Дор. Истоки. Глава XXI

Утром Дор вскочил в пять тридцать, мучаясь головной болью и неслабым сушняком. Неразбериха прошедших дней и отсутствие Саи сказались на капитане не лучшим образом, и накануне ночью, едва оказавшись в квартире, он вульгарно надрался, прихлёбывая из горла бледно-коричневую жидкость под названием "бренди". Дор подозревал, что до войны этот подкрашенный спирт должен был иметь немного другой вкус, но на этот раз ему было всё равно. Хотелось хоть немного отвлечься от бесконечных проматываний в голове допросов, поездок, аналитических выкладок Дира и Холта и уж тем более политики, будь она неладна. Политика обещала неизбежный визит к канцлеру для подробного разбора ситуации и планирования дальнейших шагов. Самодеятельности в таких тонких материях Рифус Гарт не терпел. И Дор, проклиная всё на свете, обшаривал кухню в поисках алкогольного нейтрализатора и любой, даже дистиллированной, воды. Не хватало ещё заявиться в министерство с похмельной рожей. Свои-то переживут, Дир, помнится, и наркотой не гнушался, что ему не мешало быть лучшим специалистом по агентуре. Но до таких свершений Дор Стайн твёрдо решил не доводить.

В девять он уже был на рабочем месте и с удивлением обнаружил мигающую точку на планшете. Сайрус Холт. Аналитик, вместо того, чтобы пить какую-то дрянь в гордом одиночестве, а потом пытаться купировать последствия, подготовил подробнейшую справку на Стейна Амбиса и всю его недолгую тридцатидвухлетнюю жизнь.
Дор закатил глаза, ругая себя последними словами, заварил максимально крепкий кофе, какой только можно было получить из автомата, выпил чашку залпом и углубился в досье референта двух канцлеров. По своему опыту капитан знал: именно такие неприметные личности зачастую творят Историю. Жизнь и смерть Кита Тригга были тому подтверждением.

Стейн Амбис, правда, в отличие от Кита, звёзд с неба не хватал, он окончил пять Ступеней по административно-правовым отношениям, но в магистратуру не пошёл, желая найти тёплое местечко в каком-нибудь спокойном и непыльном департаменте, и разослал своё резюме куда только можно, включая санитарно-контрольное ведомство и министерство транспорта. В итоге молодого выпускника приняли на должность младшего специалиста в департамент по цензуре в СМИ и массовых коммуникациях. Задачей Амбиса было недопущение распространения порнографических материалов, а так же рекламы салонов известной направленности в непрофильных изданиях. Дор даже рассмеялся. Ангел из церкви святого Иеронима начинал с отлова порнушки. Но именно в цензурном ведомстве Стейна Амбиса приметил тогдашний глава этого департамента, господин Магнус Спайт, без пяти минут канцлер, а ныне премьер. Спайт оценил скромность и работоспособность молодого человека и предложил ему должность референта в министерстве специальных служб. Несмотря на громкое название, работа Амбису предстояла унылая и однообразная: подготовка к брифингам, аккредитации, статистические сводки и пресс-релизы, а так же неизменная подача чая. Но платили в министерстве гораздо больше, чем на посиделках в цензуре, и Амбис не раздумывая согласился.
