Случайные встречи

 Возвращаясь с работы домой, Андрей иногда выходил из метро на одну остановку раньше и шел по скверу, стиснутому, как речка в ущелье, каменными берегами прижатых друг к другу домов, с зеленеющими островками бульвара, полного припозднившихся детей, устало ковыряющихся в песочных ямах, и стариков, вышедших на свою обязательную вечернюю прогулку. На бульваре было много и тех, кто назначал там свидания или деловые встречи. Кругом царило удивительное в своем разнообразии желание и детей, и взрослых и стариков как-то заполнить свой вечерний досуг. Он думал о событиях прошедшего дня, думал о том, что скоро мальчики и девочки переберутся из песочных ям на уединенные скамейки у памятника, молодые люди будут звонить из автоматов, назначая свидания или решая свои деловые проблемы, а уже другие старики с палочками в руках будут ждать своих бывших соседей по песочным ямам, ставших их близкими знакомыми или женами их приятелей и приходивших на бульвар со своими внуками или внучками.
День мелькал за днем, и время летело в пропасть с бешеной скоростью и тащило за собой всех не имеющих право на остановку людей.
Наблюдая этот бег времени, Андрей невольно задумывался и о своей собственной жизни. Он понимал, что уже незаметно прошел или пробежал почти треть своего пути и очень хотел хоть не намного замедлить этот суматошное исчезновение времени.
Сам того не замечая, он разговаривал сам с собой, и увлеченный своими мыслями не обращал внимания на улыбки, которые невольно появлялись на лицах при виде его медленно бредущей по бульвару фигуры, что-то бормотавшей себе под нос на ходу.
На домах уже зажглась мозаика неоновых вывесок и рекламы, у входа в кинотеатры и рестораны постепенно собирались толпы людей.
Недалеко от Трубной площади Андрей увидел скамейку, решил присесть и немного отдохнуть от быстрой ходьбы. На скамейке уже сидела какая-то женщина, и в ее широко расставленных глазах он увидел немой вопрос: «Кто вы? И зачем вы сюда пришли?». Ему захотелось извиниться и уйти. Но что-то останавливало его, и он продолжал смотреть на нее. Неожиданно в голове у Андрея что-то щелкнуло, сработал невидимый ограничитель, и он не удержался и спросил: «Можно присесть? Я вам не помешаю?» Обычно из-за своей оставшейся еще с далекого детства странной застенчивости он никогда не заговаривал на улице с незнакомыми, особенно женщинами. Андрей знал эту свою слабость и был почти твердо уверен, что ничего «интересного» на этой скамейке он не услышит и не узнает, но все равно не уходил, ожидая от женщины какой-то реакции.
Не дождавшись ответа, он сел на скамейку, стараясь держаться подальше от уже сидевшей на ней женщины. Она молчала, и Андрей видел перед собой обычное и поэтому очень симпатичное лицо: голубовато-серые глаза, небольшой нос, почему-то покрасневшие щеки, пухлые, слегка тронутые губной помадой губы и светлые некрашеные волосы натуральной блондинки.
Они оба молчали, а потом Андрей, повернулся к ней, и неожиданно для самого, не спеша, стал рассказывать ей про себя, про Риту и про их, как ему тогда казалось, странную жизнь.
Ведь все когда-то заканчивается, говорил Андрей, иногда хорошо и удачно, а иногда плохо и неудачно. Часто конец бывает не ясен, и о нем можно только догадываться, призвав на помощь всю свою фантазию. Но в каких-то случаях этот конец, так или иначе, можно предсказать, по каким-то намекам. Но все имеет не только конец, но и начало. И очень важно не перепутать их местами, потому что конец одного очень часто бывает началом другого.
То, что я сейчас вам расскажу, начинается с конца, с того момента, когда все уже стало понятным, и последнее слово уже было сказано.
Когда мы первый раз встретились с Ритой, рассказывал Андрей, она была необычайно очаровательна. Настолько, что, взглянув на нее, многие потом долго не могли забыть ее лицо и фигуру. Таких, как она, было не много. А я был молод, полон сил и энергии и старался смело смотреть жизни в лицо. Внешне я был совсем обычным, но, как говорили приятели, всегда чем-то светился светлым и привлекал к себе посторонних своим радостным обаянием. И наша встреча была похожа на первый глоток из бутылки хорошего крепкого вина, от которого мы оба быстро опьянели.
Встречи, цветы, первый поцелуй, потом свадьба, медовый месяц – все это было, как в волшебной сказке, и для меня и для нее.
