Неграмотный с тверской

Его зовут Максим Григорьев. Ему четырнадцать лет. Он родился и живет в доме на Тверской улице в центре Москвы. Рядом - Концертный зал имени Чайковского, памятник Маяковскому и квартира Аллы Пугачевой.
Максим помогает матери по хозяйству. Он ходит за покупками, гуляет с черным домашним любимцем псом Джинном и даже умеет готовить.
В свободное время ему нравится слушать песни Виктора Цоя и играть в компьютерные игры.
О чем он мечтает? Заняться спортом и наняться на работу.
Последнее - сложнее всего. Не потому, что он еще маленький.
Максим Григорьев - неграмотный.

ИЩУТ ПОЖАРНЫЕ, ИЩЕТ МИЛИЦИЯ… 

Четыре года назад сотрудники Московской городской прокуратуры уже делали попытку отыскать неграмотного мальчика, который живет вместе с мамой, сестрами и громадным черным псом Джинном на Tverskaya street.
Городские прокуроры проверяли отчет Московского комитета образования о детях, исключенных из школ.
Этот  засекреченный документ Московского комитета образования  выдавался только по личному распоряжению его тогдашнего председателя, Любови Кезиной.
Прокуроры его получили и были шокированы.
Оказывается, в центре Москвы есть совершенно неграмотные дети!
Но тогда следов незадачливых малышей, выгнанных из первых классов школ и затерявшихся не то в столице, не то где-то за Кольцевой автодорогой, прокуратура так и не нашла.
«Кто эти лица и их возраст установить не представилось возможным, - говорилось в отчете о прокурорской проверке, - ни в Московском комитете образования, ни в учебных округах предоставить информацию не смогли».
Теперь известно: в центре Москвы бесследно пропал Максим Григорьев, исключенный из второго класса общеобразовательной московской школы № 175,  расположенной поблизости от его дома. 
Для москвичей объясняю: школа находится рядом с «Гранд Отель Мариотт» и офисом радиостанции «Свобода».
А для приезжих можно сказать и так: от Максимовой школы до Красной площади – рукой подать. 
И вот,  Максим Григорьев, москвич, постоянно проживающий в квартире на Тверской, остался без государственного образования, а государственное образование осталось без Максима.
14- летнего мальчика пока не интересует государство.
А вот государство скоро окажется перед проблемой: что же ему делать с Максом?
Четыре года назад его искала и не нашла прокуратура.
Но за последние 7 лет никто, кажется, не заинтересовался, как  живет мальчик Макс, который ходит в магазин и каждый день гуляет во дворе со своей собакой.
Ни разу за фасад приличного дома на Тверской не заглядывал социальный работник.
Ни разу социальный педагог из соседних 175-й и 128-й  школ не  позвонил в  ЖЭК и не справился по домовым книгам, есть ли в семье Григорьевых другие дети, кроме выросших Сергея, Кати и Нади.
Врач районной поликлиники никому не сообщила, что ее юный пациент не умеет читать, писать и считать. Возможно, ей это было безразлично.
Но ни одна живая душа не заглянула к Григорьевым даже шесть лет назад, когда отца Максима посадили в тюрьму, а маленького Макса исключили из школы.
За последние четырнадцать лет только одна организация потрудилась найти неграмотного мальчика, живущего в красивом доме на Тверской.
Это была американская христианская ассоциация. Из нее Максу прислали красочную детскую Библию на русском языке.
Почему американские баптисты сумели узнать о существовании Максима, зарегистрированного в квартире, где живет его семья, а ни одна социальная служба города о его существовании не подозревала – это вопрос риторический.   
Причину вялотекущего равнодушия городских властей два заинтересованных лица объяснили по-своему.    
Специалист Центрального образовательного округа (в котором  обязаны блюсти школьные интересы граждан) Ольга Тахохова:
- Москва не располагает компьютерным банком данных о зарегистрированных  в городе детях. Если возникнет необходимость, учителя могут разыскивать детей по  домовым книгам в ЖЭКах. Но социальным педагогам (а такая ставка есть в каждой школе) не рекомендуется ходить по домам, - прибавила Тахохова. - В наше время ходить по квартирам учеников бывает опасно для жизни. 
Фаина Григорьева, мать Максима, простодушно ответила:
- С какой это радости чиновникам интересоваться моим Максом?  Как будто один он в стране неграмотный!   