Канцлер вскоре дал понять молодому человеку, что весьма ценит его как референта, но вряд ли Стейну светит карьерный взлёт выше личного ассистента. Мозги Стейна Амбиса были заточены под справки и пресс-релизы, он был административной крысой, не способной решать нестандартные задачи, и Стейн смирился. Он не жаждал лавров иных сослуживцев, не умея даже стрелять, но свою работу выполнял на совесть, разве что никак не мог избавиться от заискивающих ноток в голосе. Спайту такое лизоблюдство нравилось, Гарту нет. Поэтому при новом канцлере Стейн Амбис не продержался и двух недель, вылетев с уничижительной характеристикой "не заслуживает находиться в личном составе министерства специальных служб." Амбис стерпел и это, он не был бойцом и не умел отстаивать свои права, хоть и был специалистом правового поля. Трусливый, но исполнительный; подхалим, но не саботажник; без единой творческой жилки, но дотошный и педантичный, Стейн Амбис начал искать новое место работы, затаив обиду на всё правительство. Он на своей шкуре прочувствовал, как мало значат простые люди для власть имущих. Магнуса Спайта он по-своему уважал, Гарта же боялся до одури и мерзкой дрожи под коленками. Новый канцлер в первые же дни дал понять, что жополизы типа Стейна Амбиса в министерстве не нужны, а его, Гарта, референт обязан выбивать десять из десяти на слух или через зеркало. В противном случае можно смело возвращаться к поискам рекламы борделей. Но такого будущего Стейн Амбис для себя не хотел, он на годы вперёд насмотрелся на самые причудливые человеческие страсти и девиации, чем и объяснялось его упорное нежелание жениться и иметь хоть какие-то отношения с женщиной. Не угадаешь, вдруг она любительница всяких связываний, переодеваний или ... б-р-р... ещё чего необычного. Последнее, что вынес младший специалист Амбис из департамента цензуры, была порка живыми осьминогами, после чего он решил принять целибат на всю оставшуюся жизнь. Так что былой департамент отпадал, и Стейн не сразу, но устроился в государственную социологическую службу, где осьминогами не пороли и стрелять на слух не требовали.
В социологической службе он дальше замначальника отдела не продвинулся, как понял Дор, одних амбиций было мало. Хотя Стейн прекрасно освоился в дебрях статистики, составления опросов и анкет, двойное поражение в министерстве давало о себе знать; Амбис работал по принципу "как бы чего не вышло". Однако ж вышло, да как вышло!..

Дор отложил досье. В принципе, со Стейном Амбисом было всё ясно: затырканный несчастный клерк, мучимый вселенской несправедливостью, решается в корне изменить свою жизнь и вступает в ряды оппозиционного движения, пусть немногочисленного и не имеющего рычагов давления на власть, но даже этой иллюзии свободы от системы Амбису должно было хватить. Но Дора не отпускало чувство странного противоречия. Да, "Неравнодушные граждане" всеми силами стремились изменить существующий миропорядок, пусть и на уровне листовок и публикаций, они мечтали о демократии и парламенте и вполне могли решиться на любую авантюру, способную пошатнуть власть премьера, но... Альд Дир был прав: всё стоит денег. Истерика в прессе, работа над аудиогидами, плата хакеру и киллерам, тому же Амбису, в конце концов. Вряд ли даже самый упоротый фанатик будет работать забесплатно, а Стейн Амбис представлялся Дору своеобразным посредником между сектантами и кукловодом-заказчиком. Посредник тоже не должен был остаться внакладе, люди типа бывшего референта чрезвычайно ответственны и исполнительны, но они не бездумные манекены. Стейну Амбису платили, и платили хорошо. Вот только ресурсов у "Неравнодушных граждан" считай что и не было. А деньги в таких делах решают гораздо больше идей.

— Господин капитан, разрешите? — Вербовщик тоже был на ногах с самого утра; за то время, что Дор приходил в себя и знакомился с досье на Амбиса, Альд Дир уже проведал штаб-квартиру "Граждан", прикинувшись заинтересованным обывателем, разжился парой-тройкой буклетов с призывами строить демократию; включив всё своё чёрное обаяние, выудил у пухленькой секретарши личный номер председателя движения господина Роя Мидаса (тут Дир зашёлся плохо объяснимым смехом) и вообще продуктивно провёл время. И тем обиднее ему было услышать от командира, что брать Стейна Амбиса они пока не будут.
— Дир, я восхищаюсь вашей энергией, не каждый за два часа сможет сделать столько, сколько вы, но и вы меня поймите. Пошла политика, чёрт бы её побрал. Политика, Дир! Эти "Неравнодушные граждане"... канцлер мне всю плешь проел, чтобы мы не лезли в эти дебри. Мне и так сегодня ехать в министерство, докладывать. Если Гарт даст добро, вы лично арестуете Стейна Амбиса и будете беседовать с ним, пока у него в глазах от боли не потемнеет. Но не раньше! Сами знаете, что с вами канцлер сделает за самоуправство, да и со мной тоже.
