Эссе 1 Памяти К. Н. Леонтьева О Стиле и ином в лит

О стиле и ином в литературе. К.Н. Леонтьев и его работы «Анализ, Стиль и Веяние» и «Два графа Толстой и Вронский» 

Эссе 1

Этой работой мне хотелось бы отдать дань одной из граней литературной деятельности многогранного таланта Константина Николаевича Леонтьева (1831-1891) и показать вечность принципов литературоведения. Мы с Вами часто за завесой «новых понятий» не видим вечных истин, одевающихся в обновленные одежды. Вот как отзывается о Константине Николаевиче Леонтьеве его любимый ученик Анатолий Александров, в предисловии издания работы «Анализ, Стиль и Веяние» (1911) через двадцать лет после кончины этого Великого Русского пророческого Мыслителя: -

«Вообще литературная судьба К. Н. Леонтьева своеобразна и трагична. У него были при жизни, есть и теперь отдельные восторженные поклонники; были при жизни, есть и теперь-даже небольшие кружки горячих почитателей, ставящих его очень высоко; но большая публика, широкие круги читателей не знали его при жизни, не знают и теперь, прямо не имели и не имеют о нем никакого понятия. Объясняется это, прежде всего тем, что он безстрашно и непреклонно плыл «против течения», шел против господствовавшего в его время «духа века», за которым шла современная ему толпа. Часть противников его, более простодушная, искренно не понимала его, - до того ей речи его казались странными и дикими; другая же часть, более понятливая, намеренно предпочитала не раз уже испытанную предательскую тактику замалчивания-слишком рискованному с таким сильным, как он, противником активному отпору, открытому, честному бою с поднятым забралом. К тому же он был слишком своеобразен и самобытен, слишком, как говорится, «на свой салтык», чтобы примыкать к какому-либо хоть сколько-нибудь видному направлению, хоть какой то влиятельной партии, чтобы иметь в них поддержку. На него все как-то (подозрительно и недоуменно В.М.) покашивались, даже из людей родственных и близких ему по убеждениям, пугаясь его необычайной порой смелости, и кажущейся парадоксальности.
После смерти его, особенно в последнее время, разговоры о нем в печати стали как будто более частыми, но зато, к сожалению, нередко довольно вздорными: о мертвом можно говорить, что угодно, рядить его в какие угодно перья, - отпора от него не встретишь. Пронеслось и стало даже как будто утверждаться сближение его (типа и духа творчества В.М.) с Ницше, название его «русским Ницше».
  И вот, читающая публика наша, зачитывается пресловутым европейцем Ницше, в сотнях тысяч экземпляров выброшенным на русский книжный рынок (и это 1911 год, к этому, игнорируемому прежним «советским» и современным «демократическим» «обществом» феномену, Мы с Вами еще вернемся ниже В.М.). Имя и сочинения его навязли у нее в зубах, - а сочинений одного из величайших и оригинальнейших выразителей самобытной русской культурной мысли, К. Леонтьева, она не читает, не знает и не может знать,- их нет в продаже; самого имени его среди нее почти никто не знает.
   Странное положение, удивительно своеобразная и трагическая литературная судьба!

А между тем статья эта (Анализ, Стиль и Веяние В.М.) очень оригинальна и интересна. Особенно интересна она в двух отношениях: во-первых, как в высшей степени своеобразный и ценный вклад в литературу о Толстом, в которой, по случаю недавней смерти его, столь многим хотелось бы теперь хорошенько разобраться. И во-вторых, как последняя, предсмертная большая статья Леонтъева, его «лебединая песнь», литературный завет его следующим поколениям русских писателей, для которых она должна бы стать настольною книгой. Это - итог мнений его о русской художественной литературе, одним из видных представителей которой был он сам, накопившихся в нем под конец его жизни, - мнений о литературном анализе, о стиле литературном и о том литературном веянии, под которым он воспитался и вырос и которое перерос».

Мы с Вами еще успеем подробно ознакомиться с Русским Культурным Наследием, как самого Константина Николаевича Леонтьева, так и состоянием Культуры и Великой Русской Литературы того времени. А сейчас я хочу сделать небольшое, но крайне необходимое отступление, из которого будет более понятно направление моей работы.

   Я обещал выше вернуться к смыслу фразы: - «И вот, читающая публика наша, зачитывается пресловутым европейцем Ницше, в сотнях тысяч экземпляров выброшенным на русский книжный рынок» и это в 1911 году. Я думаю, что тот книжный рынок был насыщен любой литературой и читателями были многие миллионы людей Русского Мiра. Да практически вся Россия, даже копеечные книжки Толстого, изданные Сытиным многомиллионными тиражами, книгоноши, наряду с разным мелким товаром, разносили по всей крестьянской сельской России.

