Суккуб

В монастыре святого Фомы случился переполох, братья поймали суккуба. Двое монахов тихонько подкрались и накинули на неё сеть, обвязав для верности железной цепью. Обмирая от страха, они часто крестились и лихорадочно бормотали молитвы всю дорогу, пока не водворили демона в тёмную, сырую клетку монастырского подвала. Потом долго спорили около входа, кто станет одевать на неё кандалы. Наконец, привели старого слепого монаха, который на ощупь застегнул их на тонких лодыжках суккуба и тотчас был вытащен из клетки. Братья сбились в кучу во дворе и долго совещались, что делать с этим отродьем Сатаны. Кто – то предложил облить чертовку маслом и поджечь, кто – то предлагал побить камнями, другие требовали устроить расправу в лучших традициях святой инквизиции, однако, ни один не соглашался войти к ней, а тем более, не дай Бог, дотронуться, чтобы утащить в помещение, специально и со знанием дела, устроенное для еретиков и ведьм. Слепого старичка пришлось списать со счетов, так как после прикосновения к суккубу, он немедленно слёг и кашлял кровью, однако прозрел, чем вогнал в панический ужас и без того напуганных монахов. Наконец, один из братьев сказал, что лучше послать за инквизиторами и настоятелем, который уже неприлично долго гостит в Риме. Пусть начальство само решает, что делать с нечистым, а они пойдут и вознесут молитвы Всевышнему о спасении души и обители, а заодно придумают, что делать с суккубом, пока настоятель и инквизиция едут в монастырь.
  Как раз в то время, когда шипящая громким шёпотом братия дискутировала возле монастырских застенков, в обитель вернулся брат Амадеус. Это был местный лекарь, прекрасно разбирался в травах и минералах, немного знал астрологию, неплохо рисовал, любил музыку и являлся на службу только для того, чтобы послушать орган. Амадеус имел несносный характер. Он был замкнут и порою резок, а если и улыбался, то эта улыбка отсвечивала презрением или жалостью, так что всем казалось, будто он единственный взрослый среди них. Его манеры высокомерного снисхождения до ближних своих, сильно раздражали монахов. Однако они немного побаивались Амадеуса, поэтому обращались в случае крайней необходимости. Но он был приближен к настоятелю, который страдал подагрой и болями желудка, и очень благоволил к Амадеусу, но особенно ценил своего лекаря за снадобья, которые тот в больших количествах заготавливал для поездок в дальние края и паломничества по святым местам. Хотя при монастыре и шушукались, что те самые «святые места» имеют иные названия и назначения, всё же никто в открытую не решался бросить настоятелю в лицо такое обвинение. Ведь кое с кем из Рима он был на короткой ноге, а кому - то из инквизиции приходился близкой роднёй. Поэтому монахи молчали. Да и грех было роптать, их стол, не в пример другим монастырям, был обилен, откупоривать бочки с вином разрешалось не только по праздникам, за чтение еретических книг, коими была богата монастырская библиотека, не наказывали, к тому же, никто не принуждал к работе.
  Брата Амадеуса настоятель привёз однажды из очередного путешествия. Никто не знал его прошлого, а сам Амадеус на расспросы старался отвечать вежливо и кратко. Друзей среди монахов он не завёл и предпочитал жить в своей лаборатории под самой крышей обители. Иногда настоятель вызывал его к себе, запирал дверь на ключ и долго о чём - то беседовал. Поэтому поползли слухи, что брат Амадеус был раньше то ли тамплиером, то ли алхимиком или тайным агентом папы. Однако видимых доказательств подобным слухам не нашлось. Попытки проследить за ним, разочаровали охочих до сплетен монахов; лекарь никогда не отлучался из монастыря дольше, чем на день, если ему было необходимо пополнить запасы трав. Никто сейчас и внимания бы на него не обратил, если б не это страшное происшествие с суккубом.
  Монахи окружили брата Амадеуса и наперебой рассказывали ему о случившемся. Он как всегда молча, но с видимым любопытством выслушал их историю и выразил желание узнать, что же они намерены делать с этим существом. Монахи ответили, что собираются решить это в трапезной, так как до приезда начальства пройдёт ещё несколько дней, а демона нужно как - то покарать своими силами. Тогда Амадеус спросил, какую ещё вину имеет нечисть, кроме той, что ей выпало несчастье родиться суккубом. Монахи загалдели опять и рассказали, указывая сальными перстами на закрытую скатертью тачку, которую зачем - то спрятали под пышными ежевичными кустами, что суккуба они поймали как раз на месте преступления, над телами двух убиенных братьев в лесочке, недалеко от деревни куда те отправились служить тризну за какого - то окочурившегося мужика, и по дороге домой стали жертвами этой бестии. Демоница перерезала им глотки, а потом ещё рассматривала трупы, наверняка надеясь полакомиться не только священной плотью, но и поглотить их души. Амадеус помрачнел, кивнул головой и все отправились в трапезную.
Там монахи долго шумели и спорили, какую бы пытку пострашнее применить к сатанинскому отродью, но сделать это так, чтобы не касаться её руками. Наконец придумали отсечь ей ноги косой, так суккуб точно никуда не сбежит, а потом достать длинные щипцы и жаровню. Тогда уж они вволю поглумятся над отпрыском нечистого. За спорами наступила ночь и братья единодушно решили подождать утра, так как ночью любая нежить может прийти ей на помощь, а с первыми петухами, как известно, дьявольские силы слабеют. И поплотнее прижавшись друг к другу, удалились в часовню на всенощную. Никто не заметил, что брат Амадеус остался за столом один, погружённый в мрачные раздумья. Когда двери часовни заперли изнутри на засов, и оттуда послышалось воодушевлённое песнопение, он взял факел и отправился к подвалу.
  Конечно, он не верил ошалевшим монахам. Скорее всего, думал Амадеус, этим болванам удалось поймать какую – нибудь деревенскую сумасшедшую, которая волею случая оказалась рядом с трупами. Бедняге здорово досталось, когда ее побили цепями, и вероятно она уже испустила дух в своей камере. Амадеус открыл тяжелый запор, и стал осторожно спускаться в каменное подземелье. Медленно продвигаясь по длинному сырому коридору, он вдруг остановился, будто наткнулся на неожиданное и невидимое препятствие. Звук красивой мелодии струился из мрака, её напевали вполголоса, и завораживающей грустью, мелодия эта, обволакивала ледяное сердце. И язык показался ему знакомым, греческий или арабский, просто слов не разобрать. Но как только он подошёл к решетке, пение прекратилось. Очарованный странностью момента и немного растерянный, стоял Амадеус, удерживая факел, пока взгляд его не упал на пятно света, в котором виднелся кончик ярко – красного хвоста с длинной пушистой кисточкой. Амадеус отпрянул, а хвост с легким шорохом тотчас втянулся в сумрак. Наступила тишина, в которой он слышал лишь удары собственного сердца, треск огня и прерывистое дыхание из угла камеры.
- Я знаю, кто убил их, - грустно произнёс приятный голос из тьмы.
Брат Амадеус прикрыл глаза, глубоко вздохнул и вытер испарину, но любопытство исследователя взяло верх.
- Можно мне взглянуть на тебя? – спросил он.
- Вряд ли тебе понравится моя внешность, - послышался ответ.
Амадеус осмелел и подошел ближе.
- И всё же я не из пугливых, - сказал он.
Звякнула цепь, в слабом свете факела Амадеус увидел суккуба. Она сидела, обхватив руками колени; хвост, тонкий и гибкий, обвился вокруг ног, глаза её были закрыты, а большая грудь мешала съежиться совсем. Он видел тонкий профиль, маленькие ушки с заострёнными концами, волосы, уложенные в сложную прическу из мелких косичек. Всё существо от корней волос до кончика хвоста было ярко – красного цвета. Она выглядела испуганной и подавленной, пытаясь смириться со своей участью.
- Я думал ты намного больше и страшнее, - произнес Амадеус.
- Эти монахи так не считают, - горестно отозвалась суккуб.
Амадеус присел на корточки.
- Ты чувствуешь боль? – спросил он и увидел как суккуб кивнула головой.
- У меня есть тело, - сказала она.
- Завтра тебе предстоит мучительная смерть, - сказал Амадеус.
Суккуб обреченно кивнула головой.
- Тебе будет жаль, - вдруг сказала она.
Брат Амадеус задумался на секунду, затем снял с пояса один из ключей и протянул его через толстые прутья. Сердце замерло в ожидании. Наконец из тьмы возникло лицо, гладкое и глянцевое. У нее отсутствовали брови и ресницы, но, несмотря на это, Амадеусу оно показалось милым. Суккуб открыла глаза, желтовато – коричневые с продолговатым кошачьим зрачком. Она застенчиво улыбнулась, и маленькая красная ручка осторожно взяла ключ из руки Амадеуса. Даже после того, как суккуб, звякнув цепью, скрылась, предусмотрительно оставив ключ около решетки, он все ещё продолжал сидеть некоторое время на полу. Его била мелкая дрожь, но в душе присутствовала легкость и Амадеус удивлялся самому себе, что так быстро прошел его страх перед демоном, будто был отброшен, как старое покрывало, которое мешает видеть и понимать нечто особенное. Свою встречу и краткий разговор с этим существом он осознавал сейчас, как самое значительное событие в своей жизни и жалел, что всё так быстро закончилось.
  Утром братья не обнаружили суккуба и завелись так, что пропустили обедню и обед. Искали везде, собравшись взъерошенными группками, вооружённые, чем попало. Амадеус, чтобы не вызвать подозрений, искал вместе с ними, и посмеивался злорадно в душе, что лишил монахов кровавого развлечения. В сумерках поплелись на молебен, провели его кое как, а потом уставшие и унылые, испив из винных бочек, разбрелись по кельям.