Дир незаметно скривился. Капитан был прав, без дозволения канцлера лезть в этот оплот парламентаризма ни в коем случае не следовало, это была вотчина совсем других служб, к которым "Красный отдел" отношения не имел. И это бесило Альда Дира гораздо сильнее, чем все обольщения Линды или любование Артуром Пейнзом. Вербовщик неосознанно пригладил волосы:
— Когда вы отправитесь в министерство?
— Через час. Или через два. Не знаю. Мне нужен полный и подробный отчёт обо всех наших успехах и неудачах, самый полный и самый подробный. Холта я уже запряг писать, потом Орс оформит красиво, и я поеду. Да, и ещё департамент криминальной полиции должен прислать отчёт о расследовании убийств Стена Крипса и того библиотекаря, хоть и висяки, а мне докладывать. В общем, Дир, будет жарко, у меня всегда шрамы чешутся к разносу. Так что не рвите на себе рубаху, успеем ещё под ордер, ох, успеем... — Дор почесал рубец за левым ухом. Альд понимающе вздохнул. Он признавался сам себе, что давненько уже у бригады не было подобного хитровывернутого дела, даже операция "Эребус" была проще и понятней. Ну да, прионы, смертоносные нуклеотиды из Внешнего мира, равнодушно убивающие всё живое, ну да... но даже с этой заразой Отдел справился, пусть и страшной ценой. А вот организация секты, проповедующей райскую жизнь вовне... райскую... только вот жертв среди населения уже больше, чем от приона... а они ещё толком не вышли даже на посредника... Дир шёпотом выматерился, да так, что сателлитские ублюдки нервно курили в уголке. Рано или поздно, но они найдут заказчика этого безумия. Найдут, и он будет казнён по решению суда. В приговоре Альд Дир не сомневался.

*    *    *

— Сядьте уже, не маячьте перед глазами, — Гарт углубился в чтение отчёта, раздражённо кривясь и пощёлкивая пальцами. В кабинете уже было не продохнуть от дыма, у Дора даже начали слезиться глаза, но возражать он не смел. Канцлер в очередной раз пребывал в отвратительном настроении, бесконечно катал по столу мраморное пресс-папье, что всегда было тревожным звоночком, и держал планшет так, словно он был покрыт ядовитой слизью из Внешнего мира. Дор мысленно обливался потом, в красках представляя себе то ли отставку, то ли арест, то ли высылку за Грань, потому что лицо министра специальных служб мрачнело с каждой минутой. Наконец Гарт отодвинул, если не отшвырнул на край стола злополучный планшет и уставился на Дора немигающими светло-карими глазами.
— Это всё, чего вы достигли?
Дор поёжился и чуть было не почесал шрам. Он надеялся, что канцлер поймёт, с каким хитрым и изворотливым противником столкнулись бригада и её командир, но вид Рифуса Гарта свидетельствовал об обратном. Гарт задумчиво закурил, выпустив в потолок сизую струю и снова перевёл взгляд на Дора Стайна.
— Что вы как институтка? Думаете, я не вижу, какую колоссальную работу проделали вы и ваши подчинённые? Один Корк чего стоит, да и этот... как его... — Гарт сунулся в отчёт. — Грин. Да и Дир неплохо помотался по храмам, хотя эта его авантюра с мадам Хард... Ему обязательно было разыгрывать принца на белом коне?
— Дир решил, что нам нужен раскаявшийся свидетель, добровольно сотрудничающий со следствием...
— И что, она сотрудничает? Как я понял, после допроса её отпустили на все четыре стороны, как это понимать?
— Дир... — Дор мысленно досчитал до десяти. — Лейтенант Дир был на сто процентов убеждён, что Линда Хард больше не примкнёт к этим... уверовавшим. Он хорошо прочистил ей мозги, а так же помирил с сыном. Линда Хард боится снова потерять то, что едва обрела. Она не станет рисковать и искать этих сборищ...
