Мальчик, который мечтал увидеть море

 Его звали Даниель, но ему больше нравилось,  когда его называли Синдбадом, потому что  прочитал о его приключениях в толстой книге с красной полосой, которую носил всегда с собой в классе и в спальне. В действительности, я думаю, что он никогда не читал ту книгу, так как он о ней говорил, только иногда, когда мы его спрашивали. Тогда его черные глаза блестели сильнее, а худое, узкое лицо, казалось, вдруг оживлялось. Но это был мальчик, который много не разговаривал. Он не участвовал в разговорах других, если только они не касались моря или путешествий. Большинство людей земляне, как и он. Они родились на земле и поэтому земля и земная жизнь их очень интересует. Даже моряки тоже очень часто люди земные, они любят свои дома и своих жен, они разговаривают о политике и о машинах.

 Но Даниель был будто из другого теста. Земные дела на него наводили скуку: магазины, машины, музыка, кино и естественно уроки в лицее. Он ничего не говорил, он даже не зевал, чтобы показать свою скуку. Но он часто сидел на скамейке или на ступеньках лестницы перед площадкой и молча смотрел в пустоту. Он был посредственным учеником, который собирал каждую четверть ровно столько баллов, сколько было необходимо, чтобы оставаться в лицее.  Когда учитель называл его имя, он поднимался и отвечал свой урок, потом он вновь садился и замолкал. Он словно он спал с открытыми глазами.
 
 Даже, когда мы говорили о море, это его интересовало не сразу. Некоторое время он слушал, спрашивал о двух-трех вещах, а когда понимал, что мы говорим не о настоящем море, а о банях, о подводной рыбалке, о пляжах и солнечных ударах, тогда он уходил, возвращался на свою скамейку или на ступеньки лестницы, и смотрел в пустоту. Не о таком море он хотел услышать разговор. Его море было другое, мы не знали какое, но другое. Всё это происходило до того как он исчез, перед тем как он ушёл. Никто и представить не мог, что однажды он уедет, я хочу сказать, по-настоящему, и не вернется.

 Он был из очень бедной семьи, его отец имел маленькое сельское хозяйство в нескольких километрах от города и Даниель носил серую форму пансионера, потому что его семья жила слишком далеко и он не мог возвращаться домой каждый вечер. У него было три или четыре старших брата, которых мы не знали. Он не имел друзей, он не знал никого и никто не знал его. Может, таким образом, он предпочитал ни с кем не связываться. У него было длинное худое лицо и красивые  черные равнодушные глаза.
Он ничего никому не говорил. Но уже всё приготовил в тот момент; конечно, он всё приготовил в голове, запоминая дороги и карты, названия городов, которые он пересечет. Может быть день за днем и каждую ночь, ложась в свою кровать в спальне, он мечтал о многих вещах, в то время как другие развлекались и, спрятавшись, курили сигареты. Он мечтал о реках, которые спускались тихо к своим лиманам, о криках чаек, о ветре, о грозах, которые свистят в мачтах кораблей и о сиренах маяков.
 
 Он ушел в конце осени, в середине ноября. Когда пансионеры проснулись утром в большой серой спальне, его уже не было. Мы это заметили сразу, как только открыли глаза, потому что его кровать была не помята. Покрывало было заботливо заправлено, всё было в порядке. Тогда мы только сказали: «Смотри-ка! Даниель ушел!», не удивляясь по-настоящему, потому что мы знали, что рано или поздно это произойдет. Но никто больше ничего не сказал, потому что мы не хотели, чтобы его вернули.

 Даже самые болтливые ученики среднего курса ничего не говорили. Да и что они могли сказать? Они ничего не знали. Долгое время мы шептались во дворе или во время уроков французского языка, но это были только обрывки  фраз, смысл которых был известен только нам.
« Ты думаешь, он уже дошел?
-Ты думаешь? Нет ещё, это далеко, ты знаешь…
-Завтра?
-Да, может быть…»
Более взрослые говорили:
« Может быть, он уже в Америке…»
А пессимисты:
« Может быть, он вернется сегодня.»