УЧИТЕСЬ ЧИТАТЬ, НЕГОДЯИ!

Существование Максима Григорьева опровергает много удобных теорий.
- Я никогда не слышал о том, чтобы в столице были  неграмотные дети! - воскликнет депутат Московской городской думы, один из авторов Московского закона об образовании Евгений Бунимович.
Разрушает мальчик Максим и патриотическую сказку о 99.9- процентной грамотности жителей Российской Федерации.
Десятилетиями упоминание о неграмотных людях в самой читающей стране мира воспринималось как удар по государственному престижу. И даже – как личная обида. 
Россия могла не быть богатой, но обязана была быть культурной державой.
Если россиянин не мог отличить «а» от «б», эта провокационная особенность его сознания объяснялись  «дебилизмом», «необучаемостью» или, в лучшем случае,  «социальной и педагогической запущенностью».
Как правило, такого гражданина зачисляли в безнадежные и даже не пытались научить его читать и писать.
За последнее десятилетие в умах чиновников произошла опасная подмена.
Международный термин «неграмотность» (неграмотным по мировым стандартам считается, например, взрослый, который не может написать связную автобиографию), был подменен бессодержательным, но щадящим самолюбие  словом «малограмотность».
- В 2001 году у Минобороны появились данные о целой группе неграмотных призывников из Ленинградской и Московской областей. Что вы знаете об этом? – спросила я в Комитете солдатских матерей.
- Это вам, милая,  в Минобороны соврали, - засмеялись солдатские матери. - У нас в стране нет неграмотных. Разве что дебилы, но их не призывают в армию. Вообще-то многие современные призывники читают по складам и пишут с трудом. Но это называется «малограмотные». У нас почти все призывники - малограмотные… Ага! Мне напоминают: у нас проходил один парень родом из Бурятии, который не умел ни читать, не писать по-русски. Но он объяснил, что умеет читать и писать по-бурятски…   
После этого разговора пришлось мне навести справки.
Выяснилось: бурятская письменность является старомонгольской, для нее используются особые знаки, и знакомы с нею только ученые-этнографы.

МЕНЬШЕ ЗНАЕШЬ…

Руководители Министерства образования и региональных Комитетов образования много лет не допускали экспертов к ключевым данным, позволяющим судить о том,  сколько в России неграмотных детей. 
Сейчас я думаю, что они сами ничего не знали об этой статистике.
Чтобы подсчитать, сколько детей в стране не умеют читать и писать, важно пересчитать всех несовершеннолетних в каждом населенном пункте (только так можно установить, кто из них не посещает школу).
Десятилетиями Министерство образования Российской Федерации, ссылаясь на Госкомстат, утверждало, что это нереально.
В те времена, когда я встретилась с Максимом и его семьей, в Москве был доступен только один вид открытой статистики о детях, которые не ходят на школьные занятия. Это - сведения об учениках, которые 1 сентября по тем или иным причинам не явились на торжественную линейку. В Центральном округе, где живет Максим, таких «прогульщиков», как мне сообщили, - всего 15. Они либо заболели перед началом учебного года, либо задержались с родителями на летнем отдыхе.
К слову о статистике: Министерство образования все 90-е годы старательно замалчивало подлинные данные о потенциально неграмотных гражданах нашей страны - беспризорниках.
В отчете Генеральной прокуратуры за 1991 год упоминалось,  что в России насчитывается полтора миллиона беспризорных детей. Социологи, проводившие мониторинг детской беспризорности, называли в 1995 году цифру другого порядка: 5 миллионов. Их аргументы были, по крайней мере, достойны внимания. Но почти десятилетие данные о полуторамиллионной армии беспризорников кочевали из одного официального отчета Минобразования в другой.
В рамках «Правительственного часа» Госдумы  министр образования Владимир Филиппов и вовсе заявил: «С прошлой весны число беспризорников в России сократилось в 15 раз. Теперь оно составляет 90 тысяч детей».
От того, что чиновники молчат о подлинных масштабах  неграмотности,  никто в стране не станет грамотнее – ни  дети, ни взрослые.
Зато уйдет время.
Скорбная статистика Российской академии образования свидетельствует: к скольким-то (скольким?) миллионам полуграмотных беспризорников прибавляются примерно 60 процентов детей (в российском масштабе это будут миллионы пятиклассников), которые  выходят из начальной школы, с трудом умея читать.
Прокурорские проверки, проведенные в разных регионах, выявили, что школы придумали изощренные  способы избавляться от отстающих детей.
В лучшем случае, родители, друзья или сострадательные родственники смогут впихнуть их в какое-нибудь профтехучилище.
В среде российских чиновников от образования уже курсирует стыдливый эвфемизм: «раннее поступление в ПТУ». Имеется в виду не зачисление в ПТУ 11- 12 летнего подростка, а пристраиванье в профтехучилище 20-23 летнего дылды, за плечами у которого – всего три класса образования.
И еще одно важное обстоятельство: современная Россия тем и отличается от других стран, что у нас не существует центров обучения грамоте для подростков и взрослых.

