Борис Сохрин из Записок о музыке. Дебюсси

Публикация Елены Иоффе


В Дебюсси при всём его уме, при всей утончённости, при всей изощрённости его музыки, свидетельствующей о феноменальном слухе, в Дебюсси есть что-то от весёлого нигилиста. Прежде чем рассказывать о нём, я сообщу Вам, Зинаида Васильевна, что я не так уж часто испытываю желание слушать музыку Клода Дебюсси. Бывает, подолгу слушаешь кого угодно, только не его. Зато наступает такой момент, когда слушаешь только одного Дебюсси.  Вы и без меня знаете, что Дебюсси – создатель новой эпохи, новой школы, нового течения в музыке – импрессионизма. И музыка Дебюсси (как и музыка его младшего современника – Равеля) не похожа на всё предшествовавшее, необычна в сравнении с классикой. Он один из характернейших революционеров, первооткрывателей в искусстве. Как, например, поэзия Маяковского кажется ни с чем не связанной, ни на что не похожей, выросшей на голом месте, так и музыка Дебюсси кажется чудесным образом возникшей из ничего. У Дебюсси не было явных предшественников. Вторым великим импрессионистом был Равель, но он уже не первооткрыватель. Музыка Дебюсси так потрясла его, была для него таким открытием, что он пошёл по этому пути. И лишь потому, что он сам был наделён могучим талантом и имел "своё лицо", он не стал жалким эпигоном, рабским подражателем, а, восприняв ту же манеру, заговорил своим голосом, стал в рамках созданной Дебюсси школы самобытным и неповторимым. Их имена – Дебюсси и Равель – и называются очень часто вместе.
Музыка Дебюсси не похожа на музыку предшествовавших классиков. Утрируя, можно сказать, что она трогает другие струны в душе человека. Когда хочется философских раздумий, трагических коллизий и страстей, широких мелодий, мощных и проникновенных – тогда лучше не трогать Дебюсси, этого у него не найдёшь. Его музыка слишком тиха, его мелодии настолько не явны (они как бы не сразу слышимы, не сразу улавливаемые переливы полутонов), что слушать Дебюсси можно только сосредоточенно, слушать вслушиваясь. В качестве иллюстрации интересный случай. Современником Дебюсси был немец Рихард Штраус, один из создателей другого течения – экспрессионизма. (Если импрессионизму можно приписать тонкость, чудесную красочность, изящество, то экспрессионизму присущи, наоборот, преувеличенность, взвинченность какой-нибудь эмоции, крикливость, склонность к броскости, к гротеску, часто к натуралистичности деталей, к грубости. Немецкие художники-экспрессионисты оказались крупными и более интересными, чем немецкие импрессионисты.)  Так вот, если считать Рихарда Штрауса в какой-то мере преемником романтиков (его инструментальные произведения – сонаты, квартеты и т. д. очень романтичны, иногда можно подумать, что это написано Бетховеном или Шуманом), то его знаменитые симфонические поэмы и ещё более знаменитые оперы очень экспрессионистичны. Он последний, наверное, великий оперный композитор. Будь у меня его оперы и особенно одна из любимейших в Европе "Кавалер роз", я бы обязательно принёс Вам, открыл бы Вам Рихарда Штрауса. Вообще, его музыка очень интересна. О нём можно сказать, что он ухитрился совместить в ней почти явную безвкусицу, красивость с великой красотой, почти явную пошлость – с музыкальным откровением.  Так вот однажды Рихард Штраус присутствовал в Париже на премьере только что написанной Дебюсси оперы "Пеллеас и Мелизанда". Французы, сидевшие с ним в ложе, ждали, когда же знаменитый немец выскажет своё мнение. Прошёл час и больше, прозвучала уже треть оперы, а Штраус всё помалкивал и только уже где-то в середине оперы он вдруг сказал: "Да, всё это вступление очень мило, но когда же начнётся музыка?" Для Рихарда Штрауса, наследника Вагнера и Берлиоза, музыка заключалась в мощных взрывах эмоций, в яркости мелодий, в рёве фанфар. А ничего этого у Дебюсси быть не может. 