— Дир. — Гарт встал из-за стола. — Куда ни плюнь, всюду Дир. Нет-нет, вашу поездку в сателлит я тоже прекрасно помню, очаровательно, очаровательно, надеюсь, вы хорошо размяли кости. Послушайте меня, Стайн, и очень внимательно. Вы хороший командир. За два года вы это доказали, Отдел вас принял, вы легенда при жизни, человек, уничтоживший угрозу всему нашему миру. Но вы ещё молоды, очень молоды. И я вижу, как вас бесит, когда ваш заместитель принимает решения, которые вам и в голову бы не пришли. Стайн, лейтенант Альд Дир служит уже более двадцати лет, у него колоссальный опыт, в том числе оперативный. Я приставил его к вам, чтобы вы перенимали этот опыт, а не кривились или сплёвывали в сторону. Ваши личные разборки давно завершены. Если вам угодно, я напомню, что ваша жена была ваганткой, а на момент той некрасивой истории вы даже не были знакомы. Стайн, вы лично убивали вагантов, стреляли на поражение безо всяких угрызений совести. Ваганты это накипь, ядовитая пена на ровной глади учёного сообщества. Ваша жена перешла на правильную сторону и это прекрасно. Дир свои бесполезные извинения принёс, вы ему отомстили, всё! Хватит! Своей идиотской враждой вы только усиливаете ваших противников. В рядах бригады нет места расколу, если вы ещё не поняли за два года. Дир лучший из учителей, которого я только мог к вам приставить, вы должны и будете перенимать его опыт и его умения. Если вы считаете, что он пытается вас подсидеть или унизить, показав, как мало вы ещё понимаете в оперативной работе, то советую в корне пересмотреть позицию. Дир знает свой потолок. Он знает, что даже назначь я его командиром, ему начали бы вставлять палки в колёса в первые же дни, если не часы службы. Его не любят. Боятся, уважают как профессионала, но ему никогда не будут доверять. И он это знает. Надеюсь, вы всё уяснили.
Дор сидел молча, насупившись, и вертел в пальцах стилус для планшета. Он догадывался, что рано или поздно получит эту отповедь, Гарт не скрывал, что напряжённые отношения капитана и его заместителя только вредят общему делу. Дор всё прекрасно понимал, но переступить через себя не мог, как ни пытался. Слишком глубока была пропасть между Дором и Альдом, слишком многое разводило их по разные стороны баррикад. Но Рифус Гарт был прав: Дир блестящий профессионал с огромным стажем, и молодому капитану было, чему поучиться у франтоватого хмыря. Дор Стайн вздохнул. Некоторые вещи не в силах излечить даже транс.
— Теперь что касается ваших измышлений насчёт "Неравнодушных граждан". — Лицо Гарта немного разгладилось. — Вот можете же. Весьма похвально, что вы не стали пороть горячку и арестовывать Амбиса, тут вы Дира обскакали. Его можно понять, он ищейка, он терпеть не может, когда добыча срывается с крючка. Но эти "Граждане" та ещё засада. Вы же понимаете, что по конституции у нас свобода совести, свобода слова, свобода организовывать всякие партии и движения... Нет-нет, не трудитесь, я прекрасно знаю их устремления, но эта шайка практически не имеет поддержки тех самых граждан, чьим именем прикрывается.
— Я думаю, что "Неравнодушные граждане" это ширма, — подал голос Дор, дождавшись, когда канцлер охрипнет от долгого монолога, — им не под силу организовать столь изощрённую многоходовку, да ещё и влезть в такие расходы. Никаких членских взносов не хватит.
— Мне нравится, когда вы включаете голову, Стайн. Я убеждён, что этих демократов подставили точно так же, как вашего ряженого проповедника. Прекрасная игра: раскачать лодку со всех сторон, замешав туда ещё и оппозицию. Прекрасно! Да, Стайн, нам противостоит кто-то очень неглупый. "Граждане" не имеют политического веса, их требования смешны и неосуществимы, но смести с доски разом ещё и целое политическое движение... Да, вы были правы, Амбиса трогать пока не следует. Мне необходимо доложить премьеру, я не хочу, чтобы вас обвинили в превышении полномочий. Могу лишь посоветовать легонько допросить их председателя, как его... Мидаса.
— Господин канцлер, — Дор вспомнил, что хотел спросить, — разрешите вопрос?
— Да?
