Бабушка

               
               
Одно из самых ярких воспоминаний моего детства: ночь, я просыпаюсь, бабушка куда-то собирается и уходит. Мне становится интересно, и я тайком пробираюсь за ней на другой конец деревни. Немного страшновато, но любопытство берет вверх. В низеньком ветхом домике служат ночной молебен. Набралось много старушек, бабушка поёт молитвы, остальные подпевают. Поёт она негромко на старославянском языке.
 
Родилась Лидия Константиновна 4 марта 1905 года в семье священника Белова Константина Львовича и матушки Юлии Александровны в селе Спасском Семеновского уезда Нижегородской губернии. Прадед служил там с 1900 по 1908гг. в Крестовоздвиженской церкви сначала дьяконом, затем священником. Из двенадцати детей бабушка была пятой, очень любила отца, бегала за ним хвостиком и пряталась ему под бороду. Однажды, когда батюшка ходил на спевку, а он был еще и регентом церковного хора, Лидочка прикорнула в уголке и уснула. Прадед спохватился ее только дома.

После Спасского семья переехала в село Стрелка Арзамасского уезда. С этим селом у бабушки Лиды связаны самые теплые воспоминания детства. Беззаботно, весело и дружно проводили они время с братьями и сестрами в детских забавах: лазили по деревьям и оврагам, бегали смотреть на строительство железнодорожного моста, который возводили недалеко от Стрелки пленные немцы через реку Ватьму. Большой дом, огромный сад, под горой речка. Правда, врезался в её память неприятный случай. Старший брат Сергей взял её кататься на санках с горы, посадил впереди себя. Санки неслись с большой скоростью и врезались в дерево. С тех пор на виске остался шрам, и эта травма давала о себе знать в пожилом возрасте: сильно беспокоил тройничный нерв. В селе Стрелка Лида окончила церковно-приходскую школу.

Из Стрелки семью Беловых вынудили уехать обстоятельства. Лида и сестра Катя учились в Нижнем в Епархиальном училище, а из города в Арзамасский уезд приезжать на выходные было слишком далеко. Кроме того, годы перед революцией 1917 года были неспокойные. Однажды, когда Константин Львович работал в своем кабинете, в него стреляли через окно. Слава Богу, все обошлось, но он очень испугался за детей. Все это заставило прадеда подать прошение на новое место, и семья переехала в Юрасово.

В селе Юрасово Беловым выделили большой дом для священников недалеко от кладбища, в котором было несколько комнат, две печки: русская и круглая голландская. С собой семья привезла няньку для младших детей, одинокую молодую женщину, которая плакала, умоляя не оставлять её в Стрелке.

К сожалению, учеба в НЕЖУ (Нижегородском женском епархиальном училище) закончилась в 1917 году. По бабушкиным воспоминаниям, в класс ворвались какие-то люди, сбросили со стен портреты царя и разогнали всех по домам. Годы учебы запомнились бабушке строгостью классных дам, которые следили за нравственностью и поведением учеников. Из предметов обучения обязательными в женских епархиальных училищах считались следующие: Закон Божий, Священная история, пространный катехизис, всеобщая и русская история Церкви, русский язык, русская словесность (литература), церковно-славянский язык, арифметика и общие основания геометрии, география всеобщая и русская, гражданская история, дидактика, начальные элементы физики, педагогика, чистописание, церковное пение, гимнастика, музыка, танцы.
Языки: русский, немецкий, французский. Кроме этого обязательными были предметы по рукоделию: кройки, шитью, вышиванию, шитье церковных облачений, домашнее хозяйство и гигиена.
Из НЕЖУ после 6 года обучения выпускали с аттестатом на звание домашней учительницы, поэтому были предметы: педагогика, детская психология, пение, рисование, чистописание, дидактика.
Поступали в возрасте 10-12 лет, а выпускались в 18-20.

С 1917 по 1925 годы бабушка жила в с. Юрасово со своей семьей. Иногда с сестрой Екатериной по очереди подменяли в школе деревни Круглово старшего брата Сергея, который работал там учителем.

