Револьвер

— ...таким образом, — заключил Виктор и похлопал Альтвига по плечу, — мы не можем отправиться в Нижние Земли ни прямо сейчас, ни когда-нибудь потом. Точной схемы тамошних порталов нет. И неясно, как войти хотя бы на первый ярус. Если ты туда пойдешь...
— Я хотя бы пытаюсь что-то сделать, — сердито пропыхтел храмовник. Он хватался за биденхандер, как за последнюю свою надежду. И смотрел на демонолога с яростью. — А вы сидите и... и ухо чешете!
Виктор вздрогнул и опустил руку.
— Вы передали мне карту! Вы годами изучали демонов! Вы...
— Я изучал демонов, призывая их в наш мир, — возразил демонолог. — И все их способности мне известны поверхностно. Я понятия не имею, как они изменяются, когда шэльрэ попадает домой.
Но Альтвиг по-прежнему был слишком зол, чтобы услышать голос здравого смысла.
— Вы прислали мне письмо! — закричал он. — Вы написали, что Рикартиата убьет отец Еннете! И я наблюдал за этим чертовым инквизитором, следил, чтобы он ни на шаг не приблизился к Алаторе! А теперь выходит, что мой друг умрет в Нельноте, среди серафимов, всеми брошенный и забытый?!
— Пресвятая конопля! — Виктор возвел очи горе. — Господин Нэльтеклет, помимо всего перечисленного вами я оставил в письме предупреждение, что сюжет можно легко сломать. И Амоильрэ, видимо, этим воспользовался. Выяснил, что вы в курсе о концовке, и решил переписать ее заново...
— ЗАТКНИТЕСЬ!
Альтвиг замер возле окна, тяжело дыша и разглядывая стекло. По нему ползли капли, крупные и серебристые, словно металл.
— Счастливо оставаться, — пожелал парень и выскочил из кухни.
Илаурэн, сидевшая за столом с опущенной головой, проводила его полным надежды взглядом.
— Полагаю, мы видим его в последний раз, — тоскливо протянул Ишет.
Виктор покосился на друга.
— Ничего страшного, он мне все равно не нравился. Самоуверенный, взбалмошный, упрямый... и к тому же выскочка.
— Вы не правы, — возразила эльфийка. — Абсолютно не правы. Он намного лучше вас.
— Может быть, и так, — согласился демонолог. — Просто мы лишены всей этой тяги к самопожертвованию. Мы очень хотим жить. В мире еще столько интересного, неизведанного и странного...
Илаурэн встала, оборвав его монолог, и пошла по лестнице вверх. Виктор посмотрел на нее с сочувствием.
— Мы действительно ничего не можем сделать! — воскликнул он. — Даже если мы найдем вход...
Девушка хлопнула дверью своей комнаты и, судя по звуку, рухнула на кровать. Демонолог поморщился и велел:
— Пошли, Ишет.
Альтвиг тем временем несся по улице, пиная камни и наводя на прохожих страх. Его трясло от обиды и раздражения, от осознания того, что никто не рвется на помощь Рикартиату так, как рвался на помощь ему самому — тогда, когда он сидел в Аль-Нейтской резиденции инквизиции. Нижние Земли, конечно, в разы опаснее, но ведь и менестрель куда дороже храмовника! Черт, черт, ЧЕРТ!
Очередной камень вылетел из-под ноги парня и попал в чье-то распахнутое окно. Раздался звон разбитой посуды, многоголосая ругань и кошачье мяуканье. Альтвиг вспомнил, что с утра не видел ни Мряшки, ни Плошки, ни Крошки, ни Вышки, и забеспокоился. Животные, вроде, чувствуют смерть хозяина. Может, Рикартиат уже давно умер. Может, бесполезно соваться в...
— Привет, — мягко произнес кто-то за спиной храмовника.
Он обернулся.
— Привет, Шейн. Что-то случилось?
— У меня — нет, — возразил седой повелитель. На его щеках выступил нездоровый румянец, а радужки прятались за мутной серо-голубой пленкой. — Но я слышал о твоей проблеме.
— Полагаю, от Адатальрэ? — насторожился Альтвиг.
— Да, от него, — спокойно подтвердил Шейн. — Мы... немного поссорились... он сказал, что Рикартиат должен остаться в Нельноте, остаться один, без надежды на спасение — ради того, чтобы ты выжил. Якобы на это рассчитывает Амоильрэ. Хочет проявить милосердие. Избавиться от одного скитальца вместо двух.
— Бред собачий, — с иронией сказал храмовник. — Хотя, конечно, большего милосердия я себе и представить не мог. Особенно в его исполнении.
— Мне тоже это показалось несправедливым, — кивнул седой. — Поэтому я счел, что на сюжет господина Амоильрэ можно не обращать внимания.
— То есть?..
— Я тебя проведу, — объяснил Шейн. — В Ад. Я знаю дорогу. Знаю основные рисунки. Умею строить порталы. Без меня тебе туда не попасть, а со мной... если не боишься, мы будем в Нельноте уже к концу дня.
— Но не быстрее? — уточнил Альтвиг.
— Нет. — Повелитель покачал головой. — Перемещаться между ярусами спонтанно могут только демоны. Нам придется пройти через первые двенадцать. В крепости Сиаль-Нар у меня есть знакомые, да и в других местах, думаю, все наслышаны об Адатальрэ. Никто не пойдет мне наперекор, потому что я — медиум военачальника принца.
— Я бы на твоем месте не был так уверен, — усомнился храмовник.
Шейн пожал плечами:
— Выбора нет. Либо так, либо никак. Я не демонолог,  но договариваться с шэльрэ умею.
— Что ж... — Альтвиг переступил с ноги на ногу. — Что ж. Давай попробуем.
Седой повелитель улыбнулся, ухватил его за локоть и потащил по боковой улице. Редкие алаторцы, шагавшие им навстречу, удивленно таращились на двух сосредоточенных путников, таких мрачных, что, кажется, по их воле на мир может рухнуть не только огненный дождь, но и сама бездна. Им было невдомек, что как раз в бездну эти двое и собираются.