Когда мы женились, я уже начал работать. Раньше и в школе и в институте мне все давалось легко. Учился я всегда хорошо, наверное, потому, что так хотела моя мать, и мне очень не хотелось ее расстраивать. После учебы у меня осталось много иллюзий, и сначала мне было очень трудно ладить с людьми, не с книжным, а с живыми, и каждый со своим собственным жизненным опытом. И в школе, и в институте я часто витал в облаках и о чем-то мечтал, и хотя эти мечты чаще всего были связаны с чем-то реальным, они, конечно, мешали мне правильно понимать окружающих его людей и их скрытую от него жизнь. Обычно в своих мечтах я всегда находился в самом центре собственных фантазий. Там я легко одерживал победы и завоевывал мир, даже с закрытыми глазами и опущенной вниз головой.
Работа все поставила на свои места, ударила меня сумятицей будней, собственными ошибками и обидами, заслуженными и незаслуженными, и заставила жить не в выдуманном, а в действительном мире.
Рита начала работать раньше меня и, когда мы поженились, уже хорошо это знала и ничего особенного в моем «прозрении» не видела. А для меня потеря иллюзий была очень болезненной, и мне хотелось, если не понимания, то хотя бы сочувствия.
Через какое-то время у нас появились привычки, пропала тайна, многое стало легко объяснимым, и какое-то однообразие ужом проскользнуло в нашу еще вполне благополучную жизнь. И постепенно на место сказки пришла ежедневная, скучная проза, в которой сегодня и проходит наша семейная жизнь.
Нина не прерывала Андрея, а говорил он долго, до тех пор, пока на бульваре не зажглись фонари. Пока он рассказывал, она его внимательно слушала, а потом вдруг поднялась и попросила Андрея. «Сделайте одолжение, проводите меня до метро. А то я вас слушала, и мне даже стало немного грустно. И одной оставаться не хочется, и не хочется, чтобы по дороге к метро ко мне кто-нибудь приставал. А пока мы будем идти, вы можете мне еще что-то про себя рассказать. Или, если хотите, я вам что-то расскажу. И давайте, наконец, познакомимся. Меня зовут Нина. А Вас?».
Она говорила так просто и естественно, что Андрей почувствовал к ней какую-то смутную благодарность и понял, что выслушав его, она, может быть, сама и не понимая этого до конца, позволила ему с чем-то расстаться и еще раз со стороны взглянуть на свою сегодняшнюю жизнь.
«А меня – Андрей. Вот и познакомились. А теперь пойдемте. Конечно, я вас провожу. Да и спасибо вам Нина за то, что выслушали меня».
Шли они медленно, как будто их никто нигде не ждал, и им никуда не нужно было спешить. По дороге к метро они оба молчали. Он раньше, а она, наверное, позже поняли, что никакой разговор им не нужен, и все, что хотелось сказать, уже было сказано. На улице было тепло и под ногами шуршали опавшие листья осени. А рядом шумел живший своей вечерней жизнью город, и зажженные в домах лампы и ночные фонари отражались на темном небе огромным тусклым пятном желто-серого цвета. К вестибюлю метро со всех торопились куда-то спешащие пассажиры. У входа в метро Нина остановилась и повернулась к Андрею: «Вы меня простите, но дальше меня провожать не надо». Андрей не настаивал и попрощался «Всего доброго. Счастливо и спасибо за вечер». «Вам тоже. Всего хорошего. Не грустите. Бодритесь. У вас еще вся жизнь впереди» - ответила Нина и ушла.
А Андрей стоял и смотрел ей вслед, пока она не исчезла в проеме метро в толпе, похожей на водоворот в реке, впадающей в подземное озеро, нисколько не сожалея о том, что даже не попытался предложить ей как-то продолжить их неожиданное знакомство. 
Прошло несколько лет, и в жизни Андрея многое изменилось. Они с Ритой перебрались из центра в пятиэтажку на окраину города. Теперь у них была пусть небольшая, но собственная квартира.
В последнее время, уже на новом месте Андрей стал часто ссориться с Ритой.
После таких ссор Андрей часто уходил из дома и, хлебнув прохладного воздуха и раздражающей суеты городских улиц, через час возвращался.
В тот вечер они снова поссорились, и Андрей уже по привычке решил немного пройтись. Днем и по дороге домой на улице было прохладно, и еще на лестнице Андрей поднял воротник у пальто, надвинул почти до ушей свою серую шляпу и глубоко засунул руки в карманы. Это создавало видимость уюта и стало такой же привычкой, как и весь хорошо знакомый маршрут предстоящей прогулки.