 Но если мы молчали, то в высших сферах это происшествие наделало много шума. Учителя и смотрители регулярно созывались в кабинет директора лицея и даже в полицию. Время от времени инспекторы приходили и расспрашивали учеников одного за другим, чтобы попытаться выведать что-либо.
Естественно мы рассказывали обо всём, кроме того что знали о нем и о его море. Мы рассказывали о горах, о городах, о девочках, о сокровищах, даже о цыганах, похитителей детей, и об иностранном легионе. Мы говорили это, чтобы замести следы, а учителя и смотрители, слушая нас, раздражались всё более и более, их это злило.

 Большой шум продолжался несколько недель, несколько месяцев. Было два или три мнения искать через газеты с описанием примет Даниеля, разместив его фотографию, на который он не был похож на себя. Потом всё успокоилось из-за какого-то происшествия, так как мы все немного устали от этой истории. Может быть, потому что мы все поняли, что он никогда не вернется.

 Родители Даниеля успокоились, потому что они были очень бедные, и им больше ничего не оставалось делать. Полицейские закрыли дело и сказали слова, которые учителя и смотрители повторяли, как если бы это было нормально, и которые казались нам ученикам очень необычными. Они сказали, что такое происходит каждый год, десятки тысяч лиц исчезают бесследно и что их не находят никогда. Учителя и смотрители повторяли эту фразу, пожимая плечами, как если бы это была вещь самая банальная в мире, а мы, услышав это, тоже в глубине нас самих стали лелеять секретную мечту, околдованные путешествиями и морем.

 Когда Даниель прибыл, в вагоне длинного товарного поезда, который следовал день и ночь в течение долгого времени, стояла ночь. Товарные поезда передвигаются в основном ночью, потому что они очень длинные и двигаются очень медленно от одной железнодорожной станции к другой. Даниель спал на жестком полу, закутавшись в старые куски мешковины. Он смотрел через дверь на просветы, когда поезд замедлял ход и останавливался, скрипя вдоль доков. Даниель открыл дверь, прыгнул на путь и побежал вдоль насыпи, пока не нашел переход. У него не было багажа, кроме темно-синей пляжной сумки, которую он носил всегда с собой и в которой лежала его старая книга с красной полосой.

 Теперь он был свободен, ему было холодно. После долгого времени проведенного в вагоне, у него болели ноги. Было темно, шел дождь. Даниель пошел быстрее, чтобы удалиться от города. Он не знал, куда он идет. Он шел вперед, между стенами ангаров, по дороге, которая блестела в желтом свете уличных фонарей. Здесь никого не было, на стенах не было написано названий. Но море было не далеко. Даниель догадывался, что оно справа, спрятанное за большими цементными строениями, с другой стороны стен. Оно было в ночи.

 В какой-то момент Даниель почувствовал усталость от ходьбы. Он, наконец, дошел до деревни, город сиял далеко позади него. Ночь была очень темная, а земля и небо были невидимые. Даниель искал место, чтобы укрыться от дождя и ветра.  Он вошёл в деревянную хижину, которая стояла на краю дороги. Там он устроился, чтобы проспать до утра. Вот уже несколько дней он почти не спал и не ел, потому что он все время сторожил через дверь вагона. Он знал, что он не должен встретить полицейских. Теперь он хорошо спрятался в глубине этой хижины, погрыз немного хлеба и заснул.

 Когда он проснулся, солнце было уже высоко в небе. Даниель вышел из хижины, сделал несколько шагов, щуря глаза. Перед ним лежала дорога, которая вела к дюнам, вот туда Даниель и пошёл. Его сердце забилось сильнее, потому что он знал, что находится с другой стороны дюн, чуть меньше 200 метров. Он бежал по дороге. Он  карабкался по песочному склону, а ветер дул всё сильнее и сильнее, принося неизвестные шум и запах. Наконец он достиг вершины дюн и он сразу  его увидел.
Оно простиралось там, повсюду перед ним: необъятное, вздутое как склон горы, переливающееся синим цветом, глубокое, совсем близкое, с высокими волнами, которые продвигались к нему.

 « Море! Море!» - думал Даниель, но не смел ничего сказать в слух. Он стоял, не смея пошевелиться, его пальцы слегка раздвинулись, утопая в песке, но он пришел не для того, чтобы спать рядом с ним. Он слышал медленный шум волн, которые приходили на пляж. Вдруг ветер прекратился, а солнце засияло, отражаясь в море и зажигая огонь на каждом гребне волны. Песок на пляже был пепельного цвета, гладкий, изрезанный ручьями и покрытый широкими лужицами, отражающими небо.
Даниель повторял про себя красивое название: «Море, море, море…», в голове шумело от опьянения перед увиденным. У него не было желания ни разговаривать, ни кричать, но внутренний голос ему говорил: беги вперед, ликуй, отбрось подальше свою сумку. Тогда он подпрыгнул  вверх, запутавшись в бурой водоросли, увязая в сухом песке пляжа, снял обувь и носки и голыми ступнями, резко передвигая ногами и руками, будто пересекая автостраду, побежал к морю  быстрее, не чувствуя колючек чертополоха.