  Ночью брат Амадеус вспомнил сцену с братом Стефаном, который не позволял хоронить убиенных монахов до приезда настоятеля. Нагородил кучу чепухи, что якобы к ним прикасалась рука нечистого, поэтому настоятель с инквизицией пусть сами решают, что делать и по какому обряду. Амадеус сказал, что летом, как известно, трупы разлагаются быстрее, поэтому убитых лучше кремировать, пока они не превратились в прибежище легиона мух. А если потом начнутся болезни? А если эпидемия? Он, как доктор, может оказаться бессильным перед такой опасностью. А когда настоятель спросит, почему вовремя не избавились от мертвецов, он, Амадеус, сразу укажет на брата Стефана, если брата Стефана к тому времени не съедят черви. Наконец, ему удалось убедить глупого служку сжечь трупы, потому что пришлось наболтать напоследок про очистительный огонь и всякую другую суеверную ерунду. Ему поверили, но разрешили провести кремацию на следующий день, потому что ночь скоро, и нечисть не дремлет и .... Амадеус, ругая вполголоса всех монахов и их глупость, удалился к себе и лёг в постель. Сон не шёл, тогда он запалил маленькую свечку и долго лежал с открытыми глазами. Он смотрел на небольшое распятие и мысленно объяснялся в том, что укоры совести никогда не мучили его, что ни за какие свои поступки он не чувствует ни стыда, ни потребности в покаянии. «Наверное это гордыня, - думал он. – Я не утверждаю, что был всегда прав, - обращался он к распятию. – Но в моей душе нет стыда, и никогда не возникало и тени вины или сожаления за мои деяния. Почему? Почему я всегда поступаю так, будто кто – то ещё живёт во мне и иногда руководит моим разумом и телом? Не дьявол ли это? Ах, если б мне хоть немного суеверия и невежества от братьев моих, насколько бы легче стала жизнь!» Потом он вспомнил суккуба, и долго вздыхал и ворочался, пока не заснул. Ему приснилась пустыня, и он тяжело брёл по слепящему белому песку с посохом из высохшей сучковатой коряги, вороны с черными глянцевыми глазами кружились над его головой. Солнце нещадно палило, а сверху раздавался лишь сухой треск крыльев. Сколько бы он не шел, кругом расстилалось только залитое ярким светом пространство, белые дюны, белое солнце, белое искристое небо, которое сливалось с землёй. И непонятно было, куда ступает он, где почва и где твердь, верх и низ, всё стало единым. Но вдруг пошёл снег, повеяло приятной прохладой, и он услышал ласковый мелодичный голос, который звал его по имени.
  Амадеус открыл глаза и чуть не вскрикнул, увидев суккуба, которая склонилась над ним. Её едва прикрытая грудь почти касалась лица Амадеуса, одной рукой она держала небольшую плоскую шкатулку, другой гладила его лоб и виски. Лицо её было тевожным, и когда она увидела, что Амадеус открыл глаза, то испуганно отдёрнула руку, а он от неожиданности шарахнулся в сторону.
- Ты меня напугала, - прошептал Амадеус.
Суккуб виновато улыбнулась.
- Я понимаю, но нужно было разбудить тебя, - сказала она.
Сердце всё ещё бешено колотилось, но сознание по - привычке уже взяло контроль над ситуацией. Амадеус нервно вздохнул и протёр глаза.
- Тебе опасно здесь находиться, - сказал он.
Суккуб завертела головой.
- Нет, нет, никто не заметит. Я пришла поблагодарить тебя
Она подошла к кровати и возложила большую лакированную шкатулку на дрожащие колени Амадеуса. Заметив это, суккуб быстро отступила и присела на краешек стула напротив.
- Это документы о тебе и твоих родителях, - сказала она. – Подарок тебе от нас.
Амадеус медленно открыл черную крышку, вытаскивал и перечитывал желтоватые листы, написанные, то аккуратным почерком, то размашистыми каракулями. Он узнал, что по рождению имел знатное происхождение, что его родители были баронами и он их единственный сын и наследник. В следующем документе стояла дата и число, когда Амадеус прибыл, а точнее был привезен в монастырь, где провел детство и юность. Зная наизусть святое писание, он так и не научился молиться, а уразумел лишь одну науку – выживать любой ценой. Здесь он привык при разговоре не поднимать глаз выше губ собеседника, а слушать его голос, интонацию, малейшие изменения которой, указывали на перемену настроения и истинные помыслы говорящего. Здесь он прошел школу тонкой лести, поэтому всегда был приближен к начальству, обретая покровителей и некоторые привилегии. Здесь он впервые испытал чувство искренней привязанности и смертельную тоску от потери. Тогда он сам напросился в ученики к старому монаху, которого считали алхимиком, поговаривали, будто сам чёрт служит ему за работой, а на деле тот был ученым, врачом, лечившим настоятеля и братию. Амадеус полюбил старика, сумел завоевать его доверие и сделаться его приемником. А когда монах умер, тяжело переживал утрату, чувствуя себя осиротевшим и несчастным. В этой обители, своей первой семье, он познал глубокое лицемерие и ненасытную жадность, из которых люди слепили себе бога по образу и подобию своему, и молились ему алчно, с исступленной страстью подбрасывая в жертвенный огонь всё новые и новые души. Брат Амадеус видел глаза монахов, лица прихожан, мужчин, женщин, старых и молодых. Они были рабами, жаждавшими власти. Он видел обман и грязь, и обезьяний визг плоти братьев своих при виде красивых женщин или молодых юношей. Какое вожделение горело в опущенных глазах! А когда губы бубнили очередную молитву, он видел какие жгучие картины стояли перед их мысленным взором, и как не вязалось всё это с усердными поклонами и хулой на Сатану. Амадеус ярко вспомнил своё детство, свою улыбчивую замкнутость и холод презрения к этому маленькому королевству разврата и его подданным.
  Наконец он очнулся от воспоминаний и перевёл взгляд на суккуба, которая с любопытством разглядывала его келью, вытягивая тонкую шейку. Одна из косичек выбилась из замысловатой прически, легла красной змейкой на маленькое ухо, обозначив острый изгиб узора раковины. Амадеус заметил, что суккуб была небольшого роста, красное, будто с содранной кожей тело, блестело, а наготу скрывало подобие одежды – сплетенное из красных веревочек короткое платье, на ногах были одеты золотые сандалии с длинными цепочками, которые завязывались у колена. Амадеус одернул себя и снова погрузился в чтение документов.
- Кто украл меня из семьи? – спросил он.
Суккуб обернулась.
- Твоя бабушка, - ответила она.
- Зачем?! – недоумевал Амадеус.
- Она не любила тебя и твою мать, и считала, что у тебя другой отец.
Амадеус захлопнул крышку шкатулки.
- Ты принесла мне эти бумаги, чтобы я смог найти своих родителей и стать тем, кем являюсь на самом деле?
Суккуб с улыбкой кивнула.
- Однако тебя никто не принуждает к этому, только ты сам волен сделать выбор.
Амадеус с минуту смотрел в овальные прорези её зрачков, в которых мерцал огонёк свечи.
- Я хочу уйти отсюда, прямо сейчас, - сказал он.
Суккуб соскочила со стула.
- Тогда я тебя провожу, - сказала она.
  Он ничего не взял с собой, да и что было брать монаху кроме рясы и собственных мыслей. Сердце его полнилось радостью и трепетом от предстоящего приключения, которое открывало ему новое будущее, почти королевские блага и большие возможности, все то, о чем он и мечтать не смел. Брат Амадеус с легкостью оставил монастырь, устроив напоследок погребальный костер из убитых братьев.
- Это последнее, что я мог сделать для этого дома. Пусть дальше молятся своему мертвому богу, своим страхам и своему похотливому настоятелю, только теперь без меня, - произнес он.
Когда они вышли за ворота, суккуб спросила, почему никто не заметил костра, и разве не положено охранять обитель?
- Вероятно, все они пьяны, - ответил Амадеус. – Настоятель вернется, когда пожелает, а письмо от монахов примет за слишком разыгравшееся воображение или белую горячку. Такие случаи бывали здесь.
  Они сели отдохнуть уже на рассвете. В лесу только начали петь первые птицы, и сырая прохладная дымка стелилась по траве между стволов. Амадеуса спасала ряса, и он, примостившись к дереву, следил сквозь полуприкрытые веки за полуголым суккубом. Она устроилась около кустов напротив, обхватив руками колени и, казалось, впала в дрему, что – то тихо напевая. Мелодия завораживала, и обратившись в слух он старался следовать за этой простой и тонкой вязью звуков, которые почему - то так сильно затронули его душу. Он тайком рассматривал суккуба, делая вид, что дремлет. Лицо без бровей и ресниц, сплошная кожа, глянцевая, как загустевшая свежая кровь на солнце. Существо это казалось инородным телом среди пышной темной зелени.
- У тебя есть имя? – спросил он.
Суккуб встрепенулась, промаргалась.
- Алма, - ответила она.
- Спой мне эту песню целиком, пожалуйста, - просил он.
Суккуб улыбнулась сонно и негромко запела.