За те полтора часа, которые Андрей провел дома, погода удивительным образом изменилась. В город откуда-то с юга ворвался теплый воздух, и на безоблачном небе можно было увидеть редкие звезды. Такая резкая перемена погоды случалась и раньше, и в этот вечер обычная московская осень куда-то пропала, и в Москве установилось настоящее лето.
Андрей вернулся домой и, не заходя в комнату, из которой раздавались звуки какого-то очередного сериала, переоделся в прихожей и снова, но уже в легком плаще и без шляпы, вышел на улицу.
Повернув налево, Андрей прошел через проходной двор и вышел на широкую улицу.
Сначала он долго бродил по новым кварталам, наслаждаясь неожиданным теплом осеннего вечера, и почти забыл про недавнюю ссору с Ритой. В какой-то момент он оказался на самой окраине города в пустынном районе с небольшими старыми постройками и редко ходящим автобусом.
Дальше начинался огромный парк, переходивший в обычный подмосковный лес. Парк не был благоустроен и по вечерам в него почти никто не ходил. Узкие кривые дорожки переплетались друг с другом в лабиринт, в котором можно было легко заблудиться. Изредка встречались пустые скамейки и собранные в большие кучи жухлые желтые осенние листья. Он немного устал, и ему хотелось присесть и отдохнуть, а здесь, на плохо освещенной и безлюдной аллее было слишком мрачно и одиноко. Фонарей было мало, но вдалеке были видны огни недавно построенного в глубине парка кафе.
И Андрей медленно направился к ним. Он чувствовал себя одиноким, и ему нужно было услышать чьи-то голоса и снова оказаться среди людей. На небольшой поляне перед кафе стояли пустые большие металлические столы, на которых лежали серые пластмассовые стулья. А в самом кафе была видна какая-то жизнь. Андрей открыл дверь и оказался в длинной и узкой комнате, в дальнем конце которой находилась касса, а за ней кухня, а по краям вдоль окон в беспорядке стояли накрытые клетчатой клеенкой столики.
Взяв со стеллажа два уже не очень свежих пирожка и стакан почти остывшего теплого кофе, и заплатив, Андрей огляделся в поисках свободного и удобного места. Справа было занято два столика: за одним из них вчетвером сидели молодые ребята, видно, студенты, они что-то громко и взволнованно обсуждали, склонившись над пустыми тарелками и стаканами. За другим столиком, поставив рядом два стула, молча, сидели влюбленные. Они с нежностью смотрели друг на друга, и перед ними стояли большие полные вина бокалы, в которых играли зайчики неярких подвешенных к потолку люстр. Глядя на них, Андрей подумал о Рите, и ему вдруг неудержимо захотелось домой. Но в руках уже была тарелка с двумя пирожками и стакан теплого кофе. Слева был занят только один столик. Андрей сел рядом, за свободный столик и, не спеша, стал пить теплую мутную жидкость, которая в меню почему-то называлась «кофе черный».
Кофе оказался невкусным, а пирожки холодными и черствыми. В душе было пусто, тоскливо и горько, а в голове крутились перепутанные в клубок мысли о себе, о завтрашнем дне, о Рите, о странных капризах погоды, о полупустом кафе, затерявшемся в парке, в густом лесу на окраине огромного города.
Минут через десять студенты ушли, ушли и влюбленные, оставив на столике конфеты и недопитую бутылку вина. Только за соседним столиком еще кто-то сидел.
Андрей повернулся и увидел сидящую к нему спиной как-то странно одетую женщину. На столе перед ней стояла почти пустая бутылка вина, один бокал и тарелка, в которой лежало несколько дешевых конфет.
Лицо сидящей рядом женщины показалось Андрею смутно знакомым. Он долго смотрел на нее, и в какой-то момент увидел, как лицо ее постепенно смягчилось, и она улыбнулась.
- Вы что-то хотите?
- Да нет. Ничего особого. Просто мне не хочется сидеть одному, в кафе уже никого нет, остались только вы. К тому же мне показалось, что мы уже где-то встречались.
- Только я? Если бы был кто-то еще, вы ко мне не подсели бы? Спасибо за комплимент. Значит вам все-таки что-то от меня нужно. Вам достаточно моего соседства или вы хотите о чем-то со мной поговорить? Вы думает, что мы встречались? Может быть, но я видно забыла.