Но бывают моменты, когда все великие классики с их романтической музыкой становятся чужды. Может быть, просыпается в тебе скептический человек ХХ века, может быть, по какой-либо другой причине, но романтизм – все эти порывы и излияния – кажутся ложью, во всём слышишь сентиментальность, придуманность, что ли. Тебе как бы нужен собеседник, который заговорит чеховским, ренаровским языком, тонкий наблюдатель, но и … тончайший лирик. И это Дебюсси.  Никакое искусство и ничто в искусстве не подчиняется определениям. Часто музыкальный импрессионизм понимается как живописность. Дескать, музыка рисует. Сапоги тачает пирожник. Будь это буквально так – я бы не любил Дебюсси. Да, действительно, Дебюсси и Равель возрождали старинную национальную традицию (по-моему, ущербную, подтверждающую, что французы не великая музыкальная нация). Старинная французская музыка (Куперен, Рамо и др.) очень любила рисовать, изображать. Почти всё творчество Куперена, да и Рамо, – это сотни музыкальных картинок, всякие там "Петух", "Курица", "Полёт ласточки", "Карусель", "Пастушка". Это я напридумывал, но всё в этом роде. Не помню названий, но уверен, что даже и эти, мной придуманные, есть.  Очень многие вещи Дебюсси (и Равеля) имеют подобные же живописные названия: "Облака", "Следы на снегу", "Лунный свет", "Терраса, освещённая лунным светом", "Фейерверк", "Сады под дождём", "Золотые рыбки" и т.д. Правда, не все так зрительно конкретны. Есть и такие: "Звуки и ароматы в вечернем воздухе реют", "Затонувший собор", "Остров радости", "Празднества", "Что видел западный ветер" и др. Но музыка Дебюсси изображает не столько сами объекты, сколько чувства, рождающиеся в человеке, когда он глядит на эти объекты. Можешь, конечно, сколько угодно представлять себе и облака, и следы на снегу, и сады под дождём и т.д. и всё-таки его музыка – не облака, не следы на снегу, не сады под дождём, а поток меняющихся, то грустных, то светлых, то радужных, то сумрачных человеческих настроений. И как раз не Дебюсси, а немец Рихард Штраус часто грешил унижением музыки, сводил её к звукоподражательству и изобразительству: например, в его поэме "Дон Кихот" настоящее овечье блеянье и прочие подобные фокусы в других его вещах. И если поводом для какой-нибудь даже самой маленькой пьесы Дебюсси послужил какой-то зрительный образ, пейзаж или что-нибудь в этом роде, то этот образ не становится тюремной решёткой (как это бывает изредка даже у Равеля). И простора достаточно, и в глубине души рождаются звуки, и в этих звуках даже есть своеобразная мистичность.
Для человека, привыкшего к другой музыке, Дебюсси обычно труден. Я принёс Вам несколько прекрасных, но самых популярных его вещей. "Лунный свет", "Девушка с волосами цвета льна" – пронзительно красивы. Красота других пьес Дебюсси более скрытна. Музыка может показаться чересчур статичной. Я долго не понимал красоты симфонической сюиты "Ноктюрны" (ноктюрна три: "Облака", "Празднества", "Сирены"), пока не услышал эту сюиту в очень хорошем исполнении. На этот раз оркестром дирижировал Евгений Светланов.  Музыка "Облаков" действительно статична, она изображает облака, медленно меркнущие на закате. Но в этой статичности столько изумительных оттенков, такое неуловимое движение! Во многих вещах Дебюсси околдовывают эти неожиданные, микроскопические повороты, это внезапное движение, когда кажется, что и места-то для него нет. Внезапное, мгновенное "событие на ладошке". 
О знаменитой опере Дебюсси "Пеллеас и Мелизанда". Знаменитой, но увы! никогда мной не слышанной. И всё-таки я имею некоторое право судить. Во-первых, потому, что за исключением только этой оперы прекрасно знаю остальную музыку Дебюсси. Во-вторых, потому что отлично знаю пьесу, по которой опера – почти не отступая от текста – написана, ведь автор пьесы – Метерлинк, один из моих любимых писателей. И в-третьих, потому что достаточно доверяю мнению Ромена Роллана.  Я назвал оперу Дебюсси французским эквивалентом "Тристана и Изольды" Вагнера. И уверен, что это так и есть. Потому что замечательная пьеса Метерлинка удивительно по духу и смыслу "эквивалентна" пьесе Рихарда Вагнера (Вагнер вначале написал пьесу, которая и послужила либретто для оперы). Только пьеса Метерлинка, написанная много позже пьесы Вагнера, конечно, в поэтическом плане гораздо прекраснее и тоньше. Вот что приблизительно говорит Ромен Роллан: если музыка Вагнера кричит, плачет, то в опере Дебюсси "страсть говорит только шепотом".