Амадеус закрыл глаза, сердце кольнуло от осознания бренности суетливой человеческой жизни, которая наполнена миражами, ядом гордыни, бесполезной погоней за удовольствиями, в надежде воскресить хоть на мгновение умершую душу. Он вдруг почувствовал стыд за то, что был сотворен человеком, и омерзение к собственной оболочке, а следом укор себе за эту ненависть, за претензию к Творцу. Из души всплывало красное облако, жар, который душил его до слез. Какой это язык, греческий или арабский? Невозможно понять сразу, слишком красивая мелодия и голос, чарующий, останавливает мысли, усыпляет сознание, тогда начинаешь слышать душу. Эта песня тронула тайные струны в глубине его еще не открытой сути, вызвала щемящее чувство, сентиментальную боль, которую он похоронил в себе давно, будто в одной из прошлых жизней. Зов сердца слышал он в этой мелодии и многое бы отдал, чтобы понять его смысл.
  Песня давно уже кончилась, Амадеус сидел погруженный в полусон. Словно занавес едва приоткрылся и оттуда лился свет, который причинял боль, но истаивал, оседая теплым золотистым пеплом на ледяное сердце. Тогда душа, уставшая от циничной маски гордеца, обрела покой, как искупление за ненависть и непрятие человеческого рода.
  Суккуб разбудила его когда уже сгустились сумерки, подала гроздь винограда и хлеб.
- Почему ты не ешь? – спросил Амадеус.
Она улыбнулась.
- Мне нужно мало, чтобы утолить голод, - сказала она.
-Ты не замерзла сегодня? – спохватился вдруг Амадеус.
Алма покачала головой.
- Мне не холодно, - ответила она. – Наше тело устроено иначе.
  Всю ночь они брели по бесконечному лесу. Амадеус задумавшись, то и дело запинался об коряги, а суккуб бесшумно шла впереди, изогнув полукольцом свой длинный хвост. Амадеус смотрел иногда на его пышную кисточку и, пошатываясь, следовал за ней, как за маяком. К утру он почувствовал усталость и попросил сделать привал. Они съели то, что осталось от завтрака и Амадеус, растянувшись на траве, по – привычке стал рассматривать растения, которые окружали его и повторял их латинские названия в уме, будто смешивал между собой, чтобы сделать бодрящий эликсир. Он усмехнулся от того, что даже сейчас не переставал мысленно собирать травы и вспоминать свойства каждой из них. Алма заметила это или уловила его мысли.
- Продолжаешь читать растения? – спросила она.
Амадеус сел, стал говорить ей названия цветов и трав, и рассказывать какие снадобья от каких болезней можно приготовить из них. Алма внимательно слушала, но спросила затем удивленно:
- Ты лечишь тела, ты врач?
Он увлекся рассказами о том, как сначала лечил своего прежнего настоятеля и его высокопоставленных друзей, их куртизанок, отпрысков этих куртизанок и о том, как затем настоятель обители св. Фомы преподобный Джозеф увез его с собой. Он пустился в воспоминания о жизни в другом монастыре.
- Если в первой обители безобразничало только начальство, то во втором монастыре творился сущий кошмар! Настоятелю было глубоко наплевать, чем занимается братия. Иногда он от нечего делать устраивал скандал, но в основном там никто ничего не делал. Всю работу выполняли крестьяне, а монахи чаще всего платили им отпущением грехов. Хоть я и не любил их, но тот, первый монастырь, был все – таки моим домом, и настоятель его, преподобный Амвросий, хорошо ко мне относился, но почему - то очень легко расстался со мной. Сказал, что в обители св. Фомы нужен врач, что преподобный Джозеф часто хворает и поэтому он слезно просит отпустить меня с ним. Он действительно серьезно хворал, в основном от обжорства и распутства, а братия его страдала от психических болезней. Джозеф готов был на любую крестьянку залезть, а монахи и того хуже.
Амадеус, прервал воспоминания и задумался.
- Ты жалеешь, что покинул первый монастырь? – спросила суккуб.
- Иногда что - то скребет внутри, небольшая обида или сожаление, или все вместе в равных пропорциях… Несмотря ни на что, я уважал Амвросия, он был больше светский человек, умный циник, но слишком уж любил свои слабости. Он немного напоминал моего старого учителя, а позже и меня самого.
- Не жалей об этом, - сказала Алма. – Я знаю причину, почему настоятель Амвросий так легко расстался с тобой.
Амадеус взглянул ей в лицо и оно казалось немного грустным.
- Однажды Джозеф прибыл в гости в твою первую обитель. Он привез с собой девицу, за которую заплатил в доме терпимости приличную сумму. И настоятель Амвросий так соблазнился ею, что стал предлагать Джозефу любые деньги, лишь бы она стала его собственностью. Но старый развратник отказывался продавать девицу, потому что сам нуждался в ее услугах. Однако он знал о тебе, о твоем таланте лекаря и предложил Амвросию обмен, так как в хорошем враче он нуждался больше. И Амвросий согласился.
Амадеус вдруг рассмеялся.
- Меня обменяли на шлюху! Занятная история!
Наконец он успокоился и словно просветлел.
- Хорошо, что ты мне это сказала! – произнес он, утирая слезы. – Это был последний и самый толстый камень в стене, которая выросла между мной и моим прошлым. Теперь мне не о чем уже сожалеть.
  Дня через три суккуб вывела его к огромному особняку, огороженному высоким забором. Словно копья, торчали из фундамента витые чугунные реи, через которые виднелись огни освещенных комнат, пышный сад с ухоженными клумбами, среди которых ослепительно белел мраморный фонтан. Амадеус из – за кустов наблюдал, как к воротам подкатывали кареты и два стражника приветливо распахивали кованные тяжелые створки, впуская знатных гостей, а затем с лязгом затворяли снова. Он видел красивых дам в пышных платьях и их спутников в напудренных париках. Он слышал благоухание этих людей, сладкий аромат духов, лавандовой воды, запах сытых лошадей и лакированных карет, запах роскоши, богатства и элегантной легкости, которую источало это общество. Веселье только начиналось, хотя уже давно взошла луна и в саду зажигали факелы, дом вечного праздника, полный золотого света, музыки и веселых голосов. Так думал Амадеус. Настоятель Амвросий несколько раз брал его с собой на светские приемы. Он видел балы и блеск мирской жизни казался ему свободной увлекательной игрой, кругом недостижимого блаженства, который скоро, благодаря суккубу, откроется для него.
Алма тихо стояла рядом, хвост ее едва шевелился, а лицо выражало детское любопытство.
- Ты никогда не видела балов? – спросил Амадеус.
Она отрицательно покачала головой.
- Мне интересно, - произнесла она, вытягивая шею.
Амадеус улыбнулся, но вдруг ощутил в себе легкую грусть. Алма быстро взглянула на него и исчезла в зарослях. Через некоторое время она вернулась и сказала Амадеусу следовать за ней. Суккуб привела его на небольшую полянку, где под раскидистым дубом была разостлана пестрая наволочка, на ней стояли две фарфоровые кружки, бутылка вина и круглый поднос, на котором вперемежку с фруктами лежали тушки перепелов, облитые соусом и несколько бисквитов.
- Они не заметят, - сказала она. – У нас будет свой праздник.
  Вино пили из кружек и смотрели то на звезды, то на огни особняка, пока там не открыли окно. Музыка заиграла громче, и Амадеус стал рассказывать ей забавные истории про монахов, например о том, как однажды выиграл в карты у настоятеля Амросия привилегию на стричь волосы. А настоятель Амвросий, страшный картежник, попросил лишь его взамен не браниться громко в стенах обители. Суккуб смеялась, и он спросил вдруг, не хочет ли она станцевать. Алма наивно сложив ладошки, закивала головой. Он взял ее за руки и они стали кружиться в танце, неуклюже и запинаясь, по всей поляне и радовались украденным перепелам и вину, как шаловливые дети. А потом начался фейерверк. Разноцветные яркие цветы вспыхивали в небе тысячью огней, чтобы раствориться секунды спустя в темном бархате ночи. И этот яркий миг завораживал, реальность казалась иной, пусть на мгновение, которое, однако, врезалось в память навсегда. Амадеус не выпускал ее руку, запрокинув головы, они наблюдали взлет и таяние огненных цветов, и вдруг он, поддавшись настроению праздника или порыву сердца, наклонился и поцеловал полураскрытые губы Алмы. Она широко открыла глаза с округлившимися зрачками и выглядела удивленной и слегка напуганной, и сейчас ее лицо, ее глянцевая красная кожа, замерший гибкий хвост, все казалось ему совершенством. Он видел ее красоту, непривычную для человеческого глаза. Он поцеловал ее еще раз и почувствовал, как в сердце его просыпается нежность. Так Амадеус влюбился в суккуба.
  После праздника, как учила Алма, Амадеус пришел к хозяину поместья барону фон Б., показал все документы и свои метрические данные. Барон и баронесса прослезились от счастья и вызвали нотариуса. Они подтвердили, что этот странный молодой человек в монашеской рясе и есть их давно пропавший сын, и отныне будет являться полноправным хозяином и наследником их владений. Амадеуса переименовали в Амадея, переодели в светское платье, и в скором времени опять затеяли бал. Все были рады ему, знакомились и знакомили своих дочерей, так как бывший монах Амадей превратился в завидную партию для состоятельных невест. Сам бывший монах с головой погрузился в бурную суматоху балов и мирских развлечений. Непринужденно болтал со всеми молодыми прелестницами, целовал их узкие холеные ручки, улыбался и старался держать игривый тон. Но каждый раз, заглядывая в глаза очередной потенциальной невесте, все более ощущал скуку и пропасть между собой и всеми людьми, которые плясали вокруг него пестрым и душным хороводом. Ни одна красивая улыбка, ни один кокетливый взгляд не прельщали его. И в конце концов, навязчивое внимание женщин стало вызывать у него раздражение. Светская жизнь быстро надоела ему, и он все больше времени проводил за книгами, оборудовал себе лабораторию и занялся химией и биологией. Но работа валилась из рук, а ночью не спалось от воспоминаний. Суккуб уже давно не появлялась, и надежда на встречу сменялась тоской. Амадей стал рассеян и замкнут, что не укрылось от глаз его родителей. И чтобы как – то развеять его меланхолию, старики решили пригласить в гости своего давнего друга и его прелестную внучку.
