Граница

               

размышления о современном значении романа Ромена Роллана "Очарованная душа"





Впервые я прочитала этот роман в 17 лет. От меня ускользнул смысл анализа политической ситуации в Европе во время  Первой мировой войны и в послевоенные годы – накануне новой битвы, зарождающегося и крепнувшего фашизма. Критику фашизма я тогда понять могла. Но критику капитализма – нет. Потому что это нельзя постичь умозрительно. А я на тот момент ни одного дня при капитализме не прожила. А Ромен Роллан не жил при коммунизме (социализме).

Представления нашего общества о капитализме были романтизированы – мы были крайне поверхностно (как я понимаю теперь) очарованы картиной сказочного изобилия товаров, гражданскими свободами. И мне показалось тогда, что противники капитализма (а Ромен Роллан был одним из самых ярких его противников)  романтизируют нашу политическую систему, видя в ней единственный противовес всему, что они не любят в собственной жизни.

Конечно, эта обоюдная романтизация была. Но куда в меньшей мере – с его стороны. Я осознала, чей взгляд был куда более трезв и дальновиден.

Но любопытно посмотреть на эту ситуацию так: два путника идут на поиски истины. По прямой линии. Один идет из пункта «А» в пункт «Б». Другой – из пункта «Б» в пункт «А».  Каждый из них искренне, со всем пылом убежден и готов доказывать, что в том пункте, который он покинул, ничего хорошего нет, а одно только зло. Они встречаются. И понимают, что ищут одно и то же. Некую высшую справедливость.

Такой путь проделало сознание нашего общества, когда мы решили отказаться от идеологии социализма-коммунизма в пользу западной демократии. И, с другой стороны, сознание левых сил западного общества, когда они заклеймили  свою систему и потянулись к нашей.

Мне кажется, та историческая точка, когда мы как никогда можем понять Ромена Роллана и его обличительный пафос,  – это наши дни.

Общество прозревает и осознает, что западная демократия, как и давал понять автор романа, - это одно из самых величайших жульничеств в истории человечества. Это великий обман, глобальный, фундаментальный. Когда сильные мира сего ДЕЛАЮТ ВИД, что дают вам все мыслимые свободы. У них есть наемные люди (политтехнологи, журналисты), которые играют с народом в игры, изображая оппозицию по тому или иному вопросу. На самом деле не собираясь реально сражаться за то, что провозглашают. Это нужно, чтобы «выпустить пар», создать видимость. Театр. А на деле миром правят финансы, и происходит только то, что выгодно закулисным заправилам. Войны, революции, забастовки – все это создается искусственно, раздувается, если надо сдерживается, если надо, доводится до крайней точки кипения. Колониальная политика империализма процветает – страны негласно делятся на государства первого сорта и государства второго сорта, колонии, сырьевые придатки. У тех, кто реально управляет миром (а это не президенты, не короли и не премьер-министры) нет никаких принципов, ценностей, идеологий, святынь – ничего. Выгода, выгода, выгода! Но прямо об этом они никогда не скажут. Кукловоды найдут актеров, которые изобразят борьбу за тот или иной идеал или принцип. Поиграют во что угодно – в религиозность, в национализм, в толерантность… Вся эта словесная шелуха не важна. Вы можете тешить себя иллюзиями, что ваши взгляды на жизнь хоть что-то реально значат. Блажен кто верует…

Мало кто способен отказаться от всех иллюзий.  Цена таких прозрений настолько горька, что у иных людей рушится мир. Но герои Роллана выдерживают. Иные, не способные взглянуть неприглядной правде в глаза, ему не интересны. Таких он не ставит в центр повествования.

Какой выход в те годы представлялся разочарованной европейской интеллигенции? Кто-то выбирал отшельничество, кто-то – башню из слоновой кости, кто-то – видимость борьбы для успокоения совести. Все это презирает юный герой романа, максималист Марк Ривьер. Фигура мрачная, трагическая, безысходная.  На его примере Роллан показывает, как индивидуализм может завести в тупик, увести человека от реальной борьбы за улучшение мира и самого себя. Но за этот индивидуализм его герой в течение долгого времени цепляется как за свою единственную возможность самоидентификации, спасения своего «я» от разрушительных тенденций времени.  Это хрупкий, в то же время огненного темперамента молодой человек. Характеру его недостает толики легкомыслия – той здоровой его дозы, которая помогает психике справляться с невыносимой реальностью. Марк слишком, непримиримо, обреченно серьезен. И другим быть не может. В этом его и спасение, и катастрофа. Даже когда он смеется – то болезненно, мрачно, надрывно. Для него это – высшее проявление горечи, как в известном выражении «видимый миру смех сквозь невидимые миру слезы».