 Но море было ещё далеко, с другого края песочной равнины. Оно светилось в солнечном свете, оно меняло цвет, становясь то голубым, то серым, то зеленым, то почти черным, песчаные охровые отмели, окрашивались белой каймой волн. Даниель не знал, что море так далеко. Он продолжал бежать, сжав руки, а сердце билось изо всех сил в его груди. Теперь он чувствовал твердый как асфальт, сырой и холодный песок под своими ногами. По мере его приближения шум волн увеличивался. Это был шум сначала очень тихий и очень медленный, а потом сильный и беспокойный как нарастающий шум приближающегося поезда на железнодорожных мостах. Но Даниель не боялся. Он продолжал бежать быстрее, чем мог, прямо к холодному воздуху, не смотря по сторонам. Когда он находился не более, чем в нескольких метрах от бахромы пены он почувствовал запах глубины и остановился. Солнечный луч сбоку прожигал его пах, а могущественный запах соленой воды мешал ему восстановить дыхание.

 Он сел на мокрый песок и смотрел на море, простирающееся перед ним почти до середины неба. Он так долго мечтал об этом мгновении, он так представлял себе этот день, когда наконец  увидит его по-настоящему, не на фотографиях или в кино, а настоящее открытое море, расстилающееся перед ним, бурлящее с горбатыми спинами волн, которые мчатся и разбиваются о берег,превращаясь в свете солнца в пенистые облака и дожди из водяной пыли и, особенно, вдалеке этот изогнутый горизонт, напоминающий стену перед небом! Он так ждал этого мгновения, что сейчас обессилил, как если бы он умер или заснул.

 Это было море, его море,  теперь для него одного, и он знал, что он не сможет больше никогда отсюда уйти. Даниель долго лежал на твердом песке, он лежал так долго распростёршись на берегу, что море начало подниматься вдоль склона и коснулось его голых ног.
 
Начался прилив. Даниель вскочил на ноги, все его мускулы напряглись для бега. Вдалеке, на подводных скалах, с грохотом разбивались волны. Но вода ещё не набрала сил. Она, разбиваясь, кипела внизу пляжа, она прибывала слегка стелясь. Легкая пена окружила ноги Даниеля, создавая колодцы вокруг его ступней. Холодная вода сначала кусала его пальцы и лодыжки, потом притупляла их чувствительность.
Во время прилива подул ветер. Он дул из глубины горизонта, в небе появились облака. Это были неизвестные облака, похожие на морскую пену. Вместе с ветром путешествовала соль, смешанная с гранулами песка. Даниелю больше не хотелось убегать. Он стал ходить вдоль моря по остаткам пены. С каждой волной он чувствовал, как песок просачивается между его раздвинутых пальцев, потом возвращается. Вдалеке, будто дыша,вздувался и опускался горизонт,выбрасывая своё дыхание в сторону земле.

 Даниель захотел пить. Скрестив ладони, он набрал немного воды и пены и выпил глотками. Соль обожгла его рот и язык, но Даниель продолжал пить, потому что ему нравился вкус моря. Это длилось так долго, что он подумал обо всей этой воде, свободной, без границ; обо всей этой воде, которую можно пить в течение всей жизни. Отлив оставил на берегу куски деревьев и корней, похожих на большие кости. Теперь вода их забирала медленно, располагая их то немного выше, то смешивая с большими черными водорослями.

 Даниель ходил по краю воды и смотрел жадно, словно он хотел увидеть сразу всё, что море могло ему показать. Он брал в руки липкие водоросли, кусочки ракушек, он рыл длинные галереи, ползая на четвереньках в мокром песке. В небе стояло жесткое и горячее солнце, а море грохотало без остановки.