Вместе парни покинули город, вышли за основные врата и свернули в лес. Шейн с энтузиазмом медведя принялся лезть сквозь голые ветки. Те были против и хлестали его по всем открытым участкам тела — да и по закрытым тоже. Те ветки, которые повелитель отводил в сторону и не вовремя отпускал, доставались Альтвигу. Он кривился и тихо проклинал все на свете, но терпел и седому перечить не решался.
Наконец Шейн выбрался на поляну — достаточно просторную, чтобы вывести на земле сложный, полный неизвестных храмовнику символов рисунок. Он напоминал цветок и нож одновременно, а еще неуловимо смахивал на ту диаграмму, что создал Рикартиат для изгнания Эстеля.
— Я уже все приготовил, — сообщил повелитель, вытащив из ножен, прикрепленных к изнанке куртки, черный с синими трещинами агшел. — Демоны позволяют смертным заходить в Ад, но берут за это небольшую плату. Плату кровью, как ты понимаешь, — добавил он и полоснул себя лезвием по предплечью.
Алая жидкость полилась на грани рисунка, и каждая вспыхнула темно-красным сиянием. Лес сделался пустым и страшным, деревья стали живыми, и Альтвигу привиделось, будто еще чуть-чуть — и все окружающее прыгнет вперед, атакует наглых людей, сунувших любопытные носы куда не следует.
— Как бы ты поступил, если бы я отказался идти с тобой? — прокричал он.
— Пошел бы сам, — равнодушно ответил Шейн. — Уже пора. Вставай на вон ту розу.
Роза, по мнению храмовника, больше походила на рваную рану. Он осторожно коснулся ее подошвой, ощутил легкое жжение, но не отступил. И почти сразу же все померкло, утонуло в густых чернилах, а где-то очень далеко прозвенел отчаянный, преисполненный боли крик. Из-за него волосы встали дыбом, а сердце сжалось, будто схваченное стальной ладонью господина страха.
— Мы на месте, — негромко произнес Шейн.
Альтвиг разомкнул веки.
Впереди, окруженная рвом и обнесенная высокими стенами, возвышалась крепость из серого шероховатого камня. Ее короной обступали восемь башен, и отовсюду на пришельцев с угрозой таращились зрачки бойниц и скалились пасти решеток.
— Здесь довольно жутко, — оценил храмовник.
— Добро пожаловать в Сиаль-Нар, — Шейн похлопал его по спине. — Это крепость первого принца. Сам он, впрочем, редко сюда приходит. Предпочитает болота.
Альтвиг хотел было что-то сказать по этому поводу, но тут открылись центральные ворота и опустился деревянный мост. Чья-то стройная фигура одиноко его пересекла, остановилась и помахала чужакам рукой.
— Кто это?
— Господин Шэтуаль, — сощурился повелитель. — Граф рода инкубов. И он, кажется, рад.
Когда инкуб подошел достаточно близко, храмовнику стали ясны недовольные интонации в голосе седого. Граф был не просто рад, — он был счастлив. В серебряных глазах плескалось целое море удовольствия, а безупречное лицо светилось предвкушением бед. И все же, несмотря ни на что, храмовник не мог не отметить — Шэтуаль правит инкубами вполне заслуженно. Красота Эстеля не шла ни в какое сравнение с его красотой — да что там, наверное, даже ангелы загрустили бы в обществе его светлости.
— Добрый день, — поздоровался Шэтуаль. — Вы идете в Нельнот?
— Верно, — с откровенной враждебностью бросил Шейн. — И в спутниках вроде вас отнюдь не нуждаемся.
— Да вы что? — изумился инкуб. — Какие спутники? Я просто посижу у вас на хвосте. Прослежу, чтобы ничего не натворили.
— Скорее наоборот, — буркнул повелитель. — Но раз так — не высовывайтесь. Идем, Альтвиг.
Храмовник послушно зашагал к Сиаль-Нару. Стража не посчитала нужным убрать мост, и люди беспрепятственно прошли во внутренний двор. Действительного, седого там знали — но, подумалось храмовнику, при наличии таких знакомых лучше прыгнуть со скалы и разбиться. Шэльрэ, внешне подобных людям, было от силы десять. Остальные блистали такими пороками, как звериные лапы, копыта, перепончатые крылья, клыки... Альтвиг опустил взгляд, позволив ему скользить по камням, и постарался ни на чем не заострять внимания. Задача оказалась трудной, но он справился — хоть и отметил про себя, что ров крепости шэльрэ заполнен не водой, а ядом. Пусть и безобидным на вид.
А еще в Сиаль-Наре дьявольски разило полынью. Во всех бестиариях писали, что этот запах — первый признак присутствия шэльрэ. Только высшие из них — четверка принцев, Сатана и прочая знать, — могут от него избавляться. Низшие же вынуждены вонять, словно на них растет целое поле распроклятой травы.
Шейн провел храмовника через казармы и вышел на противоположный мост. Покосился на ров, поджал губы и поспешил перенести вес своего тела на пустошь, подступившую отовсюду.
— Держись крепче, —  приказал он.
Альтвиг вцепился в локоть повелителя, и мир снова заволокло чернилами. Совсем рядом, будто желая столкнуться нос к носу с путниками, промелькнул Шэтуаль.
Когда мир снова начал появляться из мрака, рождаясь и изменяясь будто бы на ходу, парень обнаружил, что стоит посреди болота. Вокруг все было грязно-зеленым, и в этой зелени огоньками смотрелись нежно-белые, крохотные цветки хамедафне.
— Это и есть Болота Отчаяния? — спросил он. — Жилище Лассэультэ?
— Да. — Шейн внимательно огляделся. — Но раньше я попадал на его границу. Оттуда можно сразу уйти, а отсюда придется выбираться. Ты умеешь искать болотные тропы?
