь оборванным искать работу не пойдёшь.

Но скоро его с баламутили новые друзья. Гришка и Никола,  увидев объявление, завербовались на стройку,  в город Благовещенск. Скоро все трое отбыли на Дальний Восток. Только приехали и сразу поняли как их надули: бардак на стройке, ничего не поймёшь, работают, работают на раствор - узле, а деньги не платят,  начальники только смеются, правда,  кое-как кормят, чтоб не убегали. Продержались до зимы, а к зиме началась эпидемия тифа сыпного, умирали целыми бараками, кто пошустрей стали разбегаться, но вот беда без документов, которые у начальства, в поезд не сажают и билеты не продают. Тогда они с другом Гришей придумали идти пешком по Амуру до соседней станции и там влезть в наглую  в любой эшелон.  Набрали рыбы, хлеба черного, на работу не пошли, выспались и рванули по льду, подальше  от Благовещенска, до другой станции.  Кстати,  справки им сделала одна девица в конторе, с которой  шустрый Гриша успел переспать пару раз и очень ей понравился. В справках было указанно, что они отработали год и едут домой  в Свердловск.

На соседней станции, до которой топали три дня, они удачно сели  в воинский эшелон. Наверно красноармейцы пожалели  их, ведь все знали, что Комсомольск  и Благовещенск,  строили на костях, в основном молодёжь из России. С этой оказией они удачно доехали до Свердловска. В дороге военный врач всё время искал у них признаки тифа,  слава богу,  ничего не нашёл. В  Свердловске,  они наконец-то, получили долгожданные паспорта и устроились  в Железнодорожное депо кочегарами на паровозы. А это уже была настоящая работа. На календаре  катит  тридцать седьмой год, приснопамятный, кругом  такие строгости, что народ и пукнуть боится.    
Сталин железной рукой наводит порядок, опоздал на работу,  получи три  года лагеря, не вышел совсем, на тебе - пятак. Первые репрессии посыпались на начальство,  именно в эти годы совершил свой  вояж по стране железный нарком Каганович, подручные которого перестреляли массу начальства, в Свердловске стреляли прямо в подвале Управления дороги,  жертвы этого  беспредела,  сотни работников среднего звена, простых людей пока не трогали, для них открыли Колымский бесплатный рай. 

Репрессиями Вождь убивал несколько зайцев сразу: во-первых он избавился от своих сподвижников по революции, которые много трепались, во-вторых припугнул капитально всех остальных, а в третьих укрепил свою личную власть до немыслимых пределов, короче  возомнил себя новым царём, да и чего не сделаешь ради себя. Так что к тридцать восьмому году страна была приведена к полной покорности и оппозиция осталась только в разгорячённых умах Ежовых и его продолжателях,  правда и его скоро расстреляли, чтоб не зарывался.

Сталин сделал ставку на молодое  поколение,  опять всех обхитрил,  из старых кадров выжили единицы. Однако  они хорошо ему навредили в сороковом и сорок первом, когда сталинские генералы привели армию в небоеспособное состояние: пушки без прицелов, танки и артиллерия, без снарядов, всё на складах за сотню вёрст,  воюй  Россия с немцем - супостатом.  Один человек даже самый ушлый не может контролировать  огромную страну, будь он  хоть семь пядей во лбу.

Скоро, в тридцать седьмом, отца забрали в Красную Армию,  подошло время.  Его опять судьба отправила на Дальний восток. Но второй раз ему очень  подвезло, он попал в Полковую школу радистов под Хабаровском, это событие помогло ему найти свое место в жизни и уцелеть на войне, которая  была не за горами. Условия на «Дальнем»  в Красной Армии  были хорошие, кормили, одевали  исправно. Икрой  бойцов,  было, не удивить. Саша закончил с отличием школу радистов и был оставлен служить при школе инструктором-сержантом. Фортуна повернулась к нему лицом и дальше по жизни уже его не покидала. В армии отец вступил в комсомол, стал подумывать наверно о партии. Ведь он был уже продуктом советской эпохи и старые взгляды ему были чужды.  Прослужив около двух лет он был уволен в запас и на сверхсрочную не остался, хотя  предлагали, а когда вернулся в Свердловск, опять пришёл трудиться в Депо пассажирское. Где его быстро назначили помощником машиниста паровоза.