  Девушку звали Алиса фон Клее и чертами лица, и выражением больших светло – карих глаз она напомнила Алму. Но чем больше он находился в обществе Алисы, тем печальнее делалось настроение. В мраморной белизне ее кожи он видел анемию и недостаток солнечного света, золотистые локоны Алисы, украшенные цветами и гребнями, казались ему кукольными, ее детские рассуждения поначалу умиляли, но скоро начали вызывать досаду и раздражение. Алиса, напротив, изо всех сил старалась пробиться сквозь сумрак меланхолии к его сердцу. Ее все больше интриговала замкнутость Амадея, его отрешенный и немного злой взгляд в сочетании с холодным, но подчеркнуто учтивым обращением с людьми, весьма красивая внешность, подобные черты разжигала интригу, которая манила взять эту крепость пусть не приступом, так измором. Поэтому юная особа решила каждый день досаждать бедняге своим присутствием, пытаясь елейным щебетом растопить айсберг в который вросло его сердце. К тому же она чувствовала поддержку барона и своего дедули, которые грезили о внуках и всячески поощряли ее рвение завоевать доверие и любовь Амадея.
  Амадей быстро почуял сговор этой куртуазной шайки и стал избегать общества Алисы, запираясь в лаборатории на ключ. Она пожаловалась его родителям, ей ответили, что Амадею нужно время, чтобы освоиться в миру, привыкнуть к женщинам, особенно таким красивым как их прелестная гостья. Алиса возразила, что полгода достаточный срок, чтобы забыть монастырскую жизнь и перестать удирать от красивых женщин. Не евнух ли он? А может женщины его вообще не интересуют или он влюблен тайно в какого – нибудь милого пастушка из деревни возле монастыря? Счастливые родители призадумались, а заодно приуныли, их воздушные замки развеял ветер действительности, планы на романтическую старость рушились, и портрет их горячо любимого Амадея стал вырисовываться более темными красками. Наконец, чтобы прояснить ситуацию для Алисы, а в первую очередь для себя, баронесса решились на разговор.
  Амадей уже готовился ко сну, когда в дверь его спальни постучали. Он застыл в нерешительности, опасаясь, не бойкая ли Алиса решилась пойти на штурм, но за дверью послышался голос матери. Он пригласил ее войти, и, казалось, не ждал от этого визита ничего приятного. Баронесса поставила поднос с собственноручно приготовленным чаем на маленький столик и, опустив глаза, взяла Амадея за руку.
- Что – то происходит с тобой, дорогой сын, - в ее низком голосе звучали нотки беспокойства. – Ты стал замкнут и мрачен, избегаешь общества наших друзей. И Алиса совсем с ног сбилась, пытаясь найти к тебе подход.
Амадей сел напротив матери. «В молодости она должно быть была красавицей», - вдруг подумал он, и спросил сам не зная зачем какого цвета у нее были волосы. Баронесса, будто очнувшись, улыбнулась, кокетливо вскинула брови. И тут он впервые заметил, что ее брови мастерски нарисованы, зато серые глаза еще не выцвели и не потеряли озорной блеск.
- Рыжие, как огонь, - ответила она.
- Я бы тоже хотел быть рыжим, как огонь, - произнес Амадей.
Мать погладила его по голове.
- У тебя редкий цвет, такой светлый от природы, а глаза мои.
И вдруг ему на ум пришла мысль, что у него, вероятно, другой отец. Он пристально взглянул на мать и заметил, что глаза ее с поволокой, а в глубине их притаилось лукавство. Он улыбнулся и поцеловал ей руки.
- Я сварю тебе снадобье, мама, чтобы волосы обрели свой прежний цвет, - сказал Амадей.
Баронесса обняла его и пошла к двери, взялась за массивную ручку и услышала его голос.
- Мама, я не женюсь на Алисе. Я не люблю ее.
Она повернула голову.
- Я знаю, милый сын, я знаю, - сказала она со смирением. – Спокойно ночи, Амадей.
Сердце его наполнилось любовью и благодарностью, и третий раз в своей жизни он прочитал молитву.
  И эту ночь Амадей провел без сна. Тот короткий искренний разговор с матерью и то, что она без лишних объяснений поняла его чувства, немного взволновал и отогрел его ноющее сердце. Но его тайная любовь будила отчаяние, вызывала боль и мысль о том, что он больше никогда не увидит Алму, терзала все больше. Жизнь казалась невыносимой, и он в глубине души стал сожалеть, что пришел в этот дом. Лучше б скитался вечно из леса в лес, из пустыни в пустыню, любовался на чужие замки, танцевал под чужую музыку, наблюдал бы ночное небо, но только рядом с ней. Милое, необычное существо, как скучал он по ее голосу, когда задумавшись, она напевала что - то на своем языке. Греческий или арабский? Странное сочетание звуков, которые складывались в красивые протяжные слова, приятная на слух речь. Плавный язык, созданный специально для грустных песен. Он все возвращался мысленно в ту ночь, когда под сверкающим небом поцеловал Алму. Мягкие теплые губы, ее трогательное удивление, так все было искренне, так просто, так необыкновенно. Почему он мало расспрашивал о ее мире, о ней самой? Эгоист, теперь и осталось, что жить в своем аду с тем маленьким кусочком прошлого, считая дни и годы до смерти. Он бы все отдал, чтобы еще раз вернуться под тот ночной фейерверк и удержать Алму, за ее любовь он заплатил бы даже душой. Внезапно его осенило, Амадей вспомнил вдруг о тех толстых книгах с заклинаниями и рисунками пентаграмм. Ему нужен был рецепт, ритуал, чтобы вызвать суккуба, а если придется, то и самого Сатану. Достать такую книжку было нелегко, нужно искать чернокнижника или настоящую ведьму, либо проникнуть в монастырские библиотеки, где в хранилищах пылится много затейливых рукописей. Монастырь, как вариант отпал, слишком хлопотно. Искать ведьмаков тоже дело нелегкое, но он кое – чему научился у святой братии и инквизиторов кардинала.
   Ранним утром Амадей выехал на верховую прогулку. Он добрался до леса, привязал коня, переоделся в крестьянское платье, измазал волосы и лицо сажей, и прилепил себе повязку на глаз. Взял палку, эффектно сгорбившись и хромая, отправился в деревню. Там он первым делом добрел до кузнеца и спросил о чудесном знахаре, про которого якобы слышал в своих краях. Кузнец подозрительно оглядел хромоногого и косоглазого бродягу, а затем прошептал ему на ухо адрес.
  Амадей приковылял к чистенькой избе, где жила румяная бабулька. Взглянув на несчастного калеку, каким представлялся Амадей, она стала решительно настаивать на очистительном клистире и больших порциях селедочного жира. Причем собиралась провести процедуру немедленно. Как только бабка скрылась в доме, мнимый больной проворно перемахнул через забор и почти добежал до кузнеца.
- Господин кузнец! – заголосил он. – Вы послали меня к сущей ведьме! Она хотела уморить меня клистиром и селедкой!
Кузнец рассмеялся, но так ничего и не сказал про других колдунов, сколько Амадей не вертелся вокруг с расспросами. Он побрел домой, расспрашивая по дороге крестьян о докторе, который бы смог помочь ему. Но все как один посылали его к любительнице клистиров и посмеивались ему вслед.
  Дома он заперся в лаборатории и проанализировал ответы и мимику кузнеца и всех остальных крестьян, кому он задавал один и тот же вопрос. Вывод был очевиден – все эти люди лгали. Поэтому в следующий раз Амадей решил действовать открыто, а в случае сопротивления пригрозить кузнецу доносом и инквизицией. На следующий день все случилось так, как он и задумал. Кузнец сдался и, обреченно поглядывая на вооруженного Амадея, нехотя согласился проводить его в одно место. Они прошли деревню, поля и вошли под полог леса, где тайными тропами кузнец завел его в непроходимую чащу. Свет едва проникал здесь сквозь переплетенные верхушки деревьев, тяжело стало дышать от прелого густого воздуха. Кругом стояла настороженная тишина, и Амадею казалось, что кто – то постоянно следит за ними.
- Послушай, кузнец, сказал Амадей. – Я не собираюсь травить тебя инквизицией, просто мне очень нужен этот человек.
Кузнец только косо глянул не него и остановился.
- Вон там, - указал он куда – то вперед. – Он уже знает, что ты пришел, он всегда знает, кто приходит.
Амадей едва различил маленькую замаскированную избушку. Он поблагодарил кузнеца, сунул ему мешочек золотых и попросил никому не рассказывать о своем визите к колдуну. Затем Амадей отдал ему свою лошадь и двинулся вперед.
  На пороге избушки, крыша которой поросла мхом и молодыми елками, сидел человек. Он был стар и бледен, но приветливо улыбнулся Амадею, назвал его по – имени и пригласил присесть.
- Вы здоровы как бык, господин фон Б. Зачем вы пришли ко мне?
Амадею нравился цепкий колючий взгляд колдуна, и он подумал было, что нашел себе родственную душу.
- Мне нужно вызвать суккуба, - прямо ответил он.
Колдун удивился и, кажется, побледнел еще больше.
- Зачем вам это?
- Это мое дело, - быстро сказал Амадей.- Вы сможете мне помочь?
Колдун молча вглядывался в лицо Амадея, словно хотел прочесть в его мыслях причину такого запроса.
- Боюсь, что вы пришли не по адресу, - наконец изрек он.