В 1925 году двадцати лет от роду бабушка выходит замуж за сына священника с. Городищи Семеновского уезда Новосёлова Александра Николаевича,который родился 9 ноября 1903 года. Семейное предание говорит о том, что Александр нравился старшей сестре Екатерине, но он выбрал бабушку за нежность, миловидность и скромность. Все сестры Беловы отличались светлой кожей, серыми либо голубыми глазами и русыми волосами. По обычаю, того времени, старшая сестра должна была выйти замуж раньше младшей, обратное не приветствовалось и даже считалось постыдным, видимо, поэтому Екатерина поторопилась и выбрала себе в мужья нелюбимого, хромого мужчину, сына священника Ивана Яворского.

Жила молодая семья Новосёловых сначала в селе Воробьево в пяти километрах от Юрасова, в домике вместе со старенькой бабушкой мужа Евдокией Николиной. Дед служил в местной церкви дьяконом. Окончив Духовное училище, Александр работал учителем в школе, но по неизвестной причине, мать заставила его принять сан дьякона, а он не смел ослушаться.
 
В браке Лидии и Александра родилось пятеро детей: Софья 1926 года 10 октября, Владимир 1928 года 25 июля, Галина 1932 года, Галина 1935 года, Вера 1937 года 3 сентября. Софья получила начальное образование в Юрасовской школе. Для нескольких поколений детей она так и оставалась просто Соней. Нянчилась она в свое время и с моим братом, и со мной. Свою семью не создала, жила с матерью и умерла 26 июня 2013 года. Владимир выучился на тракториста, им и работал в родном селе до пенсии. Вырастил трех дочерей. Домик его стоит почти по соседству с домиком моей бабушки. Галина умерла в возрасте одного годика от дифтерии, рожденную вслед за ней девочку тоже решили назвать Галиной. В пятилетнем возрасте она скончалась от порока сердца. Вера -  моя мама, уехала в 14 лет в Нижний, поступила в пед. училище, жила на квартире у своей тети Беловой Веры Константиновны, вышла замуж и осталась в городе.  После рождения первого ребенка семья перебралась в Юрасово. Дед построил небольшой домик рядом с домом семьи Беловых и стал служить в Юрасовской церкви вместе со своим тестем.
 
Обладая спокойным и выдержанным характером, к своим детям бабушка относилась ровно, без излишней сентиментальности, но была добрым и заботливым человеком. Ни разу не помню, чтобы бабушка на кого-то закричала. Единственное ее ругательство, когда дети выводили из себя, было негодяйка или негодяй, брошенное в сердцах. Да и в селе она никогда не отказывала людям в просьбах. Ее очень уважали за порядочность и глубокую веру в Бога. У Александра Николаевича, по рассказам родных, был весёлый и добрый характер. Он любил и понимал шутки, всегда хорошо относился к жене и детям.   Бабушка неплохо шила для своей семьи и брала заказы, вязала.

1937 год принес семье страшные потери. Почти сразу после рождения Веры, 18 ноября 1937года, Александр Николаевич был арестован и сослан в Красноярский край. Моя мама никогда не видела своего отца. В один день с мужем арестовали отца и свекра. Всех их отправили в пересыльную тюрьму в Нижний Новгород. Всем троим бабушка носила передачки из Юрасова в Нижний через замерзшую Волгу (автобусы тогда еще не ходили). 3 января 1938 года отца и свекра расстреляли, мужа отправили по этапу. Маленький домик семьи Новосёловых мои родные продали и проели. Семья объединилась в доме Константина   Львовича.
               