Александр работает пока на маневрах, но ходит вечером на курсы машинистов паровозов и в вечернею школу чтобы закончить седьмой класс.  Война уже висит в воздухе, ходят кругом в народе слухи о близкой войне с Германцами, даже НКВД не может их прекратить, интересно, откуда народ всё знает? Многие  не понаслышке о силе прусаков ведают, а ещё  по первой мировой знают, чего представляют немцы собой, колбасой не корми, дай повоевать хоть с кем. Они и первую мировую не продули, просто англичане ушлые обвели их вокруг пальца, как детей, навешали им кабальных договоров, а сами не меньше "гансов" первую мировую организовывали.  Замудонцы  островные. Из-за них и  вторая мировая началась, они  Гитлера сумели на восток повернуть, на Россию англосаксы иуды.

Надо особо отметить, что Сталин и правительство  отчётливо понимали важность железных дорог для страны и к сорок первому году они были в хорошем состоянии. Когда прошёл первый шок от «внезапного нападения» Железные дороги были объявлены  на военном положении, там всё военизировалось, были введены воинские звания, допустим, машинист теперь назывался «Техник – лейтенант тяги».  Всё начальство получило тоже воинские звания, оклады и паёк.  На фронт с железной дороги никого не забирали, только по записи в добровольцы можно было туда попасть, но таких людей  были  единицы, все держались за бронь.  Пошли тяжёлые времена, с фронтов только плохие новости: оставили то, бросили это, отступили после боя и так далее. 
В Свердловске  начали появляться первые раненые и покалеченные, заработали госпиталя, страна посуровела  и напряглась, появились первые беженцы и многочисленные эвакуированные с Украины и Белоруссии.

Очень плохо прошли первые месяцы войны, но Сталин быстро выскочил из шока и опять взялся руководить, были эвакуированы  тысячи предприятий на Урал и за Урал в Западную в основном Сибирь. В город привезли предприятия из Подмосковья  и Питера, это были стратегические заводы: подшипниковые, машиностроительные, а также много предприятий производящих ВВ, их разместили по области. А гайки народу закрутили до упора, чуть что под суд и на фронт. Конфисковали  зачем-то всё охотничье оружие.

Отец не вылазил с паровоза, в составе бригады водил поезда с важными грузами и скоро получил должность машиниста,  так как был очень серьёзный и ответственный, в декабре сорок первого, соответственно и броню от фронта. Однако пути господни неисповедимы,  в январе уже 42 года отец совершил, небольшую аварию загоняя паровоз  в депо. Начальство,  не разобравшись, обвинило его в этом деле. Александр разозлился и сказал начальству: да ну вас к чёрту и пошёл в военкомат, где написал заявление в добровольцы по комсомольской линии. Начальник депо,  одумавшись, позвонил зам. комиссара в военкомат, но тот послал его куда-то  далеко, сказав, что у него тоже служба.

Скоро отец оказался на Северо-Западном фронте в районе Старой Руссы, где шли ожесточённые бои возле озера Ильмень, этот Ильмень он вспоминать не любил, говорил только, что отбивались от немчуры,  чем могли, вплоть до топоров, которые держали ушлые бойцы в своих окопах, как подручный инструмент. Но два факта он вспоминал часто, это атаку по льду на аэросанях когда наши потеряли много народа и факты поджога  противником изб с нашими ранеными кои  имели место.

Он особо отмечал, что в немецко-фашистских  войсках была половина, как пить дать солдат из всех стран Европы: Франция,  Бельгия, Голландия, Польша, Чехословакия, Венгрия, Хорватия.  Объявила нам войну  Болгария, братушки, что и говорить.  Были даже итальянцы с испанцами, но это вояки те ещё. Отдельно шли на нас румыны, две армии тысяч пятьсот.  Гитлер всех организовал против нас, но всех, тяжелей,  было с немцами, это  вояки добрые и умелые. А если отступают, то фиг хоть одного раненого оставят, а командиров своих вытаскивали в первую голову. Остальные союзники воевали плохо, у них был бардак  и наши командиры любили «вдарить по сателлитам», как они выражались.

Повоевав в пехоте  три месяца, папаша был отозван на курсы связистов, учиться на новые рации, которые поставляли американцы, вспомнили, что он радист, а то там бы и  остался, под Старой Руссой, как его товарищи.  Скоро его перевели в батальон связи  и он стал служить начальником дивизионной радиостанции, то есть старшим радистом. Ещё под Старой Руссой он написал заявление в парию, сейчас он уже  кандидат в Члены ВКП(б).

Старший радист в то время это старшинская должность, у него два, три радиста в подчинении, а над ними нач. связи дивизиона, это офицер. Служба хорошая,  есть шансы пройти всю войну, радистов берегут,  от них зависит много,  так, что сорок второй и сорок третий год на фронте у отца прошли неплохо. Наши помаленьку научились воевать, стали теснить немцев по всем фронтам, говорят Гитлер,  предлагал  в начале 44 года провести переговоры, но Сталин на это не пошел.