— Э-э-э... — Храмовник едва не сказал «не очень», но вовремя опомнился и нарочито бодро закивал: — Сейчас попробуем.
— Приключения, — безрадостно протянул повелитель. — Обожаю приключения. Будь проклят первый их создатель, если он еще жив.
Альтвиг не ответил. Магический дар — или, как он раньше думал, ангельское волшебство — высветил в лабиринте бочагов и омутов белые, тонкие, словно лезвие ножа, полоски твердой земли. Ступив на одну такую, парень сразу провалился по пояс и ощутил, как под ногами все мерзко, опасно то ли пошатывается, то ли дрожит.
— При случае повернем к востоку, — решил Шейн и тоже спрыгнул с зеленого островка. — Вперед.
Храмовник осторожно двинулся. Возникало чувство, будто нижнюю половину тела схватила беззубая пасть неведомого существа — беззубая и слабая, но стоит тебе оступиться — и ты скатишься ей в чертову глотку, сыграешь роль пищи. Парень сглотнул и постарался не задумываться, что будет, если он или повелитель ненароком сойдут с тропы.
Порой вдалеке — или же совсем рядом, — надувались и лопались пузыри болотного газа. Пару раз Альтвиг замечал сияние, бледно-синее, но не голубое; оно клубилось над поверхностью бочагов, собиралось в комья подвижного пламени. Весьма некстати он припомнил статьи о нежити и прикинул, как обороняться от нее в трясине. Нет, храмовника, конечно,  и раньше заносило в топь, но это происходило в родном, прекрасно знакомом мире. А в обители демонов, где за каждым кустом таится опасность...
— Странно, — поделился наблюдениями Шейн, когда удалось отыскать новый островок и растянуться на нем, глядя в хмурое небо. — Однажды мы с Адатальрэ сюда ходили, и над болотом совершенно точно был мост.
— Сегодня мы — незваные гости, — попытался пошутить Альтвиг. — Вот  и бродим, будто два лешака. А холма до сих пор не видно.
Повелитель промолчал. Его штаны облепила болотная грязь, а по куртке тянулась свежая царапина. Глаза вернулись к привычному, ясно-голубому, цвету.
— Говорят, господин Лассэультэ ненавидит людей.
— Это ты к чему? — помрачнел храмовник.
— К тому, что если он нас найдет, умирать мы будем долго и, полагаю, мучительно, — Шейн поднялся и на всякий случай одернул рукава. — Пойдем дальше. У нас мало времени.
— Думаешь, он явится посмотреть, кто сюда приперся?
— По крайней мере, издалека. — Повелитель снова внимательно огляделся. — Но магия шэльрэ, в отличие от нашей, бьет на дальние расстояния.
— Я слышал, что первый принц не проявляет ярких эмоций, — пожаловался Альтвиг, снова влезая в топь. — Может, он решит, что мы — слишком мелкие сошки, чтобы нас убивать, и пройдет себе мимо.
— Я бы на это не рассчитывал. О, наконец-то!
Шейн радостно указал на высокий холм, показавшийся на севере. Его вершину венчал увесистый биденхандер. Кто-то воткнул оружие в землю, да так, что в нее погрузилась большая часть клинка. Но он не ржавел и до сих пор ничем не оброс, а продолжал торчать — немое напоминание о неведомом противнике Лассэультэ. Вероятно, тот был достаточно силен. Иначе принц не разменивался бы на почести вроде этой.
Храмовник с удовольствием выполз на прохладные стебли травы. Использовал их вместо постели и вздохнул. Повелитель тоже прилег, закрыл лицо согнутой в локте рукой.
— Вот вы где! — донесся до них веселый оклик Шэтуаля. — А я вас жду, жду... пока вы ходите по болоту и пачкаетесь, будто нерадивые низшие.
— Отстань, — презрительно бросил Шейн. — Мог бы и помочь, между прочим.
— Ты что? — поразился инкуб. — Какое еще помочь? Я демон! А демоны — злые, лживые, продажные твари. Их любимое развлечение — заманивать людей в беду, а потом наблюдать, как они гибнут...
— Ой, замолчи, — отмахнулся Альтвиг. — Пока я не вытащил этот меч... и не зарубил тебя им.
Граф неожиданно посерьезнел.
— Ты можешь попробовать, — предложил он.
— А в чем дело? — храмовнику его тон не понравился. Вкрадчивый, осторожный, мягкий — словно Шэтуаль боялся спугнуть удачу. Любопытно, что с этим мечом не так? Он убивает каждого, кто прикоснется к рукояти? Или является маяком для Лассэультэ?
Инкуб расхохотался.
— Что, страшно?
— Нет, просто мне не нужны демонические советы.
— Ой ли? — граф подошел к биденхандеру, взял пальцами за крестовину и потянул. — Дело, мой дорогой недруг, в том, что никто не в силах вытащить этот меч. Только тот, кому предначертано изменить судьбу Ада.
— И ты — совершенно точно не он, — вернул шпильку Альтвиг. Но к двуручнику подошел и дернуть попробовал. Железо не сдвинулось с места, но отозвалось приятным, ненавязчивым теплом.
— Он на тебя реагирует! — воскликнул Шэтуаль. — Черт побери!
— Да, но вытащить я его не могу, — пожал плечами храмовник. И повернулся к повелителю: — Отсюда уже можно исчезнуть?
— Можно. А если бы его светлость все-таки...
— Ни за что, — осклабился граф. — Топайте сами, детки. До встречи в Вирэли.
— Вирэли?
— Это он о третьем ярусе, — пояснил Шейн. — Держись.

В Костяных Дворцах властвовала тишина. Обволакивала залы, спальни и оружейные комнаты. Одеялом свернулась вокруг дерева, истекающего кровью — дерева, выросшего на теле вампира, где под корой прятались живые вены.