Дед писал письма, которые вымарывала лагерная цензура. Если удавалось просунуть письмо в щель забора, сибиряки принимали его и отправляли по почте. Заключенные работали в тайге на лесоповале, голодали, мерзли. Бабушка посылала мужу посылки с сухарями, сушеной картошкой, козьим сыром, отрывая от детей, т.к. сами во время войны жили впроголодь. Вареная луковка или картошинка считались лакомством.
Дед писал, что сидел с политическими, духовно все они были близки и друг друга поддерживали. В пекарне лагеря оказался односельчанин, который звал деда работать с собой – так можно было выжить. Но он отказался -- не мог есть куски за спиной у голодающих товарищей. Заключенным предлагали идти на фронт в штрафбат, но дед знал, что это верная смерть. Он очень хотел вернуться домой, к семье, которую сильно любил. Так и не суждено было сбыться его мечте о возвращении.
Письма мужа бабушка, в конце концов, сожгла не в силах больше плакать, перечитывая их.

Моя мама уже в 1991 году посылала запрос в Красноярский край и получила такой ответ:
                Учреждение У-235
П.г.т. Нижняя Пойма, Нижнеингашского района Красноярского края
                15 января 1991 г.
                В.А. Шмыровой
На Ваше заявление о судьбе отца сообщаем:
Новосёлов Александр Николаевич, 1903 года рождения, прибыл в учреждение У-235 14 апреля 1938 года. Умер ваш отец в местах лишения свободы 20 апреля 1943 года от туберкулеза легких, захоронен на кладбище бывшего Ингашского отдельного лагерного пункта, могила № А-14. Данными о месте расположения кладбища в настоящее время не располагаем, так как со дня захоронения прошло почти 50 лет.
                Начальник учреждения Ю.В. Рублев

Где-то в 40-х годах к бабушке приехал некто Можарский, земляк, сказал, что сидел в лагере вместе с дедом. Просил прощения за то, что съедал отправленные бабушкой посылки, когда дед лежал при смерти. Якобы, они ему были уже не нужны.


От дедушки Саши остался огромный разросшийся куст сирени за забором нашего нового дома. Бабушка так и не вышла повторно замуж, хоть ей и предлагали, вырастила детей.

Так повелось, что после расстрела прадеда и ссылки моего деда в Красноярский край и его смерти там, бабушка осталась каким-то символом веры на селе, человеком, на которого можно равняться. Долгое время ей приносили погружать младенцев из Юрасова и ближайших деревень. Читая молитву, она окунала ребеночка в тазик с теплой водой, а я подглядывала за этим процессом. Действующей церкви поблизости не было, и полный ритуал крещения батюшка проводил уже позднее на Бору или в другом месте по выбору родителей.

Бабушка была по настоящему верующим человеком, но никогда никому не навязывала веру. Я часто видела ее молящейся на коленях в утренние рассветные часы перед лампадкой и иконами в переднем углу избы. Хорошо запомнился неповторимый запах лампадного масла и восковых свечей. Молилась она наверняка за нас, за самых близких людей, за ушедших родных. После ее смерти мы нашли маленькую записную книжечку, где были перечислены имена всех родственников: за здравие и за упокой. Она долго лежала невостребованная, пока мне не пришла мысль изучать по этой книжечке свою родословную. Сначала я гадала над некоторыми именами, потом все встало на свои места.
Слева имена родных, справа моя расшифровка.