Тогда Амадей пообещал ему хорошую плату, но колдун настаивал на своем.
- Вы знаете, кто такие суккубы, что это такое?! – воскликнул колдун.
Амадей кивал головой, но в своей просьбе оставался непреклонен.
- Молодой человек, - продолжал колдун. – Я советую вам возвратиться в свой дом и выбросить из головы эту идею. Займитесь чем – нибудь полезным или отправляйтесь в путешествие, если вам не хватает впечатлений. Я ведь всего навсего лекарь и придерживаюсь в основном научного взгляда на мир, и только в самых крайних случаях прибегаю к магии. Мой вам совет: не тревожьте даже мысленно иные миры, купите себе имение и женитесь на хорошей девушке….
Но Амадей был уже по горло сыт его советами и заявил, что тот просто не умеет вызывать ни суккубов, ни чертей, ни даже самых захудалых духов или очень опасается за свою жизнь. Мага огорчили эти слова, холодным, но сдержанным тоном он предложил Амадею убраться восвояси, иначе он натравит на него медведя. На что Амадей ответил радостным согласием, так как с недавнего времени мечтает свести счеты с жизнью, но поскольку самоубийство считается грехом, то разъяренный медведь подойдет в самый раз. Пусть он съест его целиком, а золотые пуговицы и шпагу колдун сможет оставить себе на память. Тут маг не выдержал и рассмеялся.
- Вы что же, господин фон Б., решили устроить себе весьма экстравагантную смерть! Вызвать суккуба, чтобы он убил вас!?
- Нет, - ответил Амадей. – Я хочу увидеть ее.
И тут колдун замер и принялся еще пристальнее рассматривать лицо Амадея.
- Виолетта фон Б., не ваша ли матушка? – озабоченно спросил он.
Амадей ответил утвердительно, а маг впал в задумчивость, и в этот момент на ум Амадею снова пришла мысль об отце и обо всей этой истории с монастырями.
- Вы что – то знаете о нашей семье, ведь так? – спросил он.
Ответом ему было молчание.
- Расскажите мне, я имею право знать! – не унимался Амадей.
Но колдун повернулся и зашел в свою избушку, оставив Амадея в нерешительности стоять за дверью. Затем он вынырнул обратно и передал ему листок бумаги и сверток.
- Это все, что я могу сделать для тебя, - сказал маг. – Здесь заклинание и правила проведения обряда. В свертке то, что тебе понадобиться. Больше ни о чем меня не проси.
Амадей горячо поблагодарил колдуна и протянул ему мешочек золотых, но тот отказался. Он повернулся, чтобы уйти, но маг окликнул его.
- Ты испугался, когда увидел суккуба? – спросил он.
-Нет, - ответил Амадей.
- А я чуть не помер со страха, - отозвался маг.
Амадей не обратил внимания на его слова, он был слишком поглощен мыслью о том, что скоро вновь сможет увидеть Алму и сказать ей о своей любви. Он станет просить ее остаться с ним и сделает все, что от него потребуется, если нужно покинет дом, примет ее религию, если таковая существует, он был готов на любую жертву, лишь бы это дорогое его сердцу существо было рядом.
  Дома Амадей, как обычно, заперся в своей лаборатории и жадно читал текст с рекомендациями, которые написал ему маг. Нужно было дождаться полнолуния и нетерпеливый влюбленный, обнаружив за окном тонкий серп нарождающейся луны, вконец расстроился. Но ведь все, что нужно было для ритуала, он уже имел, осталось набраться терпения до заветного момента. Амадей нашел на столе в куче бумаг и рукописей один из портретов Алмы, которые часто рисовал по ночам. Он зажег свечи и мысленно говорил с ней, вспоминая то время, которое они провели вместе. Ему казалось, что лицо ее оживало, глянцево переливаясь в свете свечей, и тогда он слышал ту самую мелодию, которая заставила его душу заплакать. В эту минуту Амадей особенно остро ощутил свое одиночество, непривязанность к этому миру, его бесконечную злую суету и то, что нет в мире большей ценности, чем любовь, которая, словно волшебный эликсир, оживила его забальзамированные чувства. Он произнес шепотом ее имя, и глядя в темные небеса, мысленно говорил с Богом.
- Я никогда не верил в бога людей, я знал, что их бог похож на их же дьявола. Ты, Бог в которого я верю, Ты другой. Ты, истинный Творец, создавший это существо, прошу, верни мне Алму, мою единственную любовь!
Он сел на пол, продолжая смотреть в раскрытое окно и думал, что жизнь его, наполненная милыми миражами, пуста. Что если время упущено и невидимая дверь другого мира закрылась навсегда? Что станет он делать тогда со своей жизнью, которая как печальный вымысел, потянется унылой одинокой дорогой, пока не обретет свой жалкий конец. Амадею показалось, что в комнату ворвался ветер, бумаги на столе зашелестели, что – то упало на пол, но затем он почувствовал, что не один в комнате. Он повернул голову и остолбенел от неожиданной радости. Перед ним стояла Алма, еще красивей, чем прежде. Голову ее охватывал тонкой работы золотой венец, на плечи наброшена черная меховая мантия, едва прикрытая резным золотом нагота вызывала в нем восхищение. Амадей на четвереньках приблизился к ней, прижался лицом к ее глянцевому животу, и ощутил, что она касается его волос.
  Утром, находясь в прекрасном расположении духа, Амадей объявил за завтраком семейству, что собирается заняться врачебной практикой. Отец с восторгом одобрил это заявление, мать лукаво улыбнулась, Алиса, кажется пропустила эту новость мимо ушей, а ее дедушка предложил помощь и даже обмолвился о строительстве больницы для бедняков.
- Это было бы в самый раз! – воодушевленно подхватил барон. –Мы богаты и должны помогать нуждающимся, тогда быть может наши благие дела зачтутся нам, предстань мы перед Господом. Ведь кто знает, когда чей наступит срок? Нужно торопиться.
  После обсуждений мать застала Амадея в лаборатории за проектированием здания лечебницы.
- Рад тебя видеть, мама! – он быстро поцеловал ей руку.
- Сын мой, - понизив голос начала баронесса. – Сегодня ночью я услышала шорохи из твоего кабинета. Я проснулась и поднялась к этой двери….
Амадей напрягся, но баронесса продолжала держать его руку.
 - Сын мой, Амадей, случайно я увидела кто был здесь с тобой.
- Мама…, - начал было Амадей, но баронесса прервала его.
- Мы встретились с ней глазами! Прелестное дитя! Она так молода! – голос ее дрогнул, а глаза наполнились слезами. – Эти существа так прекрасны!
Амадей был ошарашен такой странной реакцией, он ожидал чего угодно и уже придумал прочесть матери целую лекцию о галлюцинациях.
- Они любят один раз и на всю жизнь, запомни это, Амадей, - мать улыбнулась сквозь пелену слез. – Как только она позовет тебя, уходи с ней. Их мир понравится тебе. Господь создал этих существ добрее и мудрее людей, уходи к ним. Не тяни время, не повтори моей ошибки.
У Амадея подкосились ноги, и он с размаху рухнул на стул.
- Мама, расскажи мне все, - прошептал он.
Баронесса молча села рядом с ним.
- В юности я была довольно легкомысленной особой, - начала она свой рассказ. – Многие знатные кавалеры добивались моего расположения, но сердце мое оставалось глухим к их посулам и пылким признаниям. Я любила балы, веселье, свободу, так что мечты о замужестве не входили в мои планы. Где бы я не появлялась, вереница поклонников окружала меня, и их настойчивое внимание разжигало лишь мою гордыню. Мой слишком веселый нрав и довольно колкие остроты в адрес всех этих знатных ухажеров, уязвляли больше не их самих, а все почтенное общество, которое состояло в основном из родственников этих юнцов. Однажды в запальчивости, я довольно грубо отозвалась о туалете матушки одного молодого человека, который имел смелость посвататься ко мне. Его родители очень добивались нашего брака, чтобы объединить капиталы и земли, которые принадлежали мне. И вот в самый торжественный момент, когда все сидели за праздничным столом, у меня вырвалась эта злополучная фраза и смех. Графиня, моя несостоявшаяся свекровь, покраснела от гнева и выкрикнула через весь стол, что в мужья такой как я, годится сам дьявол, над ним уж я никогда не стану смеяться. Помолвка, к моей великой радости, была расстроена, а родители заперли меня в комнате, пока я не одумаюсь. Я же была только рада такому повороту событий и ничуть не скучала в одиночестве. Я не верила ни в чертей, ни в ангелов, и каждый раз высмеивала суеверие людей и церкви. Мои родители были просвещенными людьми, в нашем доме гостило нимало ученых и путешественников, и их рассказы, споры происходили в моем присутствии. Я рано поняла, что зло и болезни, которые сваливают на козни сатаны, чаще всего происходят по вине самих людей, от невежества и скудности знаний. Но, несмотря на все это, слова старой графини часто крутились в моей голове. И однажды в своем игривом свободомыслии, я подумала, а что если они и вправду есть, те существа, которыми запугивают народ, и возможно ли увидеть их собственными глазами? Что если лишь одному демону под силу усмирить мой необузданный нрав, жестокую веселость, заставить замолчать мой острый язык, и пробудить мое сердце?
  Дальше баронесса поведала, что после недельного заключения в собственных покоях, решительно взялась исполнить свое желание - найти мага, который бы просветил ее насчет всей нечисти, и по возможности, совершил обряд, чтобы вызвать одного из представителей преисподней наружу. После недолгих поисков, подкупа, уговоров, а иногда и угроз деревенскому населению, колдуна, все - таки удалось найти. Когда баронесса вошла к нему в дом и рассказала о своем желание, он предложил вызвать инкубуса и задать ему интересующие миледи вопросы.