Ретар Нароверт сидел на лестнице, не отрывая мрачного взгляда от единственной сломанной ветки. Давным-давно ее в порядке испытания рассек беловолосый убийца. Ему было интересно, умерла ли плоть Вильяра, прихваченная Нортом и Кайонгом из последних пройденных Врат. И выяснилось, что нет — внешняя оболочка создателя агонитов продолжала существовать и даже худо-бедно функционировать, тогда как душа, возвращенная личем в мир живых, отказалась от жизни и принесла себя в жертву, чтобы вернуть ему нормальное тело. Благодаря Вильяру Норт прожил гораздо дольше, чем мог бы прожить, оставаясь обычным человеком. И первой, кто больше никогда не проснулся, стала Юана. 
Хоронить ее в земле никто не пожелал, и Снежок превратил девушку в такую же ледяную скульптуру, как и все те, что наводняли сотворенный им мир. Потом эта участь настигла некроманта — первого некроманта во Вратах Верности. И Ретар тихо, горько и молча радовался, что он — последний смертный из его друзей, а значит — и последняя его потеря.
Последняя серьезная.
Помимо тишины в Костяных Дворцах царил жуткий холод. Создателю, как вампиру, было на него плевать, но он лишал парня уюта и научил его повсюду таскать с собой плед — бесценный подарок Кеуля, взятый в том же измерении, что и легендарные «наушники». Чаще всего Ретар набрасывал его на плечи, будто плащ, и закутывался при необходимости. Вот и сейчас он зябко поежился и спрятался под мягкое покрывало, не переставая таращиться на чертово дерево.
Позади глухо звякнуло бутылочное стекло, и со второго яруса начали спускаться неторопливые шаги. Вампир, разумеется, знал, кому они принадлежат.
Снежок застыл тремя ступеньками выше, опустился на корточки и наполнил кубок эетолитой. Этот напиток стоил неплохих денег, но обитателям Костяных Дворцов доставался бесплатно.
— Будешь? — предложил убийца.
— Нет, — отказался Ретар.
В бирюзовых глазах Снежка не отразилось ни единой эмоции. Он склонил голову и спросил:
— Тогда, может, крови?
— Нет.
— Ретар, — беловолосый протянул руку и коснулся его затылка. Ледяное прикосновение обожгло кожу, но вампир не пошевелился. — Может, хватит, а? Ты сидишь тут уже три дня. Ничего не ешь. Ничего не пьешь. Я помню, что ты нежить, но сам ты об этом, похоже, забыл, — добавил он, заметив, что Ретар собирается возражать. — Нежить не испытывает угрызений совести. Нежить не пытается защищать людей. Она ими, как правило, обедает.
 Рыжий нахмурился, но не ответил. Снежок посмотрел на него с легким недовольством, отпил вина и продолжил:
— Они оба в Аду. Тебя туда не пропустят. Ты и так слишком долго путался под ногами у Амоильрэ — сначала придумал Райстли, потом Гитака... но толку чуть. Неужели трудно это принять? Альтвиг и Рикартиат — люди. Они смертны. Возможно, им действительно лучше умереть сейчас, чем мучиться из-за принятых обликов годами. К тому же менестрель тебя ненавидит, — поразмыслив, протянул он. — Я не забыл, как он пришел сюда и орал, что ты — рыжая скотина, бесчувственная тварь и должен за это огрести. И весьма удивлен, что ты не обиделся. Откуда такая выдержка?
— Я его понимаю. — Ретар покосился на приятеля. — У него были все причины выражать недовольство. Парень потерял Альтвига. Скитался по миру, будучи не в курсе его законов. Испытал на себе вес абсолютного одиночества. На его месте я бы тоже заявился сюда и тоже вопил бы, что Создатель — урод, и что всех бы только обрадовала его смерть.
— Но это было бы ошибкой, — усомнился Снежок.
— Конечно, — кивнул рыжий. — И не только в моем случае. Заявись Рикартиат с такими речами к Амоильрэ — его бы никто не понял. Атанаульрэ, хоть и сердится, все равно его любит, а Адатальрэ и Атонольрэ не жаждут брать на себя отведенное песнопевцу войско. Кроме того, я слышал, что Амоильрэ обладает роскошной репутацией среди волкодлаков.
— Ну ты сравнил, — поморщился Снежок.
— А что не так? — фальшиво удивился Ретар. — Я ведь ничем не лучше.
— Напротив. Ты наблюдаешь, но не вмешиваешься. Ты с самого начала говорил, что твоя мечта — построить дом высоко в горах, и оттуда следить за Вратами Верности. Ты говорил, что дашь всему живому свободу, и ты ее дал. А песнопевец... что он сделал хорошего? Преследовал свои творения, словно охотник, и не давал им самостоятельно и шагу ступить. Я не вижу сходства между ним и тобой.
Вампир улыбнулся:
— Вот как.
— Если ты начнешь спорить, я буду смеяться, — предупредил беловолосый. — Или позову Эллет. Она тут же поведает о внутреннем свете, о том, каковы из себя добро и зло, и убедит тебя намного быстрее, чем это обычно делаю я.
— Просто с ней неудобно спорить, — оправдался Ретар. — Она все еще любит мою Атараксаю.
— Потому что подобной больше ни у кого нет, — хмыкнул Снежок. — Моя со временем потемнела.
Рыжий тихо рассмеялся:
— Меньше надо за смертями бегать.
— А я и не бегаю, — вздохнул убийца. — Я и есть Смерть. И это, пожалуй, лучшая роль из тех, что доставались мне в жизни.
Ретар покрутил манжету рубашки.
Все думали, что Смерть — женщина, мать Аларны. Аларной назвалась Эллет, и Эллет действительно имела связь с кем-то могущественным и темным, занявшим место по ту сторону мира. Однако настоящим Смертью, тем, кто обрывал нити судеб, был Снежок. Он сохранял равнодушие, хладнокровие и уверенность, что убийство — это всего лишь еще один вид искусства. Немного более жестокий и трудоемкий, чем все другие.