Только теперь Андрей разглядел, что она старше его, не намного, но все-таки старше. Ее возраст выдавали и то, как она держалась, и голос, спокойный и глуховатый, и небольшие морщинки вокруг глаз. «Ей, наверное, уже за тридцать» - подумал он, и, улыбнувшись, сказал:
- Ну конечно мне мало простого соседства. И извините, а как Вас зовут? Меня Андрей.
Она внимательно посмотрела на него, задумалась, как бы решая, стоит ли продолжать разговор, и ответила:
- Значит Андрей. А меня Нина, если угодно.
- Нина! Ну, конечно, Нина. Вы меня совсем не помните?
- Нет, похоже, что нет – улыбнулась она.
- Тогда придется напомнить. Пять лет назад. Трубная площадь. Мы еще на лавочки сидели, и я вам про свою жизнь рассказывал, а потом до метро проводил.
От таких церемоний в пустом полутемном кафе на окраине города Андрею захотелось смеяться, и он встал, с улыбкой поклонился и спросил:
- Так я могу рядом присесть, как тогда, на лавочке?
- Садитесь, бога ради. Надеюсь, от этого со мной ничего не случится. Как на Трубной.
Когда Андрей встал и вместе со своим стулом попытался пересесть за соседний стол, стул зацепился за ножку стола и с шумом упал на пол. Наклонившись, он увидел, что женщины, скучающие в кассе и за стойкой буфета переглянулись и улыбнулись друг другу. Звук упавшего стула что-то сдвинул в голове Андрея, и он подумал о Рите, вспомнил ее грустное лицо и невольно нахмурился.
- Не хмурьтесь. Ничего не случилось. Стул упал. Тоже мне большая проблема – успокоила его Нина и добавила: Садитесь и не нервничайте. Ну и что дальше?
- Дальше? Да ничего особого. Если вы особо не торопитесь, хотел бы опять излить душу. Извините, если что-то вы уже от меня слышали. Я и сам уже не помню всего, что тогда вам рассказывал. Будем считать, что мы только что случайно встретились и совсем не знакомы, и мне будет легче. Со знакомыми всегда труднее. И потом, мне почему-то кажется, что вы меня поймете. Как и в тот раз. Ведь у вас, наверное, тоже есть дом, муж, семья?
- Есть. Почти все. А как вы догадались? – улыбнулась она.
- Легко – неловко пошутил Андрей и тоже улыбнулся – Кольцо увидел на вашей руке. Надеюсь, что у вас все хорошо. Правда, не понятно, что вы здесь делаете. Одна, вечером, в пустом кафе в богом забытом парке на окраине города.
- Вы правы. У меня дома все нормально. Просто сегодня муж должен вернуться поздно, и я решила в парк заглянуть. Мы тут рядом живем, пять остановок на автобусе, и я здесь часто бываю. Выпьешь пару рюмок вина, все меняет цвета и становится голубым и зеленым.
- А вам хорошо живется? Ведь сейчас всем нелегко.
- Нелегко? Может быть. А живем мы уж точно, как все. Иногда лучше, иногда хуже. Мы с мужем уже привыкли друг к другу и особых проблем у нас не бывает. Ведь я и тогда, на Трубной, уже была за ним замужем. Наверное, у вас как-то иначе? Раз вы меня об этом спрашиваете.
- Может иначе, а может, и нет. Точно даже не знаю. Давайте я вам расскажу. А то наболело. И вы сами решите как.
И Андрей опять рассказал ей о себе, уже сегодняшнем, о Рите и о том, как они живут.
Рассказал про свои размолвки с Ритой, которые хотя бывали и раньше, но постепенно стали привычными. Мелкие трещины со временем расширялись, и если раньше они ссорились по какому-то конкретному и понятному им обоим поводу и быстро находили общий язык, то сейчас это иногда происходило без всякой видимой причины и сопровождалось долго не проходящей обидой.
 Летом, рассказывал Андрей, нам жилось проще, и мы легче понимали друг друга. Прохладные, пусть и короткие, ночи смывали дневные заботы, а нежаркое солнце в первые, утренние часы заставляло нас протягивать руки навстречу друг другу. Утром полностью исчезали все неурядицы вчерашнего дня, наши глаза улыбались и звали, и мы оба могли все понять и простить.