  Этот колдун выглядел и говорил весьма уверенно, несмотря на то, что был довольно молод и при упоминании о солидном вознаграждении в случае удачи, очень воодушевился и пообещал вытащить на свет Божий хоть самого Люцифера. Баронесса ликовала, что ее затее суждено сбыться, а от ожидания магического спектакля, она даже потеряла сон. Когда настал тот самый долгожданный день, они вместе с колдуном и его помощником сделали соответствующие приготовления, и расселись по углам ждать полуночи. Вдруг баронесса заметила, что ассистент чародея куда – то исчез, а сам великий заклинатель духов, непринужденно болтая ногой, попивает кофе, пытаясь развлечь свою высокую гостью анекдотами. Ей показалось, что настрой колдуна не совсем подходит для такого серьезного дела, о чем она и высказалась в довольно резком тоне. Тот слегка поперхнулся и пообещал, что все будет в лучшем виде, демон явится на его зов, это он уже сто раз проделывал, а помощник просто сбежал со страху. Тогда баронесса пригрозила, что если в образе обещанного демона она увидит переодетого мошенника, то вместо вознаграждения они получат виселицу. Колдун поперхнулся еще раз и сказал, что в крайнем случае, если демон не соизволит явить себя, то голос его они услышат точно.
Баронесса, конечно, поняла затею этих шарлатанов, но, несмотря на подступившее к сердцу разочарование, решила до конца досмотреть, что за зрелище задумали эти пройдохи.
  Часы пробили полночь. Колдун зажег свечи и травы в курильницах, взял свою потрепанную книгу и встал в очерченный мелом защитный круг. Он прочитал заклинание три раза и прислушался. Баронесса напрягла зрение и слух, всматриваясь в середину замысловатой пентаграммы, но ни один огонек свечи не шелохнулся. Вдруг откуда – то из - под пола донеслось скорбное мычание. Она нахмурилась и воинственно взглянула на колдуна. «Он уже идет», - уверенно пошептал прохвост, и сделав театральную позу продолжал читать заклинание. После этого в доме снова воцарилась звенящая тишина, только под полом слышалось сопение мнимого демона, который очевидно не мог найти крышку какого – то люка. Наконец колдун дочитал свое заклинание и повелительно вытянув руку, велел нечисти показаться. Не прошло и минуты, как весь дом зашатался с ужасным скрипом и скрежетом, а помощник колдуна, выпрыгнув из под - пола, с громким криком бросился вон. Сам же великий волшебник вытаращил глаза и перекрестился. Баронесса от неожиданности вжалась в кресло, но любопытство и удивление заглушали страх. Дом сотрясло еще раз, чаши с курящимися травами перевернулись, несколько свечей взорвались, и подлетев вверх, прилипли жидкой кашицей к потолку. Бледный колдун вовсю читал молитвы, и громко стучал при этом зубами. Баронесса видела, как тьма сгущалась перед перепуганным насмерть кудесником, и затем из плотного черного тумана вышло существо ярко – красного цвета, его длинный хвост в ярости метался из стороны в сторону, опрокидывая остатки свечей и колдовскую утварь. Он был высокого роста с такими пропорциями тела, в сравнении с которыми скульптуры Фидия покажутся бледной тенью. Красная кожа была покрыта местами красивым узором, и при каждом движении переливалась золотом в пламени свечей. С гладкого черепа свисал пучок красных волос, перевитый золотой ниткой. Он был абсолютно голый, но это ничуть не смутило баронессу. Инкубус ругал мага на чем свет стоит, обещал выдрать ему кишки и раскидать их по всему лесу. После этого он спокойно вышел из пентаграммы, и двинулся на злосчастного колдуна, который со страху и пошевелиться не смел, только трясся и закрывался своей книгой, будто щитом. И тут баронесса пожалела беднягу, выпрыгнула из своего угла и загородила дорогу инкубусу.
- Это я попросила его вызвать демона! – крикнула она.
Он остановился, хвост с тяжелой красной кисточкой успокоился, а баронесса, затаив дыхание, бесстрашно смотрела в его зеленовато – карие глаза с продолговатым кошачьим зрачком. Вдруг она улыбнулась ему, а инкубус протянул руку, и она приняла приглашение с сильно бьющимся сердцем. В тот же момент они исчезли, оставив перепуганного колдуна отдыхать в обмороке в обнимку со своим талмудом. Баронесса и сама не поняла, сколько времени она провела в другом мире, но возвратилась домой она в тот же день и в то же самое время, когда исчезла. После этого приключения все заметили разительную перемену в ее характере. Балы и светские развлечения перестали интересовать ее, и с блуждающей томной улыбкой, гуляла Виолетта по темным аллеям сада, наслаждаясь одиночеством и тишиной, наедине со своей тайной. Теперь предпочтение она отдавала книгам и живописи, встречалась иногда с парой близких друзей, среди которых и был барон фон Б., да одна милая девушка из соседнего имения. Родители Виолетты вздохнули с облегчением, и возблагодарили Всевышнего за такие чудесные перемены в характере их единственной дочери, приписывая это влюбленности в Конрада фон Б., который приходил к ней в гости каждую неделю. Они как - то раз намекнули мечтательной баронессе о том, что совсем не против видеть «милого Конрада» своим зятем, но Виолетта только покачала головой, и с кроткой улыбкой произнесла, что негоже девушке так быстро выскакивать замуж за кого попало, пусть он даже барон и ее лучший друг. Родители в изумлении пали на колени, пылко благодарили Всевышнего еще раз за столь целомудренные речи. Они несказанно радовались ее миролюбивому настроению, мягкости и доброте, и не торопили со свадьбой. Никто и не догадывался о великом секрете баронессы, о том, что слова старой обиженной графини стали пророческими. Лишь встреча с инкубом пробудила в ее сердце любовь, которая изменила ее нрав, и проявила все лучшее, что до поры было спрятано в ее душе.
Виолетта часто бывала в его мире, и ощущала там себя любимой и желанной гостьей. Эти существа могли управлять временем и путешествовать в другие пространства, им было доступно многое из того, что немногим представителям рода человеческого удавалось подсмотреть лишь во сне. Она видела немало людей, которые жили вместе с суккубами семьями, и их дети росли в согласии и любви. Золото и серебро, которого здесь было великое множество, не имело власти над их сердцем. Из него изготавливали одежду, украшения, разные мелочи для дома, им крыли крыши или использовали в лечебных целях, добавляя в разные порошки и крема, делали им татуировки или расписывали стены. Виолетта полюбила их мир, такой солнечный и яркий, который, казалось, никогда не знал ни горя войн, ни эпидемий истерии и бесконечной возни умов в поисках правых и виноватых, которые были так свойственны человечеству. Она много наблюдала за этими необыкновенными существами. Красные, будто с содранной кожей, блестящие тела их, восхищали совершенством пропорций, едва прикрытая нагота была здесь естественной, и это вызывало лишь восхищение. А лица демонов, несмотря на отсутствие бровей и ресниц, отличались красотой и благородством. Здесь в воздухе разлилась спокойная радость вместе с тонким ароматом цветов, наполнив этот мир волшебством душевного тепла и единения со всем, что есть зримого вокруг и тем, что недоступно зрению физическому. Это был идеальный мир, несбыточная надежда человека, увязшего в собственном узком и боязливом эго.
  Через год инкубус стал настойчиво звать ее с собой, предлагая оставить Землю навсегда, но баронесса все медлила, непонятно по каким причинам. Прощание ее затянулось, а когда она, наконец, решилась, случилось несчастье.
  Той ночью она крепко спала, когда за ней явился инкубус, неизвестно. Возможно и в предутренний час, когда сон особенно глубок. Виолетту разбудил шум и крики, которыми полнилась ее спальня. Ничего не понимая, сонная и растерянная, она сидела в пышных подушках, натягивая до подбородка тяжелое одеяло. Вокруг в смятении бегали слуги и стража, какой – то священник читая молитвы, кропил стены и пол святой водой, отец и мать баронессы, перепуганные и бледные, с плачем кинулись обнимать ее, что – то сбивчиво лопотали сквозь нервные всхлипывания. «Что случилось?» - спросила она, уже предчувствуя страшные вести. Тогда мать рассказала, что ее пытался украсть сам сатана, но один из стражей с противоположного окна заметил неладное. «Он прекрасный стрелок, - в восхищении говорил отец. – Если б не наш верный Калеб, страшно подумать, что бы могло быть!» Бедная баронесса обмерла от ужаса и, приподнявшись на постели, увидела на полу огромное тело инкубуса, несколько стрел торчали из его груди и море вишневого цвета крови, которая залила весь пол, а целая толпа нищих, читая молитвы, собирали ее пучками сена в тяжелые деревянные кадки, сворачивая испачканный ковер. Баронесса лишилась чувств. Потом близкие рассказывали ей, что несколько дней она металась в горячке и кричала страшные проклятия всему роду человеческому. Родители опасались за ее разум, приглашали священников, которых Виолетта ругала как пьяный матрос, а потом начинала громко смеяться и призывать Сатану себе в помощники, чтобы он спалил все церкви и монастыри, а заодно и половину населения планеты. Святые отцы после таких выступлений, подобрав полы своих одежд, бежали без оглядки от одержимой девицы и ни за какие деньги не собирались возвращаться обратно. Мать и отец Виолетты потеряли всякую надежду на ее выздоровление, и тогда на помощь к ним пришел Конрад, верный друг баронессы.