 Время от времени Даниель вставал лицом к горизонту и смотрел на высокие волны, которые скользили среди подводных скал. Он дышал изо всех сил, чтобы почувствовать дыхание, и это было, как если бы море и горизонт раздували свои легкие, свой живот, свою голову, наполняя его тело, чтобы сделать из него великана. Он смотрел на темную воду, вдаль, туда, где не было ни земли, ни пены, а только чистое небо, и он  разговаривал с морем тихим голосом, словно оно могло его услышать; он говорил: «Приди! Поднимись сюда, подойди! Подойди! Ты красивое, ты придешь и покроешь всю землю, все города, ты поднимешься на высоту гор! Приди с твоими волнами, поднимись, поднимись! Ближе, ближе!»

 Потом он пятился шаг за шагом, поднимаясь к пляжу. Он изучил движение воды, которая поднимается, вздувается и разливается, словно руки, обнимающие маленькие песочные долины. Серые крабы бежали перед ним, подняв свои легкие клешни. Белая пенистая вода заполняла их таинственные норы, затопляла секретные галереи. Она поднималась всё выше с каждой волной, расширяя свои пространства. Даниель танцевал перед ним; как и серые крабы, он бежал вдоль, подняв руки, а вода догоняла его, кусая за пятки. Потом он вновь спускался, копал каналы в песке, чтобы она поднималась быстрее, а он напевал, чтобы  помочь ей прийти: «Идите, поднимайтесь, подходите, волны, поднимайтесь выше, поднимайтесь выше, подходите!»
Теперь он был по пояс в воде, но он не чувствовал холода, у него не было страха. Его намокшая одежда прилипла к телу, его волосы висели перед глазами как водоросли.  Море кипело вокруг него, тянуло к себе с такой силой, что он должен был цепляться за песок, чтобы не упасть навзничь, потом оно снова набрасывалось и толкало его к пляжу. Мертвые водоросли хлестали по его ступням, цепляясь за его лодыжки. Даниель срывал их как змей и бросал в море, крича: « Ап! Ап!»
Он не смотрел ни на солнце, ни на небо. Он не видел даже вдалеке полоску земли, силуэты деревьев. Здесь не было никого и ничего другого, кроме моря, а Даниель был свободен.

 Вдруг море начало подниматься быстрее. Оно вздулось над подводными скалами и теперь волны катились по всей ширине водного пространства и ничего их уже не задерживало. Они были высокие и широкие, немного изогнутые, с темно-синими животами, которые вырисовывались  под их кудрявыми, окаймленными пеной, гребешками
 Они начали приходить так быстро, что Даниель не успел достичь пляжа. Он повернулся к берегу, чтобы убежать, но волна прикоснулась к его плечам, прошла над головой и опрокинула его. Даниель зацепился ногтями за песок и перестал дышать. Вода падала на него с шумом грома, кружась, заливая глаза, уши, рот, ноздри.

 Даниель полз к сухому песку, делая большие усилия. Он был так ошеломлён, что какое-то время лежал на животе в полосках пены без сил пошевелиться. Но волны приходили одна за другой.  Грохоча, они поднимали все выше свои гребешки, а их животы  вырисовывались как пещеры. Тогда Даниель поднялся и побежал к пляжу, сел на песок в дюнах, с другой стороны барьера из бурой водоросли. В течение оставшегося дня он больше не приближался к морю. Но его тело всё ещё дрожало, сохраняя на коже и даже внутри, обжигающий вкус соли, а в глубине его глаз отблеск восхищения волнами.

 С другой стороны бухты имелся черный мыс, изрытый гротами. Там Даниель жил первые дни, когда прибыл к морю. Его пещера представляла собой маленькое углубление в черных скалах, облепленное галькой и серым песком.Здесь Даниель жил в течение всех этих дней, чтобы.таким образом,всегда видеть море. Когда появлялся свет солнца, такой бледный и серый, что горизонт был виден с трудом, словно меланжевая нить, окрашенная  в смешанные цвета неба и моря,  Даниель поднимался и выходил из грота. Он карабкался вверх по черным скалам, чтобы попить дождевой воды в лужицах. Туда же прилетали большие морские птицы, они летали вокруг него, издавая свои длинные пронзительные крики, а Даниель приветствовал их свистом.

