Злючка из России

Личность артистическая более других подвержена страсти покорять, впечатлять, очаровывать, повелевать теми, кто послабее волей. Незабвенная «мадонна декаданса» с русалочьими глазами Зинаида Гиппиус – писательница, поэтесса и жена чудесного Мережковского, без пяти минут нобелевского лауреата (Бунин перебил).

Достаточно одних лишь цитат современников, зафиксированных на бумаге впечатлений о ней, чтобы понять: перед вами личность самая магнетическая. Ах, какая это была «Зинаида Прекрасная», как назвал её Бальмонт!

Тонкая, по самой изящной парижской моде, коей ещё только предстоит обратиться к образам истощённых от вечного недоедания русских графинь и княгинь, заполнивших салоны и подиумы в 20-х годах ХХ века. Зинаида Николаевна Гиппиус была дамой модной до кончиков ногтей.

Она была, что называется, основоположницей стиля – современной, изящной. И острой, как пила-ножовка. Она лепила образ самой себя, без применения лекал, и это удавалось ей лучше, чем любой из её современниц.

Если умница Одоевцева сколько ни написала, а всё равно осталась в общем знаменателе эдакой «овечкой с бантиком»,  и даже без бантика, то Гиппиус хотела остаться в литературе в образе «белой дьяволицы». И осталась.

«Всегда в белых платьях – иного цвета кожа просто не переносит, – вспоминали о Гиппиус современники, – румянец во всю щёку, крашеные рыжие волосы. Она нереальна, точно с другой планеты, примечательна особо. Так бывает примечательна либо большая красота, либо большое уродство. Не заметить невозможно».

Куталась в тайну, интриговала, заманивала.

Вообще-то она была очень замужем, что для женщины-вамп никогда не составляло пользы. Муж какой-то под ногами болтается, с сельдереем в бороде, вечно что-то бубнит. Но то ли Мережковский был не такой, то ли она была всепоглощающей  вамп, замужество не вредило её фантазии расцветать рядом с этим прекраснодушным мужчиной. «Семья? Вы говорите о семье? Это было что угодно, только не семья», – комментировала Нина Берберова.

Тогда как иные славили этот брак как союз самого умного мужчины своего времени и самой умной женщины, вершину человеческих отношений, духовный, идеальный брак, не запятнанный физиологией. Тем временем продолжали шептаться о сторонних увлечениях обоих, даже и вовсе неприличного толка. Сплетничали, а как же.

«Соблазнительная, нарядная, особенная. Она казалась высокой из-за чрезмерной худобы. Но загадочно-красивое лицо не носило никаких следов болезни. Пышные тёмно-золотистые волосы спускались на нежно-белый лоб и оттеняли глубину удлинённых глаз, в которых светился внимательный ум. Умело-яркий грим. Головокружительный аромат сильных, очень приятных духов. При всей целомудренности фигуры, напоминавшей скорее юношу, переодетого дамой, лицо З.Н. дышало каким-то грешным всепониманием. Держалась она как признанная красавица, к тому же – поэтесса».

Впрочем, этот «умело-яркий грим» потом многие ругали и даже порицали, в том смысле, что ничего умелого, кроме яркого, в нём ни секунды не присутствовало, и вообще, раскрашивалась, как балаганная актриска. Но тут уж, наверно, вопрос остроты зрения.

Андрей Белый, к примеру, с которым супруги познакомились в 1901 году, грима не оценил. «...тут зажмурил глаза; из качалки – сверкало; 3. Гиппиус, точно оса в человеческий рост... ком вспученных красных волос (коль распустит – до пят) укрывал очень маленькое и кривое какое-то личико; пудра и блеск от лорнетки, в которую вставился зеленоватый глаз; перебирала гранёные бусы, уставясь в меня, пятя пламень губы, осыпаяся пудрою; с лобика, точно сияющий глаз, свисал камень: на чёрной подвеске; с безгрудой груди тарахтел чёрный крест; и ударила блесками пряжка с ботиночки; нога на ногу; шлейф белого платья в обтяжку закинула; прелесть её костяного, безбокого остова напоминала причастницу, ловко пленяющую сатану...»

Надо ли говорить, в каком восторге она была от подобных о себе строк? О, она обожала очаровывать со знаком минус. Она творила свою сказку с практически театральными эффектами, оставляя о себе отпечатки в душах таких же, как она, талантливейших из лучших – поэтов и писателей, и уже догадывалась, что резкие суждения, негативные оценки скорее запоминаются, чем добренькие отзывы тактичных до амёбности людей.

«От блестящей Зинаиды шли холодные сквознячки... Улыбка почти не сходила с её лица, но это её не красило. Казалось, вот-вот с этих ярко накрашенных тонких губ сорвётся колючее, недоброе слово. Ей очень хотелось поражать, притягивать, очаровывать, покорять. В те времена, в конце XIX века, не было принято так мазаться. А Зинаида румянилась и белилась густо, откровенно, как делают это актрисы для сцены. Это придавало её лицу вид маски, подчёркивало... её искусственность», – писала о ней современница.

Отмечала дальше, что очень странными оказывались движения её рук, как бы совершенно не связанные с предметом беседы. Руки её вычерчивали резкие геометрические фигуры. Закидывая к потолку острый локоть, она поминутно подносила к близоруким глазам золотой лорнет и, прищурясь, через него рассматривала людей, как букашек, не заботясь о том, приятно ли им.

И одевалась живописно, до крайности. Однажды явилась в гости в длинной, белой, шёлковой, перехваченной золотым шнурком тунике, рукава которой трепетали у неё за спиной, будто крылья. В другой раз платье её, в целом совершенно скромное, даже тёмное, имело спереди вырезы, видные лишь при движении, через которые открывалась случайному взору розовая… ткань подкладки, имитирующая обнажённое тело. Понятно, что от этих вырезов весь вечер не могли отвести глаз присутствующие мужчины, даже женщины.

И всё-таки этот семейный дуэт, о котором оба любили хвастливо сообщать, что прожили вместе полвека (52 года!), ни на день не расставаясь, обладал силой молота и наковальни в вопросах современной литературы.

Вдвоём они умели смутить любого, от начинающего литератора до мэтров, заглянувших на огонёк. Что им были мэтры, если они сами мэтры? В 1890-е годы в сетях их общения бились писатели старшего поколения: Полонский, Плещеев, Случевский, Суворин и другие. Гиппиус с Мережковским держали литературные салоны, где бы они ни обретались, в Петербурге ли, в Париже ли…

Открыв «Зелёную лампу», они заманили к себе всех, кто вместе с ними топтал берега Сены.

Стиль этих воскресений, равно как и прочих дней, у Зинаиды Николаевны был – поцелуй кобру! Язвила, кусалась даже без причины, никого не оставляя без следов от рогов и копыт.