  Он любил ее, но никогда не докучал своими признаниями. Однажды услышав «нет», он решил быть просто другом, ведь тогда она станет ближе, и, возможно со временем дружба перерастет в ответную любовь. Он желал ей счастья и, заметив перемену, безошибочно угадал, что баронесса по уши влюблена, и в душе завидовал избраннику ее сердца, но пытался изменить это чувство, по его мнению, недостойное человека, который искренне любит женщину, да еще и является ее близким другом. Понемногу их отношения развились в чистую, полную доверия привязанность, какая свойственна братской любви, где Конрад играл роль ее спутника, собеседника, хранителя крамольных мыслей и маленьких тайн кроме одной. Виолетта никогда не говорила ему об инкубе, но по обращенной в никуда задумчивой улыбке, когда вдруг озарялось румянцем ее фарфоровое лицо, бедный Конрад читал историю ее страсти, и грусть сжимала ему сердце. Но мечтам его суждено было сбыться. Конраду как – то удалось подобрать правильные слова, тайный ключ к ее душе, когда болезненная ненависть переполняла ей сердце и, в конце концов, заслужить доверие Виолетты. Именно в самый тяжелый период он был всегда рядом и чувствовал иногда, что сидит в клетке с раненым зверем, который при одном неосторожном движении разорвет его в клочья. И Конрад совершил невозможное, благодаря его молитвам и терпению, в душе несчастной баронессы воцарилось жалкое подобие мира. Она успокоилась, стала вставать с постели для недолгих прогулок и посылала за ним каждый раз слуг, если он немного опаздывал или по каким – то причинам не являлся точно к назначенному часу. Хоть прогулки их и проходили в тяжелом молчании, Конрад все же чувствовал, что ее болезнь или одержимость, миновала, и сейчас душе ее нужно окрепнуть и отпустить все то горе, которое довелось пережить. После этого, неутомимый Конрад поставил себе другую цель – заставить ее улыбнуться. Он решил рассказать Виолетте старую легенду, которую много раз слышал в детстве от своей няньки. И сейчас эта странная история часто вспоминалась ему, так что он записал ее со всеми подробностями и подумал развлечь этим свою несчастную подругу, а возможно дать повод для раздумий. Это была легенда о трех королях, которые с молодости считали себя братьями и всегда приходили на помощь друг другу. Они любили похвастаться своей дружбой, а соседи и подданные восхищались ими и брали пример с таких преданных и бескорыстных отношений трех государей. Но короли старели, а врагов вокруг не становилось меньше. Они не надеялись, что дети и внуки смогут следовать их примеру, поэтому решили прибегнуть к черной магии, вызвать одного из властителей Ада и заключить с ним сделку, заручиться его поддержкой в охране своих владений, а взамен предложить свои души. Но пришедший на зов Люцифер попросил сущую безделицу – три внезапных желания трех королей. Они согласились, наивно радуясь в душе, что обманут дьявола, но каждый их них имел свои слабости и страхи, которыми и воспользовался сатана, что и привело к падению королевств.
  Конраду нравилась эта история и с годами он все чаще вспоминал ее, пытаясь уловить тот блуждающий смысл, который, едва открывшись, снова захлопывал перед носом дверцу, словно ускользал от полного понимания. Поэтому Конрад решил поделиться ею с Виолеттой, выслушать ее мнение, а заодно и отвлечь от печальных мыслей. В общем, после обсуждения этой легенды, Конраду удалось добиться не только улыбки Баронессы, но и ее руки.
  Баронесса наконец закончила свой рассказ, она вытерла глаза и задумалась. Амадей был поражен услышанным, и недоверие сменилось в его душе состраданием и нежностью к матери.
- Мама, неужели мой отец…, - он не успел договорить, удивляясь неожиданной своей мысли, но увидел как мать кивнула головой.
- Да, дрогой мой сын. Конрад женился на мне не зная этого. Я молилась каждый день, чтобы ты родился похожим на человека. Я бы не пережила твою смерть. Мать Конрада заподозрила неладное, это она выкрала тебя еще совсем младенцем и увезла в монастырь. Теперь я знаю это. Конрад был уверен, что ты его сын. Он всегда был мне поддержкой, он умел находить слова, которые вселяли в меня уверенность и надежду на лучшее. Мы никогда не прекращали поиски. А когда открылось, что это дело рук его матери, было уже поздно. Она сошла с ума, рычала и бросалась на всех, ее пришлось поместить в отдельную комнату под замок. Тогда я поняла, что это Господь наказывает ее за содеянное зло.
  Потом баронесса умолкла, погрузившись в воспоминания, а Амадей думал обо всей этой истории и вспоминал себя, свое житье при монастырях. Гневом полнилось его сердце, презрение к людям, переданное ему еще в утробе заливало холодом разум, но на смену ему пришел страх, что и его может постигнуть та же судьба. Тогда в сердце своем он отрекся от этого мира, от алчности и тупого невежества его. И тогда он подумал о Боге, зачем Он создал этот мир таким, каков он есть сейчас? Не здесь ли есть тот самый Ад, которым церковники запугивают людей, превращая их в тупое стадо? А сами они боятся ли его, предаваясь греху? Он вспомнил вдруг двух убитых монахов. Все время он пытался выдавить из себя хоть каплю сожаления, но тщетно, и только мог повторять про себя без конца спокойно и трезво: «Они это заслужили», и не испытывал к этому случаю более никаких чувств, словно кузнец, который подковал очередную лошадь. И вся мерзость этого эпизода снова встала у него пред глазами; их задранные рясы, потные трясущиеся телеса, лица с остекленевшими глазами, деревенского мальчонку, который барахтался изо всех сил, пытаясь справиться с этим отродьем. Амадей ни о чем не думал, когда спокойно и быстро перерезал им глотки. Он просто знал, что должен был так поступить, он и сейчас помнил то состояние собранности и покоя, отсутствие эмоций, словно в тот момент он перестал быть самим собой.  Он просто знал, что выполнил волю Творца. И сейчас должен выполнить Его волю или не мешать осуществлению Его замысла.
  Амадей посмотрел на мать, в душе ее так и не заросла та рана, хотя баронесса и казалась сейчас исцелившейся, принявшей смирение и мир, как неизбежное собственное бытие. Она встала и улыбнулась ему печальной улыбкой сильной женщины.
- Будь осторожен, Амадей, но не ожесточай сердце. Люди таковы, какие есть и мы не вправе судить, достойны они смерти или спасения. У каждого своя судьба и каждый носит в себе собственный Ад и Рай, и каждый уже с рождения обречен жить в томлении и сомнениях. Везет лишь сумасшедшим, но только тем, чей разум затерялся в далекой стране грез. Береги ее, сын мой, и чем скорее вы покинете этот мир, тем лучше будет для всех нас.
  После того, как баронесса удалилась, Амадея одолели сонмы черных мыслей. Он был поражен рассказом матери, ощущая себя свободным, но и отчужденным, будто тонкая прозрачная пуповина, которая соединяла его с этим миром, растаяла сейчас, и душа его смотрел изнутри человеческой оболочки через прорези продолговатых зрачков инкуба. И то, что окружало его представилось вдруг старым, как распадающаяся от тлена ветошь, со своим стойким сладковатым запахом склепа. Амадей зажмурился на минуту, чтобы прогнать наваждение. Его комната с дубовой мебелью, ворох бумаг на столе, книги, рисунки, открытое окно, в которое улыбалось полуденное солнце, теперь все это показалось ему немного менее ярким, но больше сюрреалистичным,  до боли в сердце чужим, до отвращения однообразным. Его маленький мирок, вместе с миром большим уплывали в прошлое, из которого Амадей вернулся только сегодня. Но через надменное равнодушие и оглушающий страх потерять любимое существо, через настойчивое желание отомстить, пробилось одно воспоминание той ночи, когда они с Алмой после фейерверка смотрели в летнее ночное небо. Сколько звезд окружало их тогда, сколько вечности! Таким спокойствием улыбалась ночь, когда некто невидимый и всесильный соединил их до конца времен. И вслед за этим он почувствовал, осознал ярко, что мир этот конечен, что рано или поздно уйдет в небытие все, солнце, звезды, беспокойное человечество, с его противоречиями, злостью, ненасытной гордыней, жестоким страхом перед инаковостью, но родится ли оно потом? И вновь ли оно повторит себя таким, когда похожее на тихую меркнущую звезду будет стоять на пороге конца, перед ликом смерти? Стоит ли мстить и ненавидеть того, кто уже обречен на долгую каторжную работу коллективной души? Смерть сравняет с землей тела, «прах к праху», но души уравняет ли? В извилистых лабиринтах инкарнаций каждому воздастся по вере его. Жалость чувствовал он, а за ней пустоту, которая приносила покой его гордому злому сердцу. Тогда ненависть уступила место спокойному и созерцательному согласию с прошлым. Он глубоко вздохнул и решил рассказать все Алме. Однако день был в разгаре, летнее солнышко припекало, и Амадей отправился в сад, прихватив из библиотеке рукопись о трех королях.
  Едва он устроился под тенистым деревом и успел только открыть книжку, откуда – то выпорхнула Алиса.
- Можно ли составить вам компанию, господин барон? –насмешливо спросила она, и села рядом не дожидаясь приглашения.
Амадей выдавил улыбку, рассеянно произнес, что собрался почитать в одиночестве. Алиса жеманно надула губы.
- Вы никогда не уделите мне даже капельку внимания! Вы вечно чем – то заняты, вы постоянно злы или печальны! – негодовала она. – Что мне сделать, чтобы хоть немного приблизиться к вам, хотя бы стать вашим другом?
Амадей закрыл рукопись и старался говорить как можно мягче.