Что же надо было натворить «мировым революционерам» во главе с нравственным дегенератом «ильичем», в какую Тьму надо было погрузить Россию, чтобы извергать (ранее Нам с Вами приводили усеченную фразу) подобное: - «пока наш народ поголовно неграмотен важнейшее из искусств это кино». Это практически единственное упоминание о культуре у антикультурного дикаря «ильича». Даже его цитируемое космогонически наукообразное: - «Электрон также неисчерпаем, как и атом» показывает неразрывную духовную связь с «относительным» отрицанием Абсолюта и родство с либеральным кланом. Многие тома «писанины», этого политического монстра, поражают диким примитивизмом и параноидальной направленностью. А плоды выращивания гомункула «советский народ» вылезают отовсюду. Когда интересуешься у многих собеседников, понимаете ли Вы культурную Катастрофу Русского Мiра, который переселили из своего жилища в бараки «черемушек» и иные общие бараки, где народ ждет безпощадное неотвратимое одичание и потеря своей Культуры? То в ответ слышишь страшное по сути: - «ты что, там же нам дали все (мещанские) «удобства». И видишь, что национальное врожденное качество Личности практически потеряно, и трагедия «советского периода» дала плоды.   

Это показывает опору «русской революции» на «ваньку каторожного» из Русского Мiра и пришлых революционных наемников, для которых русский язык и грамота нужны были чисто утилитарно для быта, понятие русская культура звучало дико. Процессы заселения «столиц» и образовавшиеся «коммуналки» показывают полную преемственность нынешней мировой миграции и революционной миграции того времени, масштабы и характер разные, а суть процессов едина.

 Все носители Русской культуры поголовно и безпощадно уничтожались в диком порыве эгалитарно «демократически» уравнять «советское общество» в примитивной дикости «свободы, равенства и братства» и вырастить гомункул «советский народ». Вот и Сталин, несмотря на все свои усилия в этом направлении, и всевозможную опеку, смог вырастить только научную и практическую элиту молодежи. Полнокровная Имперская Культура, а только она подлинный хозяин Мира, цветет только в Обществе Высоких Эстетических Традиций, и только Нам с Вами Русскому Мiру под силу задача ее возродить в прежнем качестве.

Но вернемся к Леонтьеву в отражении Александрова.   К. Н. Леонтьев блестяще оправдал надежды своих литературных восприемников, -- и знаменитого романиста И.А. Тургеньева, и знаменитого публициста М.Н. Каткова, - став крупным и в высшей степени своеобразным писателем и в той и в другой области.
   Особенным своеобразием и красотой в области беллетристики отличаются его повести и рассказы из жизни на Востоке, печатавшиеся преимущественно въ «Русском Вестнике» М. Н. Каткова и затем вышедшие отдельно, в трех томах, под общим заглавием «Изъ жизни христиан в Турции. (1876) Центральное место среди них по удивительной художественности, мастерству душевного анализа, необыкновенно тонкой, филигранной работе и прекрасному, кристально чистому языку занимают «Воспоминания загорского грека Одиссея Полихрониадеса».

От себя добавлю. Леонтьев пережил нравственно религиозный перелом в жизни (его Мы с Вами наверно еще коснемся) и сжег роман-хронику (целую череду произведений, наподобие «Человеческой Комедии» Бальзака) «Река Времени» 
   Как публицист и писатель в области религиозно-философской мысли, К. Н. Леонтьев необычайно оригинален, самобытен и смел. Большинство статей его этого рода вошли в сборник, названный им «Восток, Россия и Славянство», М. 1885--1886 гг., два тома. Наиболее крупная и по значению и по размерам статья этого сборника – «Византизм и Славянство».
   Совершенно особое место среди сочинений К. Н. Леонтьева занимает напечатанная первоначально в «Русском Вестнике» своеобразная биография «Отец Климент Зедергольм, иеромонах Оптиной пустыни», замечательная по тонкости и глубине анализа человеческой души вообще и монашеской в особенности.

Чтобы мне хотелось показать Вам в дальнейшем? Леонтьев блестящий стилист и ткань его произведений неповторима. Попробуем перекинуть мостик его взглядов в современность. Мы с вами разберем литературно критические взгляды Константина Николаевича и коснемся его мировоззренческо-литературной полемики с Владимиром Соловьевым и многих, многих критических литературных прозрений Леонтьева, и конечно же в связи с тенденциями современной литературы и ее авторов.