Праздничный день. Мопассан

Я ушёл, чтобы сбежать от праздника*, от отвратительного шумного праздника с петардами и флагами, от которого закладывало уши и пестрило в глазах.
Быть одним, совершенно одним в течение нескольких дней – это одна из лучших вещей, которые я знаю. Не слышать, как рядом с тобой повторяют давно надоевшие глупости, не видеть надоевших лиц, на которых ты догадываешься о мыслях по простому выражению глаз, догадываешься о словах, ожидаешь приятных высказываний, мыслей и мнений – это для души что-то вроде освежающей и успокаивающей ванны из тишины, одиночества и отдыха.
Зачем рассказывать, куда я отправился? Какая разница! Я шёл по берегу реки и видел вдали 3 колокольни старой церкви над маленьким городом, куда я скоро прибуду. Жёлтая, сверкающая, весенняя трава росла на берегу до самой воды, а вода текла быстро и светло в своём зелёном блестящем ложе и была похожа на животное, которое весело скачет по лугу.
Время от времени длинная тонкая палка, наклонённая к реке, показывала, что в кустах сидит рыбак.
Кто были эти люди, которых желание поймать на удочку рыбку не больше соломинки держало целые дни от рассвета до заката под солнцем или под дождём,и они сидели, сгорбившись под ивой, с бьющимся сердцем, с взволнованной душой, не сводя глаз с поплавка?
Эти люди? Среди них есть артисты, рабочие, буржуа, писатели, художники, и одна и та же непреодолимая страсть привязывает их к берегу ручья или реки сильнее, чем любовь привязывает мужчину к женщине.
Они забывают всё на свете: свой дом, свою семью, своих детей, свои дела, свои заботы, чтобы смотреть на поплавок.
Никогда горящий взгляд влюблённого не искал секрет, спрятанный в глазах любимой, с большей тревогой и цепкостью, чем взгляд рыбака, который старается различить, какая рыба укусила наживку под толщей воды.
Пойте же о страсти, поэты! Вот она! О, тайны человеческих сердец, тайна привязанностей, тайна необъяснимой любви, тайна вкусов, посеянных в человеке непостижимой природой, кто проникнет в вас?
Возможно ли, чтобы разумные люди всю жизнь приходили проводить целые дни от зари до сумерек, желая всем сердцем, всей силой своих надежд подцепить из воды стальным крючком маленькую рыбку, которую им не поймать, возможно, никогда?
Пойте же о страсти, о, поэты!

*
На террасе, выходящей на реку, какая-то женщина оперлась локтями о перила и задумалась. О чём же была её мечта? О невозможной, невыполнимой надежде или о вульгарном счастье, которое уже было утолено?
Что может быть прекраснее мечтающей женщины? Вся поэзия мира – в её мыслях. Я смотрел на неё. Она меня не видела. Была ли она счастлива или печальна? Думала ли она о прошлом или о будущем? Ласточки над её головой делали большие быстрые круги.
Была ли она счастлива или печальна? Я не мог угадать.
Я заметил город и колокольни церкви, которые росли. Я уже различал флаги. Значит, я опять попаду на праздник. Тем хуже! По крайней мере, в этом городе я никого не знал.
Я спал в гостинице. Пушечные залпы разбудили меня на рассвете. Под предлогом того, что празднуют свободу, власти беспокоят сон людей, что бы те ни думали. Мальчишки ответили официальной артиллерии, поджигая петарды на улице. Надо было вставать.
Я вышел. Город уже веселился. Буржуа выходили на крыльцо и смотрели на развевающиеся флаги. Они смеялись, они поднялись с постелей ради праздника!
Люди праздновали! Почему? Как знать? Им объявили, что будет праздник… и люди праздновали. Они были довольны и радостны. Это веселье продлится до самого вечера, а завтра закончится.
О, глупость, глупость! Человеческая глупость во множестве обличий и метаморфоз! Люди радовались по всей Франции с порохом и флагами. Из-за чего этот национальный праздник? Чтобы отметить общественное богатство с новым заёмом завтра? Чтобы отпраздновать закрепление свободы в тот самый день, когда появилась ещё более угрожающая тирания, чем имперская – республиканская?..
Я бродил по улицам до часа, когда общественная радость стала невыносимой. Музыкальные инструменты ревели, салюты трещали, толпа волновалась и кричала. И смех отовсюду выражал всеобщее глупое счастье.
Неожиданно я оказался перед церковью, которую издали видел накануне с её 2 башнями. Я вошёл. В зале было холодно, тихо, мёртво. На клиросе горела лампа, как золотое пятно. И я сел в этом ледяном покое.
Вдалеке я слышал, словно с другой планеты, ружейные залпы и крики толпы. Я начал разглядывать огромный витраж, которые пропускал в храм густой фиолетовый свет. На нём тоже был изображён народ прошлого века, который что-то праздновал – религиозный праздник, без сомнения. Маленькие стеклянные человечки в странной одежде шли вереницей вдоль окна. Они несли хоругви, кресты, раки, свечи, а их открытые рты означали пение. Некоторые танцевали, подняв ноги и руки. Значит, во все времена вечная толпа исполняла одни и те же акты. Раньше прославляли Бога, сегодня прославляют Республику! Вот вам человеческая вера!
Я думал о тысяче вещей, смутно поднимавшихся из сознания. И я сказал себе, что в церквях хорошо в те дни, когда в них не поют.
Внезапно я услышал быстрый лёгкий шум. Кто-то вошёл. Я повернул голову. Это была женщина! Она вошла быстро, под вуалью, с опущенной головой, и прошла до решётки хора, затем упала на колени, как падает раненое животное. Она думала, что находится в церкви одна, не видя меня за колонной. Она спрятала лицо в ладонях, и я услышал, что она плачет.
О, она плакала горькими слезами большого горя! Как она должна была страдать, чтобы так плакать! Умер ли у неё ребёнок? Потеряла ли она любимого?
Звуки фанфар, раздававшиеся на соседней улице, донеслись до меня, приглушённые стенами церкви, но весь радостный шум народа казался мне ничего не значащим рядом с рыданиями, которые раздавались сквозь тонкие пальцы этой женщины.
Ах, бедное сердце, бедное сердце! Я чувствовал эту незнакомую боль, как свою. Что может быть печальнее на свете, чем слышать, как плачет женщина?
Внезапно я сказал себе: «Это та, которая мечтала на террасе, на реке». Я в этом больше не сомневался, это была она! Что же случилось в этой душе со вчерашнего дня? Как она страдала! Какой потоп боли затопил её?
Вчера она ждала. Чего? Письма? Письма, в котором ей сказали «прощай»? Или в глазах больного, наклонившись над кроватью, она увидела, что надежды нет? Как она плакала! Ах, все радостные крики и смех, которые я услышу в своей жизни, не сотрут из моей памяти эти стоны человеческого горя.
И я думал, готовый заплакать сам (настолько заразительны слёзы): «Если когда-нибудь закроют церкви, куда же будут приходить плакать женщины?»

*14 июля - День взятия Бастилии.

20 июля 1886
(Переведено 8 мая 2017)