Создателем Врат Верности был Ретар, а создателем Костяных Дворцов — Снежок. Магия, способная превращать кости в любую вещь, необходимую хозяину, ограничивалась убитыми им людьми. Рыжий мог призывать косу, щиты или мелкое парное оружие, а беловолосый мог творить, что угодно, потому что в прошлом число его жертв перевалило за тысячи.
— Тебе не стоит меняться ради двух одиноких духов, — тихо сказал эльф. — Они все равно умрут. Это не имеет смысла.
— Ты прав, — согласился вампир. Согласился абсолютно невозмутимо, не показав истинных своих чувств. Затем встал, протянул приятелю плед и попросил: — Отнеси в мою комнату, пожалуйста. Я хочу прогуляться.

Альтвиг и Шейн стояли посреди улицы — неширокой, но достаточно свободной, чтобы на ней могли разминуться два человека. Вокруг расположилось с десяток маленьких домиков, деревянных и каменных. Квадратные окна были занавешены, а двери в большинстве своем заперты.
— Это и есть Вирэль? — полюбопытствовал храмовник.
— Да.
— И чем он знаменит?
Повелитель сориентировался и направился на восток. Он выглядел недовольным, даже злым. Когда из-за поворота показалась сгорбленная женщина, закованная в цепи — они волочились за ней по сырой земле, —  Шейн буркнул:
— Вирэль — это город пленников. Правда, с языка шэльрэ его название переводится иначе. Звучит как «Viearraellen», то есть «ублюдки».
Альтвиг поморщился:
— Мило. Значит, здесь живут люди?
— Не только люди, — отмахнулся седой. — Хватает и эльфов, и друидов, и гномов... только вампиров нет. Его Величество люто их ненавидит, поэтому на двадцать четвертом ярусе есть кладбище кровососов. Я слышал, что он здорово бесился, когда узнал, что в итоге Атанаульрэ поладил с нашим Создателем.
— А... э-э-э... Его Величество, — решился храмовник. — Каков он вообще?
Шейн подвоха не различил:
— Нормален. Любит закатывать истерики и громко орать, но в целом, я считаю — он не худший вариант. Во всяком случае, для него имеет значение справедливость — пусть и своеобразная.
— А его глаза действительно отражают цвет глаз собеседника?
— Ага, — подтвердил седой. — Но это не так ужасно, как многие себе воображают. Я полагаю, бояться взгляда Его Величества стоит только тем, кто ни разу не вел бесед со своим отражением в зеркале.
Альтвиг, который как раз не вел, погрустнел.
Навстречу путникам попалось еще несколько человек. Об их приближении парней оповещал душераздирающий лязг. Храмовник недоумевал, зачем демонам понадобился такой город, и обрадовался, оказавшись на границе третьего яруса.
— Что дальше? — осторожно уточнил он.
— Особняк госпожи Петеарт, — с отвращением сказал Шейн. — Внутрь мы заходить не будем, но сад пересечь придется.
Он провел Альтвига через очередной портал. Того света, что худо-бедно заливал Вирэль, на четвертом ярусе не было. Наоборот — здесь царила темнота, тишина и спокойствие, нарушаемое тихим шелестом белых цветов. Последние в изобилии покрывали раскидистые деревья. Ничего подобного парень раньше не видел — лепестки напоминали звезды, а в зеленой листве угадывались смутные очертания круглых плодов.
— Госпожа Петеарт была родной теткой господина Вильяра Вэйда, — сообщил повелитель. — А господин Вильяр Вэйд был тем, кто убил Еву.
Храмовник промолчал. О Еве и вечном пламени, принесенном в Нижние Земли, ему было хорошо известно. Пойманные инквизицией маги — особенно демонологи, — любили эту историю и не брезговали ее повторять. Якобы не шэльрэ вовсе, а Боги — те Боги, что стали символом добра и правды — принесли в обитаемые миры зло. Принесли, прогнав с первого сотворенного клочка живой земли тех, кого после нарекли демонами и стали бояться, словно бешеных псов.
Особняк госпожи Петеарт на фоне апельсиновых деревьев не выделялся. Так, размытое пятно. Смотреть на него почему-то было противно, и Альтвиг уставился себе под ноги, прикидывая, сколько времени прошло с момента выхода из Алаторы. А еще — чем сейчас заняты Илаурэн и Братство Отверженных? Из слов господина Виктора выходило, что восстание против инквизиции вот-вот начнется, а отцов Риге и Ольто уже успели убить. Следовательно, силы сопротивления поведет за собой Еннете — человек из мрачного прошлого. Тот, кого больше беспокоит власть, чем все остальное. Он и раньше приносил людей в жертву своей цели, но теперь... страшно представить.
Если не вспоминать о демонице, убитой черт знает когда и брошенной в собственном доме гнить, сад Альтвигу понравился. Таинственный, покрытый белыми звездами цветов, он обладал приятно-тревожной аурой и будоражил магический дар. В какой-то момент парню даже показалось, что, стоя в корнях апельсина, он сумеет стереть в порошок не то что серафимов, но и самого Сатану.
Шейн переступил через низенькую ограду и напомнил:
— Держись.
Храмовник взялся за его рукав, и потоки чернил скрыли обитель Петеарт. Что любопытно, Шэтуаль в саду так и не показался. Зато, едва открылся портал, возник перед путниками — с яблоком в тонких пальцах, россыпью красных капель на ухе и хмурой миной.
— ...Фе-е-е, — простонал Альтвиг и зажал пальцами нос. — Что это за место?
Он стоял в самом начале просторного коридора. Над проходом, зияя трещинами и дырами, зловеще нависал потолок. Вероятно, когда-то он был белым, но время и обстоятельства превратили поверхность в жуткую, ржавую и влажную дрянь, готовую вот-вот свалиться.
Но храмовника впечатлила не она, а ошметки плоти и серая, скрипящая под подошвами пыль.
— Это свалка, — пояснил Шэтуаль. — Точнее, свалка прямо над нами. Кришт — заброшенный ярус, сюда приносят подохших низших. Они потихонечку гниют, разлагаются и выпадают через вон те отверстия.