А теперь даже утро было совсем другим: осенним, серым и хмурым. В ранние утренние часы, когда холодный и мокрый ветер раскачивал за окном тусклые фонари, вставать не хотелось. Закрытые на ночь окна не пропускали в комнату злую ноябрьскую слякоть, но осень отдавала болью в суставах, руки висели, как плети, и ночью часто снились кошмары из-за вчерашней размолвки. После таких снов мы часто просыпались в холодном поту с ощущением безнадежной тяжести на душе.
В эти осенние утренние часы наши голуби мира еще спали в своих гнездах, и обиды легко не прощались. И я, и Рита постепенно пришли к тому, что серьезные проблемы лучше держать при себе, не доверяя их никому, даже тому, с кем ты спал каждую ночь. Ребенка уже не ждали. Работа одного стала для другого чужой, долг за квартиру почти не уменьшался, и денег на жизнь постоянно не хватало. Наши дни, хотя и вытекали из одного озера, но текли в разные стороны. А глаза с каждым днем все чаще и чаще замечали все, даже небольшие изгибы и повороты каждого прожитого вместе часа. Теперь мы уже могли поссориться из-за какой-то покупки, из-за подруги или из-за получасового опоздания. И ссорились мы с каждым днем все более и более ожесточенно, практически никогда быстро не соглашаясь друг с другом и не желая идти друг другу навстречу.
Несмотря на то, что и я, и Рита понимали всю никчемность таких ссор и обычно знали, что нужно сделать, чтобы их избежать, какое-то глухое и необъяснимое раздражение не позволяло нам во время остановиться и прекратить бессмысленное выяснение отношений. Ком взаимных упреков рос со скоростью снежной лавины и превращался в преграду, закрывающую весь горизонт. Никаких просветов в этой преграде уже не было видно, а после того, как усталость заливала костер разбушевавшихся обид, у каждого из нас оставался неприятный осадок и запах тлеющих головешек.
Так продолжается уже несколько лет, и переезд на новое место нам ничем не помог. Для всех мы остались такими же, как и раньше. Для всех, кроме самих себя.
Внешне Рита совсем не изменилась и по-прежнему очень хорошо выглядит, и головы многих мужчин, когда они ее видят, заняты неотвязчивой мыслью о ней. Для кого-то из старых знакомых она стала еще больше желанной и более доступной, как всякая замужняя женщина. Да и у нее самой прошло первое опьянение нашей влюбленностью, и остались только смутные воспоминания о тех днях, когда тайна пленила, манила и рождала любовь и желания. Теперь никакой тайны не было. И я стал для нее совсем своим, привычным и понятным, а она ждала новых туманных очарований. Ее молодость требовала новых загадок и преодоления новых препятствий.
Чем-то мы стали похожи на булочника, который, пресытившись, в какой-то момент перестает любить даже самый вкусный свой хлеб. Или на пирожника, которого трудно заставить съесть свое собственное пирожное из какого-то необыкновенно теста и крема, или на молочницу, не пьющую молока от своей коровы, или на того, кто работает на птицеферме и не любит ни кур, ни яиц.
Часто бывает, что люди объедаются шоколадом, морковью или рыбой настолько, что потом даже не могут смотреть на них без отвращенья. Изобилие рождает сначала пресыщение, а потом и тошноту однообразия.
Наверное, так случилось и с нами и с нашей привязанностью, а если хотите, то и с любовью.
После того, как мы уже совсем привыкли друг к другу, наступила пора поиска чего-то нового, новых общений и ощущений. Как-то вечером в одной нашей общей компании, я нашел себе новую загадку, и, танцуя с ней, все время смотрел на нее, улыбаясь, счастливыми в предвкушении нового глазами, а Рита в это время вяло обсуждала с окружившими ее женщинами давно перемытую новость про Пугачеву или последнюю серию очередного телевизионного сериала. Ей было скучно, и очень хотелось домой. На меня она не обращала никакого внимания, была полна безразличием и неожиданно нахлынувшей тоской.
А потом, уже в другой нашей компании, я увидел, что в ответ на скрытое для всех, кроме нее, обжигающее пожатие знакомой руки, она вдруг вздрогнула, и в ее глазах зажегся огонь новых желаний. А я в это время дегустировал в стороне какое-то новое вино, машинально перебирая лежащие на столе карты. Мне хотелось спать, и ничего другое в этот момент меня не занимало и нисколько не волновало.