Однако война есть война, кругом опасно: многие гибли  по неосторожности и неопытности, хотя уже в сорок первом, в конце года, были организованны всякие курсы для рядового, старшинского и офицерского контингента, учили правильно воевать и грамотно обращаться с оружием и техникой. Были организованны центры и батальоны по ремонту всех видов техники: в них восстанавливались танки, пушки, самолёты и другая техника, не хватало бензина особо для самолётов, там шёл только высокооктановый. Выручили  в основном  американцы,  их помощь была очень существенна, легче перечислить чего они не поставляли.  Они поставили массу продовольствия, вооружения высокотехнологичного: самолёты почти всех классов, мелкие корабли и катера. Было поставлено  военного имущества и продовольствия на 11 миллиардов - по курсу 1944 года, сумма впечатляющая и не надо всё время кричать про сталинскую индустрию, хотя она и работала как надо.

Сорок первый - сорок  третий год немцы сильно доставали наших своей высокоорганизованной  авиацией, которая, несмотря на скромное количество самолетов, была просто исчадием ада. Отец говорил, что это было хуже всех пехотных атак, бомбили немцы, как правило, точно и если кто попадал под их бомбы,  то пиши, всё пропало.

Только  с сорок третьего научились их бить, но до конца войны их авиация давала жару,  немало народу полегло от их бомб, снарядов и пуль. Папаша не раз попадал под бомбёжки, впечатление, говорил, незабываемое, но как-то везло ему. Так проходила у него служба: работа на рации до одурения, потом короткий сон и снова бесконечные сообщения, азбукой Морзе он владел отлично и начальство его ценило.

Но весной сорок четвёртого под Кенигсбергом ему не повезло, крупный снаряд попал,  почти в пункт связи  разбросало, кого куда, убило многих, но отца только посекло и контузило, так он попал  в госпиталь под Смоленском, где лежал два месяца, поправился и чуть не загремел в пехоту командиром взвода. Но в сорок четвёртом уже не в сорок первом, после ранения распределяет специальная комиссия, которая посовещалась и отправила его в Полтаву во вновь формировавшийся танковый полк начальником батальонной радиостанции, по званию он был старшина. Имел четыре государственные награды.  Однако надо добавить, что в родной части он был уже выбран парторгом   дивизиона.

Пока готовили этот полк, война подошла к концу и больше,  ему воевать не пришлось, его перевели по партийной линии в Город Лейпциг, где назначили зам. председателя комиссии по борьбе с мародёрами. Председателем  был один заслуженный полковник Ларионов  Е.Г. Служить в таких комиссиях, было опасно, народ прошедший войну и вооружённый, был  очень нервный, могли запросто пальнуть. Да и каждый хотел что-то  привезти домой, не всё же немцам грабить.  Но, по партийной линии,  у этих комиссий были большие права, отца спасло везенье,  всем кто был больше двух лет на фронтах дали отпуск домой, сроком на месяц.  И он укатил на побывку в Свердловск,  добирался двенадцать дней, и не успел обнять свою невесту,  как услышал по радио, да потом и в газетах: Указ Верховного об увольнении в запас солдат и сержантов с 1900 года по 1917 год рождения.  Он уволился в военкомате и устроился в депо пом.машиниста паровоза, через месяц пришли его партийные и военные  документы из Германии. В сорок шестом году его выбрали освобождённым партийным секретарём Депо Свердловск-пассажирский. Это было довольно крупное предприятие и важное.

Сталинский наказ – фронтовики  берите власть в свои руки начал действовать. Фронтовики были в начальстве до кончины Сталина, но с приходом Никиты Хрущёва  их оттёрли от руководства  многочисленные  варяги  из Украины. Первым секретарём обкома в Свердловске  тоже стал хохол и сидел на этом посту много лет. С приходом нового начальника хохла в Свердловск- пассажирский, папашу постепенно оттёрли от поста секретаря партийного, он ведь всё понимал буквально, и  был горой за простой народ, считал себя на своем месте. Брать для себя он так и не научился, видно жизнь воспитала его ПРАВИЛЬНО! Когда на него наезжали на партсобраниях,  новые коммунисты отец в сердцах говорил: Да идите вы все под Старую Руссу! И  вступите там, в партию. Фашисты-то  коммунистам пленным  головы отрезали своими тесаками!