 Утром, когда море было в отливе, таинственное дно было приоткрыто. Оставались большие лужи темной воды, потоки которых водопадом спускались между камней, скользкие дороги, холмы живых водорослей. Тогда Даниель покидал мыс и спускался вдоль скал до центра равнины, открытой морем. Это было как в центре того же моря, в неизвестной стране, которая существовала только несколько часов. Черная бахрома подводных скал была совсем близко, и Даниель слышал тихое ворчание волн и  глубокие журчащие потоки. Здесь солнце долго не задерживалось. Море вскоре возвращалось, покрывая все своей тенью, а свет отражался от воды со свирепостью, не успевая прогреть её.

 Уходя море открывало некоторые секреты, которые следовало успеть изучить, до того как они исчезнут. Даниель сбегал по скалам вглубь моря, между лесами водорослей. Мощный запах поднимался от луж и черных долин, запах, который люди не знают и который их опьяняет. В больших лужицах, совсем рядом с морем, Даниель искал рыбок, креветок, раковины. Он погружал свои руки в воду между пучками водорослей и ждал, что ракообразные придут пощекотать концы его пальцев, тогда он их хватал. В лужицах морские анемоны, фиолетовые, серые, кроваво-красные, открывали и закрывали свои венчики. На плоских скалах жили морские блюдца белые и голубые, оранжевые верши, митры, моллюски. Во впадинах болот, иногда, блестел свет на широких спинах огромного количества морских улиток перламутро- опалового цвета. Иногда внезапно между листьями водорослей появлялась пустая раковина моллюска, переливающаяся всеми цветами радуги, похожая на облако или лезвие ножа, в форме замечательной ракушки Сент-Жак.

 Даниель долго смотрел на эту красоту сквозь слой воды и тоже чувствовал себя жителем этой лужи, в глубине крошечной расщелины, ослепленной солнцем и ожидая наступления морской ночи. Для еды он охотился на морские блюдца. Надо было осторожно приблизиться к ним, не создавая шума, чтобы они не успели плотно прилепиться к камню. Потом он их отделял от скалы ударом ноги, стуча концом большого пальца. Но часто блюдца слышали шум его шагов или шум его дыхания, и они прирастали к плоским скалам, создавая серию пощелкиваний. Когда Даниель набирал достаточно креветок и раковин, он размещал свою добычу в маленькой лужице во впадине скалы,чтобы сварить всё это позже в консервной банке на огне из бурых водорослей. Потом он шел смотреть дальше, за пределы равнины открытого дна моря туда, где бушуют волны. Туда, где жил его друг, осьминог.

 Даниель его увидел сразу в первый день, когда пришел  к морю, даже до того как познакомился с морскими птицами и анемонами. Он пришел к краю, где волны разбиваясь, падали на самих себя , а море и горизонт больше не двигались и не вздувались, где большие темные потоки, казалось, задерживаются перед тем, как подпрыгнуть. Без сомнения, это место было самое секретное в мире,куда свет дня проникал только на  несколько минут. Даниель шел очень тихо, придерживаясь скользких стен скал, как если бы он спускался к центру земли. Он увидел большое болото со стоячей водой, где медленно шевелились длинные водоросли. Сначала мальчик увидел щупальца осьминога, которые плавали между стенками лужи. Они вышли из-за недостатка глубины, подобные пару, и скользили тихо по водорослям. Даниель задержал дыхание, смотря на щупальца, которые с трудом шевелились, запутавшись в волокнах водорослей. Сам  осьминог оставался неподвижным, его голова почти соприкасалась со дном.

 Потом осьминог вышел. Его длинный цилиндрический корпус шевелился с осторожностью, его щупальца колыхались перед ним. В преломлённом свете недолговечного дня, желтые глаза осьминога блестели как металл под выступающими бровями. На мгновение осьминог перестал шевелить своими длинными щупальцами в фиолетовых дисках света, как если бы он что-то нашел. Вдруг он увидел тень Даниеля, склонившуюся к луже, и он отпрыгнул назад, сжимая щупальца и выбрасывая смешное серо-голубое облако.

Сейчас, как и каждый день, Даниель пришёл на берег лужи совсем рядом с волнами. Он склонился над прозрачной водой и ласково позвал осьминога. Мальчик сел на скалу, опустив голые ноги в воду перед расщелиной, где жил осьминог и сидел не шевелясь. Наконец он почувствовал щупальца, которые слегка прикасались к его коже, кружась вокруг его лодыжек. Осьминог его ласкал осторожно, иногда между пальцами и под растениями в ногах, Даниель начал смеяться.