- Однажды у меня был друг, он умер, и я очень тяжело перенес эту потерю. Друзьями нас балует судьба, Бог дает эти искренние узы братской любви. Я знал счастье такой дружбы и верю в нее. Я даже верю в целомудренные, дружеские отношения между мужчиной и женщиной, но я не верю в нашу с вами дружбу, м – ль фон Клее. Вы красивая, милая девушка, но то, чего вы хотите, я никогда не смогу вам дать. Я вырос в монастыре, который так и не стал мне домом, я нашел своих родных, но так и не обрел покой. И тот и этот мир оказался чужим для меня, поэтому я ухожу туда, где чувствую себя счастливым, поэтому мне хорошо одному.
Алиса с нежностью и состраданием смотрела на него.
- Может быть когда – нибудь вам захочется выйти наружу из своего убежища и повидать меня? – с наигранной наивностью спросила она.
Амадей улыбнулся.
- Может быть, - сказал он. – Но ждать меня не нужно.
  После этого разговора прошла неделя, Алма не торопила с уходом. Она успокоила Амадея тем, что время еще не пришло и ничего страшного не случится, если они подождут еще немного. «Так нужно, ты поймешь все потом, когда сам увидишь», - говорила она, и Амадей соглашался. В счастье своем он перестал замечать правдивую и неприятную сторону человеческого бытия. Душа его раскрылась и даже приняла отвергнутый в ненависти мир. Он помнил слова матери о людях, но не испытывая к ним вселенской любви, хотя бы перестал их презирать. Ему просто было не до них. Мысли его были полны заботой о милой Алме. Даже при редких встречах с Алисой он казался ей веселым и галантным, без присущей ему едкой иронии. M – lle Алиса заметила эту перемену и ее уязвленное отказом самолюбие исказило поведение Амадея в надежду о возможных отношениях. Довольно мягкое обращение к ней, Алиса истолковала в свою пользу. Она часто фантазировала, что возможно ее мечтам и суждено сбыться, и она уедет из этого дома в свадебное путешествие, став баронессой фон Б. Хотя дедушка и торопил ее с отъездом, она упросила погостить еще немного.
  Однажды Алиса увидела, что к Амадею приходил человек, которого многие в герцогстве знали как прекрасного ювелира, на редкость искусного в своем ремесле. Он передал Амадею шкатулку и ушел, довольно позвякивая увесистым кошельком. Алиса вбила себе в голову, что именно для нее предназначалась эта шкатулка, что скоро настанет тот момент и Амадей преподнесет ей нечто ослепительное, и попросит ее руки. Время шло, а желанный момент не наступал. Алиса все больше начинала чувствовать обиду и горечь разочарования, и как – то раз решилась проникнуть в кабинет Амадея, который он, как правило, запирал на ключ. Пробраться туда было непросто, но ее мучило навязчивое любопытство, что все – таки находится в этой шкатулке и кому это предназначено.
  Как - то утром, после завтрака Амадей сказал, что уезжает на весь день, и вернется, возможно, только к ужину. Потом они долго шептались с матерью, и она ушла, сверкая счастливыми глазами. Алиса, подождав немного, позвала слугу и приказала ему немедленно открыть дверь кабинета. Она соврала, что, якобы, Амадей забыл нужные бумаги и ему необходимо привести их к полудню, но так как единственный ключ имеется только у него, он разрешил взломать замок, а к вечеру поставить новый. На это объяснение слуга даже и бровью не повел, сказав сухо, что никаких замков ломать не собирается, потому что не хочет лишиться своего места. Алиса возразила тогда, что пожалуется баронессе, на это слуга с достоинством ответил, что ее светлость приказала ни под каким предлогом не открывать кабинет господина барона, кроме как в присутствии его самого.
  Алиса была в ярости, но вспомнила вдруг, что в библиотеке имеется дверь смежная с кабинетом, и поспешила проверить, насколько сложно открыть ее. Но и в библиотеке дверь накрепко запералсь изнутри кабинета огромным ключом. Поэтому замочная скважина оказалась достаточно большой, чтобы через нее можно было разглядеть почти все помещение. Алиса видела листы, которыми был завален весь стол, колбы, травы, разные склянки стояли на подоконнике и на полках. Шкатулки она не заметила, зато рассмотрела кое - что другое. Возле стола в пол оборота к двери находился мольберт с незаконченной картиной. В очертаниях ясно угадывался женский силуэт в черно – красных тонах. Лицо на картине не было прорисовано цветом, но полуобнаженная фигура не имела никакого сходства с Алисой. Сначала она не придала этому значения, рассматривая картину как одно из чудачеств Амадея. Но вместе с любопытством в ее душу уже закралась болезненная подозрительность, которая подтачивала безоблачную веру в придуманное замужество и совместное счастливое житие. Алиса с непонятной одержимостью стала наведываться к замочной скважине довольно часто, особенно по ночам, когда дом уже спал и вероятность натолкнуться на хозяев или на бдительных слуг была не так велика.
Миновала еще неделя и дед Алисы, который уже упаковал сумки к отъезду, неожиданно занемог. Амадей осмотрел его и пообещал поставить на ноги в короткий срок, чем на самом деле весьма огорчил его дорогую внучку. Пока дед хворал от неизвестного недуга, Алиса продолжала свои наблюдения через замочную скважину. И в одну из ночей, прокравшись к заветной двери, она услышала в кабинете приглушенные голоса, золотистый свет просачивался сквозь отверстие для ключа овальным пыльным лучом. Шпионка, затаив дыхание, прильнула к своему крошечному оконцу. Алиса увидела картину, от которой кровь застыла у нее в жилах. В свете множества свечей, Амадей нежно обнимал демона, они говорили о чем – то тихо, а потом он одел на шею суккуба золотое украшение, тонкой работы колье, усыпанное голубыми топазами, и они сверкали словно снег на солнце. И демон целовал Амадея, закрутив свой длинный хвост вокруг его ноги.
Алиса отпрянула от двери и на ватных ногах добралась до своей кровати. Она была напугана и думала, что демон околдовал Амадея, и в этом причина его холодности, здесь кроется тайна его злого всезнающего взгляда, каким он смотрит на весь мир. Мысль о колдовстве придала ей сил, кому как не Алисе суждено спасти его заблудшую душу, тогда адские чары исчезнут, и они навсегда будут вместе. Она соскочила с кровати и стала лихорадочно писать подробное письмо, в котором умоляла инквизицию помочь ей спасти несчастного Амадея и поторопиться с приездом. Уже на рассвете, Алиса разбудила одну из своих служанок и велела ей немедленно отправляться в ближайший монастырь, чтобы доставить туда письмо. Но ни одна живая душа не должна узнать об этом. Служанка в точности выполнила поручение и через пару дней, ночью в ворота имения громко стучалась черная братия с инквизиторами и вооруженной до зубов охраной.
Амадей проснулся от шума и криков, Алма сидела рядом. Взглянув на него, она сделала знак молчать.
- Они здесь, - прошептала она.
Амадей похолодел. Он одевался, а заодно вытаскивал спрятанный под кроватью арбалет.
- Это не понадобиться, - спокойно сказала Алма, продолжая смотреть на закрытую дверь.
Амадей бросился к ней.
- Немедленно уйдем, - взмолился он.
Алма улыбнулась и поцеловала его.
- Дождемся девушки, - произнесла она.
Снизу доносились крики и шум, но Алма медлила. Наконец она встала с кровати напротив двери, а когда ее выломали, монахи на минуту оцепенели, и в комнату бесстрашно вошла Алиса. Но выбитая дверь тот час же встала за ее спиной на место, отрезав путь к отступлению. Теперь, бледная и растерянная, стояла Алиса лицом к лицу с суккубом, а между ними со шпагой и арбалетом замер Амадей, готовый в любую секунду броситься на защиту Алмы.
- Зачем ты хочешь нашей смерти?, - сказала суккуб.
- Только твоей, - произнесла Алиса.
- Но его бы тоже не пощадили, - Алма взяла со столика рукопись, легенду о трех королях и протянула ее Алисе. – Это тебе, на память о нас.
В дверь снова начали ломиться.
- Почему ты сделала это? Из ревности или из упрямства? – Алма спрашивала без упреков и злобы, но скорее с интересом, как маленького ребенка и, при этом, рассматривала ее, слегка покачивая головой.
- Своенравное, злое, глупое сердце, - произнесла она c грустью. – Оно меряет своей мерой…Ты всего лишь человек. Я не сержусь и проклинать не стану, ибо зачем проклинать того, на ком уже видна печать. Но не ты… Кто – то из вашего рода изберет иную судьбу, кто – то пойдет путем своего сердца и небеса благословят его. Этот человек, мужчина или женщина, сумеет познать тайну противоположностей и найти дорогу в вечность, потому что этого человека поведет любовь без предрассудков и преград. И запомни Алиса фон Клее, что проклинаешь ты сейчас, то благословят твои потомки. Поэтому будь осмотрительнее в нечаянных мыслях и словах. Вот и все, что я хотела тебе оставить.
- Лучше бы ты убила меня, - Алиса дрожала и в голосе ее слышалась обреченность.
Алма покачала головой.
- Я не убийца, это не моя роль, - сказала она.
Теперь Амадей понял, что запечатанную дверь не высадить даже батальону солдат. Он бросил оружие и обнял Алму. Алиса устало закрыла глаза, тяжелая дверь рухнула, словно пушечный выстрел ударил ей в спину. Она так и стояла с закрытыми глазами, вокруг, как черные тени суетились монахи, но она знала, что в комнате уже никого нет. Алиса почувствовала на миг, что там, за невидимой завесой, куда ушли эти двое, есть что – то другое, более красивое и настоящее, а ей предстоит жить в этом безумном сновидении и пытаться понять смысл того, что сказал ей красный демон.