Он немного постоял, улыбаясь и покачиваясь — так, словно запах был заклинателем, а Шэтуаль — сущностью из Безмирья. Потом сомкнул веки и произнес:
— Я люблю сюда приходить.
Однако, поразмыслив, инкуб засунул руку в разлом пространства — выглядело так, будто она исчезла по локоть, — и вытащил деревянный зонт с грязно-голубой тканью, натянутой между креплениями. Подобные штуки ценили гномы Бертасля и жители Морского Королевства. В общую моду они еще не вошли, а вот в обиходе устроились прочно и надолго — зонты научились украшать или покрывать разнообразными вышивками и рисунками.
Шэтуаль, насвистывая, пошел вперед. Шейн тоже, и Альтвиг, мысленно проклиная все на свете, двинулся за ними.
С того момента, как он пересек порог, успело пройти не больше минуты, но на плечо парню уже шлепнулся розоватый сгусток. Он напоминал кровь и сильно пожеванное мясо, а потому был брезгливо стряхнут. Храмовник ускорил шаг, мечтая покинуть Кришт как можно быстрее. Справа прозвучал глухой, омерзительно влажный удар, — это рухнула чья-то рука с обглоданным запястьем.
— Фе-е-е, — повторил Альтвиг. И с надеждой осведомился: — До выхода далеко?
— Не очень, — отозвался Шейн. — Но провоняться успеем.
— Провоняться? — возмущенно уточнил Шэтуаль. — Еще скажите, что вы знаете место, где пахнет лучше!
— Пахнет? — поразился храмовник. — Лучше? Да меня сейчас стошнит!
— Не обращай внимания, — посоветовал повелитель. — У господина Шэтуаля к мертвечине мощный, но нездоровый интерес. Чего-то иного трудно ожидать от прародителя некромантов и творца нежити. Выражаясь короче, мозги у него повернуты.
— В каком смысле?
— ...повернуты куда-то не туда, — добавил седой. — Давай поговорим, когда выйдем?
Противоположные врата Кришта показались Альтвигу благословением Богов. Судорожно хватая ртом воздух, он вывалился за них и отбежал подальше. За ним последовал Шейн, а вот инкуб не торопился — его фигура осталась далеко позади, размытая и чуть заметно мерцающая во тьме.
— Черт с ним, — отмахнулся медиум. — Пускай наслаждается. — И криво усмехнулся: —  Вот увидишь, после этой свалки следующий ярус будет чем-то вроде сладкого утешения. 
Храмовник мрачно подумал, что в Аду людям утешения не найти. Все вокруг снова утонуло за потоками густых чернил, зыбких и холодных, как снег. Но стоило ногам обрести под собой твердую землю, и портал исчез. 
Его место заняла серебряная трава. Высокая, почти до колена, она плотно прилегала к голенищам сапог и смахивала на ртуть. С этой жидкой вещицой Альтвиг познакомился в Бертасле, и она вызвала у него неприязнь — мало ли, что может произойти, а последствия в любом случае будут крайне неприятны.
Но он быстро забыл о своем первом впечатлении, потому что посмотрел на небо. Оно было темным, красновато-черным, и заполнялось тысячами и тысячами золотых, железных, медных и даже деревянных  часовых механизмов. Стрелки ритмично двигались, щелкали и отсчитывали минуты. Храмовник завороженно застыл, задрав голову и опустив руки. Разнообразные круги отражались в его синих глазах, брали в кольцо зрачки. Шейн едва заметно улыбнулся и попросил:
 — Только не считай.
 — Что не считать? — рассеянно пробормотал Альтвиг.
 — Время, — пояснил повелитель. — Оказываясь тут, на пустоши, нельзя обращать внимание на время. Эти часы показывают, сколько тебе осталось жить.
 — Учитывая, что их тут тысяч пять, если не все десять, отсчитывать будет довольно проблематично, — рассмеялся храмовник. — Вон те, например, стоят в полудне. А там — полночь... а вон там, повыше — три часа дня, правильно?
 — Нет, — возразил седой. — Давай быстрее.
Он с места сорвался в бег, и Альтвиг волей-неволей последовал за ним. С одной стороны, было бы любопытно здесь задержаться, а с другой — где-то в Нельноте прозябает Рикартиат. И вполне вероятно, что он уже...
Очередной портал привел путников на постамент. Вместо статуи на нем возвышались белокаменные ворота, закрытые тяжелыми железными створками. На многие мили, а может быть — на крохотные расстояния от них раскинулся мрак. У храмовника возникло впечатление, будто он стоит на острове посреди моря, и в любую секунду оттуда могут выскочить смертоносные зубастые твари. Сомкнут на тебе челюсти и перекусят пополам, с влажным хрустом и булькающим хрипом.
 — Это и есть Ворота Богов? — настороженно осведомился он.
 — Да, — подтвердил Шейн. — Господин Кьётаранауль приказал их построить давным-давно. Около десятилетия створки соединяли Нижние Земли с Верхними, но потом их просто запечатали с той стороны. Богам не улыбается видеть тех, кого они вынудили скитаться и умирать без пламени.
Повелитель взял Альтвига за плечо, и арка исчезла. Вместо нее медленно, вкрадчиво и осторожно проступил лес. Огромные деревья уходили высоко вверх, смыкали ветви над головами путников — так, что о небе напоминал лишь рассеянный золотой свет. Он струился из-под листвы, искрами опускался на траву и мерцал — удивительный, загадочный и мягкий. Его так и хотелось потрогать, погладить, словно живое существо, и прижать к себе, но храмовник был уверен — поступи он столь самонадеянно, и мелкие безобидные искры вгрызутся в его плоть клыками разъяренных медведей.
 — Смотри в оба, — предупредил Шейн. — Тут водятся литты.
 — Кто?
 — Литты, — повторил он. — Низшие, но сильные и вечно голодные шэльрэ. Меня они, может, и не съедят, а вот ты не медиум и с крепостью Нот-Этэ не связан, — в голосе повелителя прозвучала гордость.