Так все и катилось еще и там, на старой квартире. Да сейчас катится. Уже здесь, на новом месте. Понятно, что, что-то не так, и что-то, наверное, сделать с этим надо. Но мы ничего не делаем. Ни я, ни Рита. Глаза на многое закрываем, и живем потихоньку. Жаль, что вдвоем только, детей у нас нет. И тут что-то не так. А отчего и почему, знать не хочется. Боимся. Но иногда бывает хорошо. И мы даже любим друг друга. Что-то еще есть у нас. Не все растеряли. И надежда какая-то тлеет. А вдруг все образуется? Ведь также бывает. Вот и ждем, что это случится и с нами.
Я вот сижу здесь, с вами в этом кафе. А она одна дома. Даже не знаю, ждет она меня, или уже спать легла. Но вы простите меня. Опять я расчувствовался почему-то. Наверное, вы виноваты. Сидите, не уходите, и даже слушаете. Ладно, хватит плакаться.   
Пока он рассказывал, Нина улыбалась чему-то своему, и ее улыбка не раздражала Андрея и даже помогала ему быть до конца откровенным и с ней и с самим собой. Она ни разу не перебила Андрея, а один раз он заметил, как загорелись ее глаза, и рука потянулась к бокалу.
Смотря на Нину, Андрей понял, что избавился от чего-то, что постепенно копилось в его душе, и в какой-то момент Андрею вдруг захотелось, обнять ее, взять ее за руку и поцеловать, но он удержался, ему стало легче.
Какое-то время они еще сидели и молчали, смотря в разные стороны, а потом Нина повернулась к Андрею и тихо, почти про себя, выдохнула: «Как мне все это хорошо знакомо!».
- Принесите еще один бокал. Прежде чем уйти, давайте допьем это вино.
Они выпили, а потом она вдруг сказала:
- А вы знаете, я не согласна с Толстым. Не только счастливые семьи похожи друг на друга, иногда друг на друга похожи и не совсем счастливые браки. Мы с мужем тоже иногда, а может быть и слишком часто, делаем больно друг другу. Но я точно знаю, что моя боль – это его боль. Правда, пришло это не сразу. Я думаю, что и вы к этому придете и выкарабкаетесь из своих проблем. Поверьте мне. То, что вы рассказали, далеко не самое главное в жизни. Все обойдется, если конечно, вы не совсем сошли с ума. Потерять в этой жизни друг друга очень легко, а вот найти – намного труднее».
К ним подошла кассирша и сказала, что уже поздно, кафе закрывается, и им пора уходить.
- Пойдемте, я провожу вас – предложил Нине Андрей.
- Спасибо. Даже рада буду.
Они вышли из кафе и медленно по пустым и темным аллеям пошли к выходу из парка.
Уже у самого дома, расставшись с Ниной на выходе из парка и посадив ее в подошедший автобус, Андрей подумал, что может быть и Рита, также как и он, все понимает и мучительно пытается как-то изменить их жизнь, вернуть в нее прошлое и сделать ее более счастливой.
«Сейчас ничего обсуждать с ней не буду. Завтра наверняка будет хороший день, и вечером все обсудим» решил про себя Андрей, доставая из кармана ключ от квартиры.
Я встретил Андрея, когда не по своей воле поменял место работы. Совершенно случайно мы с ним оказались в одном и том же отделе, да и жили недалеко друг от друга. Постепенно мы не то, чтобы подружились, но сошлись достаточно близко, а уже потом и играли в карты в одной и той же компании, и вместе иногда ездили на бега. Андрей часто делился со мной своим пониманием жизни, а иногда рассказывал и о самой своей жизни. И прошлой, и настоящей. Рассказчик он был хороший, и слушать его всегда было интересно. А про две встречи с Ниной я узнал от него как-то вечером за бутылкой вина в том же парке и в том же кафе, в котором он четыре года назад виделся с ней последний раз. После того дня он Нину никогда больше не видел, хотя часто о ней вспоминал и ходил вечерами в парк с надеждой встретить ее и как-то продолжить знакомство. О Рите, с которой я уже был знаком, он говорил редко, и вообще в подробности их отношений не вдавался, но по тому, что я видел и знал, они с Ритой, как и раньше, часто по мелочам ссорились, но были настолько привязаны друг к другу, что ни о каком разводе даже и не помышляли. Свое свободное время они обычно проводили по-разному и в разных местах, хотя иногда и ходили вместе к кому-нибудь из общих знакомых, в театр или на какой-то концерт. Детей у них по-прежнему не было, и их жизнь медленно, но верно, как и меня, да и у многих из нас, катилась под откос своим чередом.
1974 год