 «Здравствуй, Вьятт»,- сказал Даниель. Осьминога звали Вьятт, но он, конечно, не знал своего имени. Даниель с ним разговаривал тихим голосом, чтобы не испугать его. Он задавал ему вопросы о том, что происходит на глубине моря, о том, что можно увидеть под волнами. Вьятт не отвечал, но продолжал ласкать ступни и лодыжки Даниеля, очень ласково, словно перебирал его волосы.

 Мальчик очень любил осьминога. Но он не мог никогда его видеть долго, потому что море поднималось очень быстро. Иногда, когда рыбалка была хорошая, Даниель приносил ему крабов или креветок, которые он оставлял в луже. Щупальца рассыпались, хватали добычу и тащили её к скале. Даниель никогда не видел как осьминог ест. Он находился всегда спрятавшись в черном проёме с длинными клешнями, которые двигались перед ним. Может быть, он был как Даниель; может быть, он тоже долго путешествовал, чтобы найти свой дом на дне лужи, а теперь смотрел на чистое небо сквозь прозрачную воду.
 
 Когда море было совсем низко, появлялась иллюминация. Даниель ходил среди скал по ковру из водорослей, а солнце начинало отражаться от воды и от камней, зажигая свои свирепые огни. В тот момент не было даже дуновения ветра. Над ровным дном моря небо было очень ярким, оно сияло особенным светом. Даниель чувствовал его жар на голове и плечах, он закрывал глаза, чтобы не быть ослеплённым ужасным сверканием. Вокруг не было ничего другого, ничего другого, а только небо, солнце и соль, которые начинали искрить, танцуя на скалах.

Однажды, когда море отошло так далеко, что виднелась только тонкая синяя кайма у горизонта. Он почувствовал вдруг восторг тех, которые впервые попали на эту девственную землю и которые знали, что они не смогут, может быть, сюда ещё вернуться. В тот день он не ощущал больше ничего подобного: все было неизвестное, новое.

Даниель повернулся и увидел вдалеке твердую землю, похожую на озеро грязи. Внезапно он почувствовал одиночество, тишину голых скал изношенных водой, беспокойство, которое выходило изо всех щелей, изо всех секретных источников и он начал идти быстрее, потом бежать. Его сердце билось в груди сильнее как в первый день, когда он пришел к морю. Даниель бежал, задыхаясь, перепрыгивая через лужи и долины водорослей, через гребни скал, раскинув свои руки, чтобы сохранить равновесие. Встречались иногда липкие стенки, покрытые зелеными микроскопическими водорослями или острые, как лезвие, скалы, странные камни, похожие на кожу акул. Повсюду сверкали и дрожали лужицы. Инкрустированные раковины потрескивали на солнце, скрученные водоросли издавали смешной шум выходящего пара.

 Даниель бежал, не зная куда, в середину равнины в глубине моря, не останавливаясь, чтобы увидеть окончание волн. Море вдруг исчезло, оно ушло к горизонту как если бы утекло в дыру, которая сообщалась с центром земли.
Даниель не боялся, но это было, как если бы он больше не был самим собою. Он не звал моря, он с ним больше не разговаривал. Свет солнца отражался в воде лужиц как в зеркале, он разбивался о верхушки скал, он делал резкие прыжки и размножал свои молнии. Свет был сразу повсюду, если близко, то мальчик чувствовал на своем лице жжение жестких лучей, а если очень далеко, то напоминал холодную вспышку планет. Это происходило из-за того, что Даниель бежал зигзагами через равнину изрытую скалами. Свет, давая ему свободу и сумасшествие, прыгал также как и мальчик. Свет не был мягким и спокойным как тот, который согревает на пляжах и дюнах. Это был безумный круговорот, который беспрестанно бил ключом, суетливо мечась между двух зеркал: неба и скал.

