Кресло-окно

                Кресло-окно. 

  Есть у меня любимое окно. В таком огромном городе, одно маленькое окошко в щербатой стене. Из всего обилия Московских окон только это, спрятавшееся в глухом театральном дворике вызывает такую радость и грусть одновременно, наверное, я какой-нибудь оконный однолюб. Незаметное-неприметное в морщинах дома окно-затворник, окно-отшельник, окно-пустынник присматривает за всем городом. Но это снаружи, а внутри уютное очень окошко. В толстых стенах и с широким подоконником, по кресельному удобное.  Вечно в этом «кресле» кто-нибудь заседает. Летом, когда окно на распашку, чаще всего, там сидит свесив ноги во вне Андрюха с книгой в руках. Приходится его двигать, втискиваясь рядом. Так и сидим, в четыре ноги, попивая чай и дымя папиросами. Вокруг наш театральный двор и далее во вне крыши мастерских, крыша МТЮЗа, другие крыши, много крыш, над которыми вдалеке виднеется стрела МИДа.
  Странно, но при всей Московскости дворика он совсем не кажется Московским. Нет, это южный, приморский двор, это абсолютно точно двор черноморского города, даже деревья здесь растут какие-то черноморские. Особенно когда с раскаленных крыш понимается марево горячего воздуха, да еще гаркнет явно заплутавшая чайка, уши сразу наполняются шумом моря, а глаз режет блики волн. Разговор тут же становится по южному плавным с придыханием, Одесским говором становится и иногда проскальзывает загадочная, совсем не северная буква ГХЭ. А один раз я даже видел парус, клянусь.
  Но зимой все по-другому. Зимой двор возвращается в Московию и снова становится Московским, наверное, самым Московским из всех Московских дворов. Возвращается со всем причитающимся ему багажом, морозом, сугробами и развешенными везде сосульками. А окно, заклеенное на зиму бумажными полосками, продолжает вмещать нас с Андрюхой, только ногами во внутрь, и теперь уже мы с ним согреваем его спинами, впитавшими летнюю жару.