— Альд Дир, докладывая о Рое Мидасе, отчего-то ржал в голос. Мне... Я не хотел, чтобы он видел... ну... что я не понимаю причин его веселья.
— А! — Гарт впервые за время разговора широко улыбнулся, а стеклянные глаза задорно блеснули. — Он чёртов эрудит и жутко любит бахвалиться своей начитанностью. Он вам латынь цитировал?
— Цитировал, — кивнул Дор, — и стихи читал. Девятнадцатого века.
— Ну вот, о чём и речь. Неисправим. Что до Мидаса, то это пораньше будет, седьмой век до нашей эры. Это если верить рукописям. В общем, был такой древний мифический царь, попросивший у богов, чтобы всё, к чему бы он ни прикоснулся, обращалось в золото. Боги это пожелание исполнили, правда, царь не смог есть и пить, и вскоре умолял богов забрать назад роковой дар. Но не суть. Дира насмешило, что наш нынешний Мидас, в противовес мифическому, денег лопатой не гребёт и оплатить услуги киллера и прочих... наёмных работников не в состоянии. Такого рода парадоксы вашего заместителя всегда приводили в восторг. Ну, с легендами покончили. Так вот, допросите Мидаса. Вежливо и осторожно. На его территории. Никаких угроз, никакого бравирования своим положением. Мне отчего-то кажется, что господин Рой Мидас со-овсем не в курсе, какого диверсанта принял в ряды своего движения. Ваша задача сделать Мидаса союзником, показать ему, что мы не враги и, как ни странно, сейчас делаем общее дело. Так что поаккуратней с ним, и да, допрос проведёте сами. Пусть наш предводитель взволнованных граждан чувствует свою значимость. Объясните ему, что Амбиса пока трогать нельзя, чтобы не спугнуть более крупную рыбу. Дальнейшее будет зависеть от результатов моего разговора с премьером. Вопросы есть?
— Вопросов не имею, — Дор уже прикидывал в уме, когда ехать в штаб-квартиру "Неравнодушных граждан". По всему выходило, что лучше бы сегодня вечером, в Отдел только заскочить и рассказать заместителям о визите в министерство.
— А насчёт Дира, — Гарт посмотрел на Дора в упор, отчего молодой человек здорово смутился, — попросите его рассказать, что именно привело его в бригаду. Заартачится, скажете, я приказал. Может, тогда вы поймёте и особенности выбора им службы и... остальные особенности. Возможно, вы станете смотреть на него по-другому.
— Разрешите идти? — У Дора зверски чесались шрамы. Канцлер кивнул:
— Вы свободны. Будьте готовы, завтра я могу вас вызвать, так что спланируйте ваш день заранее. И запомните, капитан Стайн: молодость проходит, а опыт накапливается. Мне, чтоб вы знали, тоже в своё время было двадцать пять.

*    *    *

Вернувшись в Отдел, Дор несколько минут сидел на подоконнике с ногами, изучая желтоватую рябь облачков, а потом вызвал заместителя по оперативно-агентурной работе. Через пару мгновений на мониторе возникло знакомое точёное лицо.
— Разрешите?..
— Да-да, проходите, — Дор всё так же сидел на подоконнике, облокотившись о белую стену и рисуя пальцем по стеклу, — я только что от канцлера.
Лицо Альда Дира приняло заинтересованное выражение. Он искренне надеялся, что Гарт даст добро на арест Стейна Амбиса, и был почти обижен, когда узнал, что поимка опять откладывается.
— Я сегодня вечером смотаюсь к этим жуликам, — сообщил Дор, — уж простите, что вас с собой не беру. Но канцлер распорядился однозначно.
— Как скажете, господин капитан. Пока вы отсутствовали, я навестил Трея в лазарете, через день он сможет возобновить ментальную трансляцию. Дежурный врач против, но Эдвин Вирс решил, что зона риска уже пройдена, и мозгу Пирса Трея уже ничего не грозит.
— Отлично. Этого миссионера необходимо дожать.
— И дожать до поимки Стейна Амбиса. Я бы не отказался от очной ставки.
— А как же. Будем надеяться, ваш царь Мидас не откажется с нами сотрудничать.