 Особенную роль играла соль. В течение дней, она нарастала повсюду: на черных камнях, на гальке, в раковинах моллюсков и даже на маленьких бледных листьях толстых растений у подножья скал. Соль проникла в кожу Даниеля, расположилась на его губах, бровях, ресницах, в его волосах и его одежде и теперь его тело было будто покрыто тяжелой скорлупой, которая блестела и игриво переливалась в знойных лучах солнца. Соль проникла даже в его тело, горло, живот, достигла его костей. Она разъедала и потрескивала как газировка в стакане, она зажигала искорки на оболочке его глаз. Свет солнца воспламенял соль, каждый кристаллик которой, теперь сверкал вокруг Даниеля и на его теле. И вот наступало очередное опьянение от такого освещения, которое постоянно вибрировало и заставляло двигаться, прыгать от скалы к скале и бежать дальше, вслед за отступающим морем. Даниель никогда не видел столько белизны. Даже вода в лужах, даже небо были белыми. Они блестели и переливались как оболочки глаз. Даниель закрыл глаза и сразу остановился, потому что его ноги дрожали и не могли больше двигаться. Он сел на плоскую скалу перед озером морской воды. Он слушал шум света, который прыгал по скалам, сухой треск соли, щелкание и пришепётывание около своих ушей. Сильное бормотание подобное жужжанию пчел. Ему хотелось пить, но никогда и никакой водой нельзя было напиться. Горячие лучи солнца продолжали обжигать его лицо, руки, плечи, словно его кусали тысячи мурашек и муравьёв. Соленые слезы медленно текли из его закрытых глаз, оставляя  теплые борозды на его щеках. Приоткрывая с усилием свои ресницы, он смотрел на равнину белых скал, большую пустыню, где сверкали лужи с жестокой водой. Морские животные и раковины исчезли, они спрятались в расщелины под занавесью водорослей. Даниель наклонился на плоской скале и надел свою рубашку на голову, чтобы больше не видеть ни солнца, ни соли. Он долго сидел неподвижно, спрятав голову между коленей, в то время как свет танцевал вокруг него, приходя и уходя ко дну моря.

 Потом подул ветер, сначала слабый, который с трудом пробивался сквозь толщину воздуха. Ветер увеличивался, холодный ветер, пришедший с горизонта, и лужи морской воды задрожали и изменили цвет. На небе появились облака, свет вновь объединился. Даниель услышал грозное приближение моря, огромные волны застучали своими животами о скалы. Капли воды упали на его одежду и вывели его из оцепенения, море было уже рядом. Оно пришло очень быстро, торопливо окружая первые скалы, словно создавая небольшие острова; оно затопило расщелины, оно скользило с шумом прибывающей реки. Каждый раз, когда оно с шумом проглатывало кусок скалы, то слышалось завывание в воздухе и тяжелый грохот, который колебал основание земли.

 Даниель подскочил. Он начал бежать к берегу без остановки. Сна больше не было, он уже не боялся солнца и соли. Внутри себя он чувствовал прилив гнева и силы, которые он не понимал, но благодаря которым он мог разбить скалы и закопать расщелины одним ударом ноги. Он бежал впереди моря, подгоняемый  ветром,и слышал за собой рычание волн. Время от времени он кричал, как если бы что-то приказывал морю, пытаясь повторить его звуки «Ррры! Ррры!»,
Следовало бежать быстрее! Море хотело забрать всё: скалы, водоросли, и даже того, кто бежал впереди него. Иногда оно выбрасывало свои объятия налево или направо, простирая свои длинные скрытые руки, и обливало пеной, которая отрезала дорогу Даниелю. Он делал прыжок в сторону, он искал проход к вершине скалы, а вода уже отступала, обследуя дыры расщелин.

 Даниель пересек вплавь несколько уже встревоженных озер. Он не чувствовал больше усталости. Напротив, у него начался прилив радости как если бы море, ветер и солнце растворили соль и освободили его.

 Море было красивое! Волны, смешиваясь с горизонтом, становились почти невидимые в свете солнца, и только белые пучки пены, окаймлявшие их,  зависали в воздухе, очень высоко и очень прямо, а потом вновь падали в облаках брызг, которые разлетались на ветру. Новая вода заполняла расщелины скал, смывала белую корку, срывала пучки водорослей. Вдалеке, около обрывистого берега, блестела белая дорога к пляжу. Даниель думал о кораблекрушении Синдбада, когда он был вынесен волнами на остров и теперь у него всё было также. Он бежал быстро по скалам, его голые ноги выбирали лучшие переходы, даже не имея времени об этом подумать.Всё происходило так,как если бы он тут жил всегда,на равнине глубины моря,в середине штормов и кораблекрушений.
Он бежал с той же скоростью, что и море, без остановок, без восстановления дыхания, слушая шум волн за спиной. Они приходили с другого конца света, поднимаясь высоко, наклоненные вперед, несущие пену, скользили по гладким скалам и разбивались в расщелинах.

