День Радио

Каждого, кто утверждает, что он, мол, точно знает, как "делать радио", я считаю либо жутким пройдохой, либо наивным простаком. Я тоже, признаюсь, каждый раз лукавлю, когда говорю, что знаю или умею. Можно уметь варить яйца, чтобы они легко очистились; можно знать принципы работы ракетных двигателей и их слабые места; можно даже разбираться в женской психологии /усмехаюсь/. Но я без малого двадцать лет работаю на радио и могу сказать вам однозначно: радио - это алхимия. Это такое искусство создания философского камня, где ингредиентов куда как больше, чем способна вместить в себя таблица Менделеева. Это такая игра в бисер, где чем выше мастерство и богаче опыт, тем больше всё зависит от случая и Бога.
И это едва ли можно описать словом "профессия". Я уже писал как-то, что если бы Илон Маск, Стив Джобс, Марк Цукерберг и многие другие были "профессионалами" – они бы не достигли того, чего им удалось достичь. В сущности, кто такой "профессионал"? Это человек, который знает, как делать нельзя. Гончар, каждый следующий горшок которого точно воспроизводит предыдущий. В этом суть. Настоящий профессионал никогда не выйдет за рамки допустимого, не совершит ошибки, лишая себя тем самым шанса подбросить бисер или сложить алхимические элементы в какую-то невероятную комбинацию, от которой мурашки салютом Победы по всей спине и от макушки до пяток. Невозможно "профессионально" написать Мона Лизу. Невозможно быть "профессионалом" в отношениях с любимым человеком или "профессионально" быть хорошим человеком; быть "профессиональным" сыном или отцом. Да я больше скажу: чем отчаяннее ты пытаешься сделать всё правильно, чем больше перелопатишь статей "Как правильно воспитать дочь" или "Искусств ведения музыкального эфира" - тем больше ошибок ты совершишь.
Радио по самой природе своей слишком лично, слишком интимно, слишком "глаза в глаза", чтобы считаться профессией. Возможно, вы не в курсе, но под каждым пультом, в самом дремучем сплетении разноцветных проводов установлен специальный, жутко дорогой компрессор, который через тонкие золотые мембраны огромных студийных микрофонов чутко улавливает самое важное. То необъяснимое, что отличает посредственного актёра от гениального. Этот прибор безжалостно вытягивает малейшие оттенки неискренности и реагирует на любую фальшь. Он-то и превращает звуковые волны, которые вполне можно описать цифрами, графиками и схемами, в ощущения, которые описать невозможно.
В следующем году исполнится двадцать лет, как я впервые сел за эфирный пульт у микрофона. И чем дальше - тем меньше я знаю, как это работает, почему получается одно и не получается другое. Это как в личной жизни: чем больше ты понимаешь, и чем богаче твой жизненный опыт - тем меньше у тебя шансов стать по-настоящему счастливым. Когда тебе двадцать, всё просто и понятно - ты любишь, рожаешь детей, строишь планы, веришь и считаешь себя совершенно взрослым; когда тебе сорок - ты вообще ничего не понимаешь и маловероятно, что тебе хватит решимости на что бы то ни было. Раньше, когда в студии можно было курить, а в эфире работали люди, чьи имена знали слушатели; когда вместо "профессионалов" были те, кого мы сейчас с добродушным высокомерием называем "энтузиастами", мне казалось, что я всё умею. Сегодня я точно знаю, что ничего не умею и не знаю. И, чёрт возьми, мне так хочется научиться. Чего всем вам и желаю, дорогие коллеги.