Дир бросил на капитана быстрый взгляд из-под ресниц. Ага, значит, парень не утерпел и выяснил, что же так насмешило Альда Дира в имени председателя "Неравнодушных граждан". Щенок не любит, когда ему тыкают в его необразованность. Нет, помилуйте, физиология прекрасная специальность... вот только Альд Дир был стопроцентным гуманитарием и имел кругозор, который капитану Стайну и не снился. Что ж, лысый урод постепенно заполняет пробелы в эрудиции. Наверно, это хорошо, хотя... Со своего пьедестала Альд Дир слезать не собирался.

Дор меж тем собрался с мыслями, ещё раз прокрутил в голове конец разговора с Рифусом Гартом и устроился на подоконнике поудобнее.

— Есть ещё один момент, требующий прояснения. Канцлер рекомендовал мне выслушать вашу историю о том, как вы попали в бригаду, — Капитан курил и изучал породистое лицо своего заместителя по оперативно-агентурной работе. — Он выразил уверенность, что тогда я многое пойму. Так я слушаю вас, господин Дир.
— Ну раз сам канцлер выразил уверенность... — Альд Дир отвернулся к окну, не желая встречаться взглядом с командиром, — значит, придётся обнажать... хм... некоторые уголки моей, без сомнения, грешной души. Хм. Он объяснил свой интерес?
— Он считает, я лучше смогу понять вас... некоторые ваши особенности.
— Ах, особенности. Всем-то не дают покоя мои "особенности", хотя таких, как я, пруд пруди. Есть даже "клубы по интересам".
— И тем не менее. Что, как говорят психиатры, все проблемы родом из детства?
— Это говорят психоаналитики. И это далеко не так часто, как они хотят доказать. У меня было счастливое детство, господин капитан. Нашу семью можно было снимать для рекламных плакатов всевозможных семейных развлечений. Мама, папа, два брата-погодка, я и младший, Йен. И большая пушистая собака. Идеальная семья из Центрального квартала, дружная, любящая... обеспеченная, надо признать. И наша семья и впрямь была... была идеальной. Родители любили друг друга даже после стольких лет вместе. Мы с Йеном, конечно, и дрались, бывало, он пытался во всём подражать мне и ужасно злился, когда ему на это намекали. Мы оба учились в школе при Институте, с гуманитарным уклоном. Я хотел стать социологом, мне всегда были безумно интересны отношения внутри общества, процессы, которые в нём происходят, закономерности развития, всевозможные общественные мнения... Родители поощряли мой интерес, отец сам занимал видный пост в Институте, на лингвистическом факультете, они занимались тем, что восстанавливали языки, отмершие после двух войн. А мама работала в пресс-службе министерства юстиции. В общем, благополучная, крепкая, дружная семья, предмет зависти половины наших соседей. Моё будущее ничто не омрачало, господин капитан, в Центре обычно хорошо знают свои перспективы, рассчитывая их на годы вперёд. И я знал, что поступлю на социологию и буду изучать тайные пружины общества. Так я думал в шестнадцать лет.
Дир закурил, чтобы передохнуть от долгого монолога, и через несколько минут продолжил, всё так же глядя в окно:
— Я до сих пор помню этот день. Тёплый, солнечный... прекрасный день. Мы с Йеном ходили купаться в бухту. Вернулись около трёх часов дня... переоделись к обеду, спустились вниз. У нас была двухэтажная квартира, у каждого своя комната... виноват, отвлёкся. Мы с братом спустились в обеденный зал и увидели... На наших глазах мать убила нашего отца. Выстрелила ему три раза подряд в затылок из пневматического нейлера. Это такой пистолет для забивания гвоздей. Отец умер почти мгновенно. У нас на глазах. Йен упал в обморок, а я сумел её скрутить и вызвал полицию. Мать доставили в психиатрическую клинику при центральном управлении, по всему было видно, что она в невменяемом состоянии. Нас с братом весь вечер мурыжили медики... психологи, всё без толку. Понимаете, господин капитан, я с детства отличался хорошей интуицией, умел распознавать сигналы тела... неосознанно... это потом сильно помогло мне при работе в Отделе. Но до этого было ещё далеко. И я мог поклясться на Конституции, что ничто, понимаете, ничто не предвещало беды...  На ночь нас отпустили домой, Йен плакал и не хотел ночевать в палате... и я не смог его отговорить... не смог. Ночью он, дождавшись, пока я не провалюсь в какое-то забытье, прокрался на кухню и выпил абсолютно все препараты, которые нашёл. Когда я проснулся, он уже несколько часов, как был мёртв.