 Солнце светило в своем остановившемся сиянии блеска совсем рядом с горизонтом.  Оно пришло, чтобы всеми силами своего могущества, толкать волны против земли. Это напоминало танец, который не мог никак закончиться: танец соли, когда море было совсем низкое, танец волн и ветра, когда поток поднимался  к берегу.
Даниель достиг грота, когда море приблизилось к стене из бурой водоросли. Он сел на гальку, чтобы смотреть на море и небо. Но волны затопили водоросли и продолжали заполнять грот. Море всегда сражалось за  свою территорию, бросая свои белые пенистые полотнища, которые трепетали и бурлили на булыжниках как вода во время кипения. Волны продолжали подниматься одна за другой до последнего препятствия из водорослей и веток. Оно находило самые сухие растения, ветки деревьев, отбеленные солью, все, что было нагромождено  у входа в грот в течение месяцев. Вода упиралась в щепки и обрывки растений, рассеивая их и забирая с собой. Теперь Даниель имел защиту в глубине  грота, но от опасности он уже не мог убежать. Тогда он начал пристально смотреть на море, пытаясь его остановить. Даниель молча смотрел на прилив, но вновь видел волны, которые прибывали, вырастая одна за другой, накатываясь на предыдущую.

 Несколько раз волны прыгали над стенами водорослей и щепок, заливая грязью  глубину грота  и окружая ноги Даниеля. Потом вдруг море перестало подниматься. Ужасный шум смягчился, волны стали более тихие, более медленные, как бы отяжеленные пеной. Даниель понял, что это конец. Он растянулся на гальке у входа в грот, повернув голову к морю. Он дрожал от холода и усталости, но он никогда не чувствовал такого счастья. Вот так он и заснул в мире спокойствия и солнечного света, медленно угасающего как пламя, которое затухает.

После этого, что стало с ним? Что делал он все эти дни, все эти месяцы, в гроте, перед морем? Может быть, он уехал в Америку или в Китай на грузовом судне, которое  шло медленно от порта к порту, от острова к острову. Мечты, которые начинаются таким образом, не должны останавливаться. Здесь для нас, которые находятся далеко от моря, всё невозможно и просто. Всё, что мы знали - это то, что произошло что-то странное.
 
 Это было странно, потому что имело непоследовательный вид, который опровергал всё то, что говорят серьезные люди. Они настолько волновались в своих чувствах, пытаясь найти след Даниеля-Синдбада: учителя, смотрители, полицейские, они задавали столько вопросов, но однажды, вдруг, в какой-то день, они сделали вид, будто Даниель никогда не существовал. Они больше о нем не говорили. Они отправили все его вещи, а также все его письменные работы его родителям и от него в лицее не осталось никаких воспоминаний. В тоже время люди этого хотели. Они снова начали обсуждать другие вопросы: своих женщин, свои дома, свои автомобили и окружные выборы, как и до того, если бы этого не произошло. Может быть, они делали это нарочно. Может быть, они забыли Даниеля и в самом деле, устав о нем думать в течение нескольких месяцев. Может быть, если бы он вернулся и появился в дверях лицея, люди бы его не узнали и у него спросили: «Кто вы? Что вы хотите?»
Но мы его не забыли. Никто его не забыл в спальне, в классе, во дворе, даже те, кто его никогда не знал. Мы разговаривали о событиях в лицее, о различных проблемах, но мы всегда часто думали о нем, как если бы и в самом деле о Синдбаде, который продолжал путешествовать по миру.

 Время от времени мы переставали говорить, и кто-нибудь задумчиво задавал один и тот же вопрос: « Ты думаешь, что он там?» Но никто не знал точно, что обозначало «там». Это было,как если бы мы видели то место: необъятное море, небо, облака, опасные рифы, волны, больших белых птиц, которые парили вместе с ветром над морем. Когда ветерок шевелил ветки каштанового дерева, мы смотрели в небо и говорили с небольшим беспокойством, как настоящие моряки: « Там начинается шторм.»
А когда зимнее солнце сияло в синем небе, мы произносили: «Сегодня будет удачный день.»
Но много об этом мы никогда не говорили, потому что это было, словно мы заключили договор, секретный союз и молчание, о котором Даниель не знал; мы не выдали его мечту, когда однажды, открыв глаза, увидели в тени спальни заправленную кровать Даниеля.
          Перевод с французского языка              автор Ж-М. Ж. Ле Клезио