Марк влюбляется в Асю Волкову, русскую эмигрантку. Понятно, что это символично. Брак француза и русской. Она долго не могла примириться с советской властью, потому что во время гражданской войны погибли ее родственники. Но герои Роллана – люди, которые одержимы высокой миссией. Они не живут, замкнувшись в своем уютном гнезде, как иные мещане и мещаночки. Их влечет орлиный полет. Она осознает, что ее место – с теми, кто строит новый мир. В противовес отвратительной капиталистической системе, которую она воспринимает как машину смерти – готовую убивать и убивать, потому что войны выгодны промышленным магнатам и теневым заправилам. После Первой мировой войны такие настроения были особенно сильны. Мир переживал крах прежних ценностей. Эта гигантская мясорубка и лицемерие, проявленное политиками европейских стран, так разочаровали людей, что многие из них потянулись к тому, что происходило тогда в Советском Союзе.

Ромен Роллан понимал необходимость для определенного слоя общества (интеллигенции, части аристократии) нивелировать свой социальный статус, стать рядовым бойцом армии Советов, таким, как все. Он считал, что это – во благо Будущего Мира на земле. Когда не будет колониальных войн, все вопросы будут решаться по справедливости. Он считал это – необходимой жертвой, которую интеллигенция должна принести народу. Отдельно от народа он интеллигенцию и даже само искусство не мыслил – считая, что этот слой общества и его творческая деятельность без подпитки живым духом народа превратятся в мертвечину, нечто искусственное, деградируют, выродятся. Не случайно любимый его композитор – Бетховен, которого невозможно представить себе вне романтики героической борьбы и мощного вселенского ритмического импульса, который не может не объединять человечество.

Я считаю, что в этом он был абсолютно прав. Разным слоям общества нужна взаимная энергетическая подпитка. От этого выигрывают все. А от разъединения, разграничивания все теряют.

Что же происходило в нашем обществе после того, как советская власть утвердилась? Люди, которые когда-то с восторгом восприняли идею растворения своего «я» в монолитном «мы» ради победы общего дела, могли ли они предвидеть, что их потомки будут воспринимать это с недоумением? Они вырастут законченными эгоистами, которые будут мечтать об индивидуализме, о том, от чего ушли когда-то их предки? Ушли сознательно – вовсе не с целью превратиться в карикатуру. Это считалось мужественным шагом, героической жертвой, потребностью в подвиге.

Но со временем, благодаря людям не самым умным, это превратилось в некую принудительную «обязаловку», когда всем навязывалось единообразие внешнее и внутреннее. Эти люди исказили изначально благородную идею. Они не поняли, что на новом жизненном этапе уже нужны другие слова и иные подходы. Получилось так, что бездарные бюрократы уничтожили весь смысл великой героики революционной борьбы. Не сумели вовремя проявить гибкость и понять, как действовать и к чему призывать, когда ситуация изменилась. И у молодежи сложилось впечатление, что она живет в тюрьме, а на Западе – вот он разгул свободы! Мы не поняли иллюзорность, показушность этого знамени западной демократии, которое прикрывает театр марионеток. Капиталистическая идеология оказалась не благороднее, а хитрее, более гибкой, чем социалистическая. Они нашли слова, чтобы убедить людей в своей правоте. И люди ринулись из своего идеологического пункта назначения в противоположный, чтобы найти  там… то, что в итоге нашли. Разрушенную державу. Полыхающие национальные конфликты. И лицемерные разговоры о «европейских ценностях».

Марк Ривьер по замыслу автора должен стать одним из первых, кто перейдет от слов к действию, станет борцом, отдаст свою жизнь ради будущих поколений истинно, как он полагал, свободных людей. Он отказывается от своего индивидуализма, вырывается из его рамок. Конфликт с женой и даже ее мимолетная измена – это желание выйти на волю, не жить изолированно от общества, к которому ее тянет. Марк понимает, что запирая их чувство на замок, в «склеп», как он сам это называет, он лишает его жизненных соков, убивает их обоих. После примирения с Асей он решается все изменить.

Для него смерть прежнего «я» и даже смерть физическая – это растворение в чем-то большем, чем он сам. Расширение рамок своей души, которая в идеале стремится впасть в мировой духовный океан ценой великого очищения (Ривьер – река). К этому стремятся все основные герои Роллана. Иначе это – не жизнь, а духовное прозябание.

Ромен Роллан снисходительно относится к откровенно жестоким людям, если в них есть размах, широта, чего он не терпит, так это личностной «мелкости», мелочности.

Бесплодный индивидуализм, который осуждал Марк в себе и в окружающих, еще был индивидуализмом высокой пробы, а не тем примитивным гедонизмом, карьеризмом или банальным эгоизмом, в который он превратился сейчас. Когда измельчали и люди, и литературные персонажи. И дело совсем не в количестве информации, которую кто-нибудь зазубрил, и не в числе прочитанных книг. А в духовном сужении. Когда даже фантазия не может породить героев крупного плана. Гигантов.

С другой стороны, а зачем? Ведь капитализму они не нужны!