ДОРОГИЕ НАШИ УЧИТЕЛЯ…

В истории Максима Григорьева роковую роль сыграла именно школа.
- Отсева детей у нас в школе нет. Мы стараемся взять каждого ребенка и настаиваем, чтобы дети закончили у нас 10 и 11 классы, -  неторопливо рассказывает завуч 175-й общеобразовательной школы Юлия Бирюкова, лауреат конкурса «Учитель года», учитель высшей категории. - Я, знаете ли, 43 года в этой области, мне известно не понаслышке, как осуществлялся всеобуч.
Слушать Юлию Алексеевну приятно. Она кажется деловым, уверенным в себе завучем. Таким же, как ее школа в центре Москвы, чей фасад и не думает стушеваться от соседства с   «Гранд Отель Мариотт».
Только неправду говорит Юлия Алексеевна… 
- В тот день мне передали, - рассказывает мама Максима, - что Юлия Алексеевна требует немедленно забрать моего сына из школы. Раз моего мужа посадили в тюрьму, у нас неблагополучная семья, и Максу в этой якобы престижной школе не место. Мне предложили платить за то, чтобы учителя дополнительно занимались с Максом. Откуда у меня такие деньги?
Конечно, на этот случай есть Закон об образовании и ведомственные инструкции разной степени невыполнимости.
По инструкции следует сделать так: школа обязана дать исключаемому  ребенку и его родителям направления на медкомиссию, в детскую комнату милиции и в Конфликтную комиссию Центрального окружного управления образованием.
Но престижная школа в центре Москвы поступила так же, как (по данным Генеральной прокуратуры, обобщившей  результаты прокурорских проверок по России) делали ее коллеги в Архангельске, Карелии, Ульяновске, Новгороде и даже на далекой Чукотке.
Учителя 175-й школы избавилась от Максима тихо и по-деловому.
Они предвидели, что Фаине Григорьевой не придет в голову подать протест в конфликтную комиссию при округе.
А через пару месяцев Максимова безделья во всем будет виновата уже не школа, а сама Фаина Ивановна, которая «препятствуют образованию сына путем неотправления его в школу» (да простит мне читатель цитату из стандартного заключения Конфликтной комиссии).
Так, с согласия всех инстанций, ребенок, родившийся в центре столицы, среди музеев, концертных залов и  престижных школ - был выброшен за школьный порог.
И – обречен на неграмотность. 


НАШЕЛСЯ?


Максим не знает, есть ли у него будущее. Не знают этого и чиновники, которые однажды уже поломали его жизнь и от которых он, увы, с годами будет зависеть все больше.
Пока Максим живет настоящем.
- Сам научился считать в магазине сдачу, - говорит он, гордясь маленькой победой. И самокритично добавляет: - А вот умножать в уме мне трудно.
По детской Библии, с помощью сестры Нади, Максим научился складывать буквы в слова.
У Нади та же судьба, что у брата: ее тоже выставили из 128-й общеобразовательной школы (в центре Москвы, с углубленным преподаванием иностранных языков).
Только Наде показали на дверь после 6-го класса.
Так что ей повезло больше, чем брату: она все-таки научилась в школе читать и писать… 

P.S. Директор Института возрастной физиологии Российской академии образования Марьяна Безруких сказала мне, что  Максима могут обследовать в ее НИИ и, если он здоров и обучаем, попытаются научить читать.
«Кто это сделает, если не мы?», - прибавила Марьяна Михайловна.   

Фаина Ивановна и Надя попросили меня изменить   фамилию Максима. 

Фото: кадр из мультфильма «Маугли»