Дир снова перевёл дух. Лицо его, тонкое и аристократическое, с высоким лбом и прямым римским носом, не выражало практически ничего, только глаза смотрели в одну точку. У Дора выступили мурашки на коже. То, что рассказывал Альд тусклым, будто механическим голосом, было поистине чудовищным.
— Я похоронил отца и брата. Мать так и не выпустили из психиатрии, всё пытались понять, как такое могло произойти. Ничего, никаких зацепок. А через месяц умерла и собака, от тоски. Я похоронил и собаку. И остался один в шестнадцать лет, в полнейшей прострации. Мне был назначен опекун до моего совершеннолетия, друг отца по Институту. Во многом благодаря ему я и не сошёл с ума. Был год поступления... Маркус отговаривал меня, обещал похлопотать на следующий год, но я уже всё для себя решил. То, что нас не убивает сразу, потом не убьёт никогда. Так решил шестнадцатилетний мальчишка, в одночасье потерявший всю семью. Я поступил на психологию вместо социологии. Я хотел понять, что может двигать людьми, когда они хватаются за нейлер. Я хотел постичь все тёмные уголки сознания и подсознания, я хотел объяснений для себя. Маркус в итоге смирился, даже выбил мне комнату в кампусе. Я хотел финансовой независимости... он помог мне сдать в аренду ту большую квартиру... на эти деньги я и жил. Жил, так и не понимая, что же произошло тогда, в тот прекрасный тёплый день.
— А что случилось потом с вашей матушкой? — тихо спросил Дор.
— С ней до сих пор случается одно и тоже. Да-да, она ещё жива, ей восемьдесят семь лет. И все эти годы она находится в психиатрической клинике, где уже тридцать лет разводят руками. Лучшие светила в этой области.
— Вы... посещаете её?
— Нет. Уже нет. Она узнавала меня, я это видел. Но она молчит. Всегда. Что бы не происходило, она молчит. Я так и не узнал, что привело её к мысли достать нейлер. За всю свою жизнь я не смог понять двух людей: мою мать и себя самого. Почему я не наглотался таблеток, как мой несчастный брат? Почему я не спрыгнул с каньона? Почему я продолжил жить, хотя меня на этой земле почти ничего и не держит? Я с отличием окончил своё обучение, поступил в магистратуру, защитил диссертацию на тему "Внезапные психические расстройства и состояния аффекта", что мне ничуть не помогло приблизиться к разгадке тайны моей матери. Я понял, что в Институте только зря разбазарю то, чему я научился. Я мог с лёгкостью определить, лжёт человек или нет... я и вам это объяснял, помните? Глаза вверх и влево — обращение к своей визуально-конструктивной способности, создание мысленного образа, которого раньше не существовало. Это означает ложь. Глаза вверх и вправо — поиск визуальных образов в памяти, скорее всего, такой человек говорит правду. Это бессознательные движения, человек их почти не контролирует. А если контролирует, значит, снова лжёт и лжёт изворотливо. Я знал это и многое другое. Я мог бы монографию написать. Но я не хотел писать. Я хотел действовать. Двигаться. Не замирать на месте. И я подал заявление в особую бригаду специальной службы правительства по надзору за научными изысканиями. Заполнил анкету и отослал. Мне было двадцать два года.
— И вас... — Дор даже виски потёр от переизбытка впечатлений. — Вас приняли, несмотря на столь жуткий анамнез вашей семьи?