 — Я об этом не жалею, — честно сказал Альтвиг. — Но ладно. Веди.
Седой кивнул и начал со звериным энтузиазмом ломиться сквозь кусты. Храмовник подавил вздох, с печалью покосился на воротник изодранного пальто и побрел следом, бормоча гномьи ругательства. Они, конечно, не отличались особой мелодичностью, но зато к ситуации подходили идеально.
 Литтов парни не встретили, и с опушки леса перенеслись на следующий ярус — уже девятый. По нему плясали отблески рыжего огня, порождаемого бабочками. Пылающие, отчаянные, они бились об облака, за которыми не было видно неба. А из земли, промерзшей и твердой, будто камень, вырастали кресты и стелы — розовые, облицованные незнакомым Альтвигу материалом, холодные и прекрасные. Прекрасные неуловимо, необъяснимо, но трогательно. Храмовнику подумалось, что под ними должны покоиться великие существа. Кто-то из высших демонов, кто-то, кто оставил весомый след в истории шэльрэ и ни разу не подвел своих сородичей...
Но Шейн его разочаровал.
 — Это кладбище китов, — сообщил он. — Их останки приносят сюда с десятого яруса. Точнее, приносили. Его Величество запретил китобойство двадцать девять лет назад, когда понял, что с такими темпами море опустеет.
 — Всего лишь киты? — расстроился парень.
 — Они не всего лишь, — мечтательно произнес седой. — Ты когда-нибудь их видел? Нет? Киты чудесны. Они как будто приплывают из сказки. Господин Кьётаранауль правильно поступил. Убивать подобных существ — это самое настоящее кощунство.
Храмовник, не желая спорить, пожал плечами.
Кладбище путники миновали быстро, а оттуда отправились на зеленый остров. Его окружало теплое море, но насладиться зрелищем Альтвиг не успел — Шейн сразу создал переход на одиннадцатый ярус, и у парня перехватило дыхание.
Город походил на Вирэль, но, в отличие от Вирэли, живыми людьми не изобиловал. Как, впрочем, и людьми вообще — скелеты и полусгнившие трупы были демоническими. Покинутые дома пялились на чужаков провалами окон, и к ним присоединялись пустые глазницы мертвецов. Храмовник ощутил себя очень-очень несчастным и даже обрадовался, когда Шейн стиснул его локоть и велел:
 — Не бойся.
 — Я и не боюсь, — неуверенно ответил Альтвиг. — Просто здесь отвратительно. Лучше бы мы в склеп вломились.
 — Зато до Нельнота всего ничего, — попытался приободрить его повелитель. — Надо только дойти до храма.
 Парень с изумлением на него вытаращился:
 — Храма? Мне показалось, или ты произнес именно это слово?
 — Нет, не показалось, — улыбнулся седой. — У демонов были храмы. Света и Тьмы, Радости и Печали. Такие понятия для них до сих пор весомы. Господин Атанаульрэ, например, поклоняется Свету, хотя в крепости у него темно, как в погребе. Пошли, — позвал он, направляясь куда-то по переулку.
Альтвиг послушался, аккуратно переступая через разбросанные по дороге кости. Помимо демонов он находил животных — собак и котов, — и птиц. Одна, непривычно яркая и крупная, разбилась об осколок оконного стекла, и к стене из сосновых досок прилипли синие перья.
 — Что тут произошло? — полюбопытствовал парень, отгоняя от себя мысли о возможном состоянии Рикартиата. — Война?
 — Да нет, — рассмеялся Шейн. — Демоны уже давно ни с кем не воюют. На своей территории, я имею в виду, — уточнил он, поймав растерянный взгляд храмовника. — Они предпочитают бороться на земле врага. А сюда кто-то случайно принес чуму. Высшим на подобную мелочь наплевать, а поголовье низших изрядно выкосило. Выжила, насколько я помню, всего одна пара счастливчиков, и та потом нашла свой конец в какой-то харчевне.
 — Но, — поразился Альтвиг, — почему в городе просто не убрали? Можно похоронить павших... на худой конец — сжечь, и снова обосноваться поближе к выходу!
 Повелитель посмотрел на него с сочувствием.
 — Ты не улавливаешь сути, — пояснил он. — Высшие демоны не станут хоронить низших. Им все равно. Благородных шэльрэ не так уж много — гораздо меньше, чем Богов, — и в Аду места для них хватает. Заброшенный ярус тут не один, а те, что заселены, не заполнены. Большинство чистокровных демонов погибло во время войны с Небесами, а те, что выжили, не беспокоятся о глупостях вроде трупов.
 — Ты прав, — согласился храмовник. — Не улавливаю. Причем абсолютно.
 — Это доказывает, что ты — человек, а не шэльрэ, — пожал плечами седой. — Мы пришли. Возьми меня за руку и приготовься защищаться.
 — Нет необходимости. — Из-за угла вышел всколоченный Шэтуаль. На его губах переливались бликами капли крови. — Я накрою вас куполом.
 — Смотрите-ка, — сощурился Шейн. — Его светлость все-таки решил помочь.
Инкуб приподнял брови:
 — Человеку в Нельноте не выжить — даже при наличии колдовского дара. Но если вы хотите попробовать...
 — Не хотим, — открестился повелитель. — Проведите нас.
 — Совсем другой разговор.
Незваных гостей Ада вновь захлестнул портал, но на этот раз он был куда мощнее и — что удивительно — мягче. Шэтуаль вынес своих спутников на неприметную улочку в тени балконов. Над крышами тут же зашуршали белые маховые перья, и тройка серафимов с воем впечаталась в полупрозрачный щит.
 — Привет-привет! — инкуб дружелюбно им помахал. — Как дела? Я надеюсь, господина Рикартиата вы еще не убили?
Ответом для него послужил смех. Звенящий, радостный, пробирающий до костей. Серафимы веселились, пронизывая демона и людей равнодушными, пустыми взглядами.