— О да, — невесело усмехнулся Альд Дир, — всё было очень непросто. Меня мурыжили и так и эдак. Всё не могли решить, куда склоняться: я был блестящим психологом, тогдашний начальник агентурного чуть ли не в конвульсиях бился, доказывая, что меня надо брать, пока сам не сбежал. Аттис Мельтс, тогдашний командир, наоборот, считал, что я бомба замедленного действия. Его можно понять. Но Тайт, из агентурного, в итоге сумел настоять на своём. Утащил меня в свой отдел под личную ответственность, до первого промаха. Их не было. — Альд повернулся и впервые за всю речь посмотрел на капитана в упор. — Ни единого. За пятнадцать лет я дослужился до должности руководителя отдела агентуры. А теперь вот и ваш заместитель. У меня не было промахов, господин капитан. Это в итоге признал и Мельтс, хотя всегда косился на меня с опаской. А потом пришёл Рон Гир, которому на всю психологию было положить, и больше меня не дёргали на всякие психологические проверки и тесты.
— И поэтому вы стали садистом? — тихо спросил Дор. — Мстили всем женщинам за мать, сломавшую вам жизнь?
— Я уже говорил, господин капитан, и повторю ещё раз. Я так и не понял двух людей: мать и себя. Кому мне мстить? За что? За погибшего отца и покончившего с собой брата? Их не вернёшь, как и Принца, собаку. Мстить матери? Месть тогда сладка и имеет смысл, когда объект знает, за что его карают. Моя мать сумасшедшая. Она не поймёт ничего. Я не навещал её последние двадцать лет. Мне нечего делать в тех стенах.
— Может, вы так успокаиваете себя? Получаете удовольствие...
— Получаю, господин капитан. Общественно порицаемым способом. Между прочим, количество садистов практически равно количеству мазохистов, природа всегда соблюдает баланс. Я мог бы найти женщину противоположных склонностей, и мы бы жили долго и счастливо. Но мне это не нужно. Я никогда не был женат. Я люблю разнообразие, и это разнообразие не должно быть старше тридцати лет. И я за это плачу, господин капитан. По тройному тарифу. Я не маньяк, выискивающий беззащитную жертву. Я точно знаю, чего хочу, и где мне это предоставят. Эпизод с тогда ещё вашей будущей женой — это, скорее, нарушение правил. Превышение полномочий, это был тот редкий случай, когда меня понесло. И я плачу за этот поступок до сих пор, хотя благодарен вам за то, что вы не довезли меня тогда до нейтралки. Не знаю, сумел ли помочь вам своим рассказом.
Дор молчал. Он даже подумать не мог, что таилось за холодной маской холёного, мраморно красивого лица с изящно выточенными чертами, какой глубинный, хтонический ужас плескался внутри этого человека, приведя того к единственно возможному выплеску чёрных волн — к регулярным мучениям несчастных проституток, даже по тарифу "А-ноль" не заслуживших кровавых следов на спине и ягодицах.   
— Но неужели вашей матери не проводили ментальный взлом?..
— Ментальный взлом бесполезен для душевнобольных, он действует только на психически здоровых людей. Даже алкоголику в делирии ментальный взлом не принесёт ничего, мы только увидим тех же синих ежей, что и он. Гипноз так же не принёс результатов, равно как и медикаментозная терапия, электромагнитное воздействие и применение этаминала. Моя мать закрылась в раковине навсегда. Мне оставалось только принять это.
Кабинет плавал в клубах сигаретного дыма. Дору безумно хотелось курить, да и Альд не отставал, бесконечно прикуривая новую сигарету от бычка. Сизые волны скрыли его профиль у окна, но Дору казалось, он видит Дира так же чётко, как в коридоре. "У нас всех скелеты в шкафу, но у этого просто братская могила. И он с этим живёт. Зная, что никогда не получит ответы. Не задаёт больше вопросов, и никому не стал бы рассказывать, если бы не приказ канцлера..."
— Но ведь что-то вас держит на этой земле, Дир? Что-то, что не даёт покончить с собой или подсесть на химию? — О "рубиновом рассвете" Дор решил не напоминать.
— Присяга, господин капитан. Меня здесь держит присяга. — Дир пошевелился в дымных клубах. — Верность не людям, но Отечеству. Это всё, что у меня осталось. Разрешите идти?
— Да, — прошептал Дор, — идите...
Металлическая дверь бесшумно захлопнулась, оставив капитана курить в одиночестве.




Продолжение: http://www.proza.ru/2017/05/13/1753