 Альтвиг, не говоря ни слова, бросился к центру города — туда, где небеса подпирала Башня.
 — Рикартиат! — отчаянно звал он. —  Рикартиат! Рик!
 Шейн молча побежал за ним, а Шэтуаль позволил себе задержаться и вытереть рукавом кровь. Поведение шестикрылых тварей давало понять, что ландарского наследника, скорее всего, уже нет в живых. Значит, Амоильрэ выиграл, и оспаривать его победу бессмысленно.
Но храмовник такой рассудительности был лишен. Или нет: он ею обладал —  до того, как встретил еретиков, до того, как осознал, что они стали его друзьями. И вот теперь он мчался по Нельноту — безжизненному, как одиннадцатый ярус, разве что без трупов на каждом шагу.
Первые лестничные пролеты центральной Башни покрывали вмятины и дыры. Серафимы разбили древний, наполненный колдовством камень, и вбили в него цепи — тяжелые, темные, способные удержать не то что одного человека —  сотню людей. Неподвижный Рикартиат казался несуразно маленьким и хрупким для подобной доли железа.
Он лежал на земле, зажимая пальцами рваную рану в левом боку. Ее близнец расположился у него в груди, и сквозь грязные лохмотья плоти проглядывали ребра — молочно-розовые и жуткие. Альтвиг без колебаний опустился в алую лужу, взял менестреля за локоть и потряс.
Никакого результата.
 — Рикартиат, — пробормотал парень. Пробормотал, сам того не желая, потому что было совершенно ясно: друг давно мертв.
Но менестрель дернулся, открыл зеленые глаза — глаза цвета окиси хрома, что бы это ни значило, — и посмотрел на храмовника. Улыбнулся, отчего ссадина на подбородке разошлась и начала кровоточить, и попросил:
 — Принеси, пожалуйста, Хайнэсойн.
 — Нет необходимости, — повторил Шэтуаль, невесть когда догнавший Альтвига. В руках он вертел красивый, покрытый серебряным узором револьвер.
 — Зачем он тебе? — спросил храмовник. И помотал головой: — Сражаться уже не надо. Мы вынесем тебя на поверхность, обратимся к хорошему лекарю, и...
 — Нет, — голос Рикартиата, и без того слабый и тихий, сорвался. — Не вынесете.
 — Почему?
 — Мне осталось не больше часа. Гляди.
Менестрель не мог указать на небо, но Альтвиг догадался обо всем сам. Вверху, едва не касаясь шпиля центральной Башни, горел золотом часовой механизм.
 — Пятьдесят шесть минут, если быть точным, — оценил инкуб. И расплылся в улыбке: — Пятьдесят шесть минут мучений. Готов? Я надеюсь, тебе достаточно больно?
 — Чудовище, — выдавил Рикартиат. И снова обратился к другу: — Альтвиг, убей меня, пожалуйста.
Храмовнику показалось, будто он падает в бездонную пропасть.
 — Что? — глупо переспросил он. — Убить? Ты сошел с ума? Дома тебя ждет Илаурэн, она вся извелась. Кроме того, ты ведь мечтал о мире без инквизиции, о свободе магии... и написал столько новых песен... ты не можешь вот так просто сдаться! Не можешь поверить каким-то идиотским часам! Слышишь меня?!
 Менестрель сомкнул веки. На его лице отразилась жалкая попытка скрыть, сколько боли причиняет каждая чертова секунда.
 — Он прав. — Шейн застыл за спиной Альтвига и выглядел, словно каменная скульптура. Ни единой эмоции. — Мы не в силах его спасти.
 — В силах! — закричал парень. — Еще как в силах! Если вы все перестанете притворяться, что это конец, и поможете мне его поднять...
 — Перестань, — велел повелитель. И принял протянутый инкубом револьвер. — Отойди.
 — Да это же бред собачий! — Храмовник вскочил и закрыл Рикартиата своим телом. — Я тебе не позволю!
 — Все, что ты сейчас делаешь — это заставляешь его страдать дольше необходимого.
 — Альтвиг, — тихо произнес Мреть. — Альтвиг. Знаешь, как эльфы говорят? Hinne na lien. Hinne na lien, когда им приходится... — он подавился кровью и закашлялся, а потом с трудом добавил: — приходится прощаться.
  — Ты... — парень обернулся, подставляя револьверу спину, и дико заорал: — Ты идиот! Идиот, кретин и придурок! Я наконец-то сумел тебя отыскать, я выяснил, кем был раньше, я нашел дом, который действительно стал моим домом! А ты... ты...
Храмовника трясло, будто в лихорадке. Синие радужки посветлели, по щекам катились слезы, но парень их просто не замечал.
 — Ты ждал меня восемьдесят пять лет! Неужели теперь умрешь?!
Рикартиат не ответил. Он был бледен до зелени, сквозь кожу можно было без труда рассмотреть тонкие нити вен и сосудов. И Альтвиг — неожиданно даже для себя самого — признал: его действительно не получится спасти. Серафимы постарались на славу, чтобы их пленник остался пленником навсегда. И криками, отчаянием и страхом незваный спаситель ничего не добьется.
Его молчание смутило спутников, и Шейн опустил оружие. Шэтуаль уставился в небо, следил за шестикрылыми тварями и боялся глядеть в сторону людей. Храмовник тихо стоял над полумертвым другом, а потом поднял глаза на часовой механизм.
 — Сорок восемь, — упавшим голосом сказал он. И, закрывшись изодранным рукавом, пробормотал: — Я тебя ненавижу.
Он отобрал у повелителя револьвер, устроил палец на спусковом крючке. Рикартиат снова открыл глаза, но, кажется, уже слабо понимал, что вокруг него происходит. И тем не менее улыбнулся:
 — Эльфы говорят: «Hinne na lien», Альтвиг. Я рад, что ты все-таки вернулся.
Тот вздрогнул и крепко зажмурился. Громыхнул выстрел, револьвер выпустил порцию серебра и затих, потеплев, в холодной ладони.