За здравие:
Дьякона Александра – муж.
Младенца Софьи – дочь.
мл. Владимира – сын.
иерея Николая – свекор.
Фелицаты – свекровь.
Протоиерея Константин – отец.
Юлии – мать.
мл. Галины – дочь.
мл. Веры -- дочь.
Это, видимо, было написано в конце 30-х годов, судя по тому, что муж и отец еще живы, а Вера, моя мама, младенец.
На другом листе.
За здравие:
Дев. Софьи – дочь.
Владимира – сын.
Зои – сноха.
Веры – дочь.
Георгия – зять.
Отрока Павла – внук.
Мл. Лидии – внучка.
Дев. Нины—внучка.
Дев. Галины – внучка.
Отр. Татианы – внучка.
Веры – сестра.
Нины – сестра.
Ольги – сестра.
Татьяны – племянница.
Дев. Юлии – племянница.
Дев. Валентины – племянница.
Отр. Александра – племянни.
Александра -- муж сестры.
Елизаветы – племянниц.
Сергия – брат.
Ирины – племянница.
Галина – племянница.
Это, судя по всему, написано в 70-е годы.
О упокоении:
Протоиерея Льва -- дед (Белов).
Протоиерея Константина – отец.
Иерея Александр – брат.
Иерея Александра – дядя.
Иерея Евгения – брат.
Иерея Евгения – дядя.
Иерея Николая -- свекор (Новосёлов).
Иерея Николая – дядя.
Диакона Александра -- дед (Архангельский).
Диакона Александра – муж.
Сергия – брат.
Сергия – дядя.
Серафима -- двоюродный брат (Востоков).
Аркадия -- муж сестры (Пичугин).
Раису –тетя (Востокова)
Таисию -- тетя (Раева).
Дев. Анну -- тетя (Архангельская).
Дев. Евстолию – сестра.
Отр. Алексея – брат.
Мл. Александра – брат.
Мл. Таисию – сестра.
Мл. Галины – дочь.
Мл. Галины – дочь.
Мл. Маргариты -- племянница (Лосева).
Мл. Маргариты -- плем. (Пичугина).
Екатерины -- бабушка (Белова.)
Марии -- бабушка (Архангельская.
Юлии – мать.
Фелицаты -- свекровь (Новосёлова.)
Веры – сестра.
Феоктисты -- тетя (Архангельская).
Антонины -- тетя (Архангельская).
Чтеца Геннадия -- отец свекрови (Николин).
Евдокии -- мать свекрови (Николина).
Анны -- тети (Архангельская).
Марии -- тетя (Архангельская).
Дев. Параскевы -- ?
Александры -- жена дяди.
Павла -- деда мужа (Новосёлова).
Раисы -- бабушка мужа (Новосёлова-Аратская).
Мл. Василия -- брат свекра.
Веры – сестра.
Надежды -- тетя (Покровская).
Новопреставл. Вячеслава -- племянник (Яворский).
Марфы -- жена брата.
Владимира -- двоюр. брат (Раев).
Нины -- сестра (Пичугина).
Веры -- двоюр. сестра (Яранцева-Раева).
Это запись 80-х годов.

После ареста мужа бабушка осталась единственной кормилицей в семье, в которой на тот момент было четверо детей и пожилая мать. В колхоз бабушку принимать сначала не хотели, как жену дьякона и дочь священника. Она работала на поле, затем, как единственному грамотному человеку на селе, дали должность заведующей складом. В обязанности входило принимать мешки с кормом для скота, выдавать зерно, продукты и т.д. Из своего военного детства мама помнит, как бабушка строго по норме взвешивала и делила хлеб между работниками сенокоса, а она смотрела на это голодными глазами. Женщины жалели ее и просили бабушку отрезать ребенку кусочек, на что получали ответ: «Нельзя!» Работала допоздна, на хозяйстве оставалась бабушка Юля, которой в начале войны было шестьдесят три года. Дети, огород и все обязанности по дому были на ней. Маленькая, сухонькая, суетливая, очень добрая, всегда в хлопотах, последнее отдавала детям. За работой бабушка Юля напевала негромким нежным голоском, чаще всего почему-то «Сулико».

В колхозе на каждого человека заводилась книжка. В эту книжку за каждый отработанный день ставилась палочка, и в конце месяца за эти палочки платили зерном и овощами. Позже, в 60 годы, уже в совхозе, стали платить деньгами. Во время войны от колхоза выделяли людей и посылали копать противотанковые рвы, чтобы фашисты не прорвались дальше за Волгу. Копали женщины, и подростки -- все мужчины были на фронте. Оттуда бабушка приносила паёк. Это был праздник! Очень пригодилось во время войны умение шить и перелицовывать одежду, буквально переделывать изнанкой вверх, приобретенное в большой трудовой семье Беловых и в Епархиальном училище. Старым вещам давалась новая жизнь.

Из животных в доме держали коз, кур и некоторое время барашка. По маминым воспоминаниям, зимой в избе сидели в большущей корзине козлята, чтобы не замерзнуть в неотапливаемом хлеву. Еду готовили в большой русской печке, около неё стояли приступки -- лесенка, по которой наверх, на лежанку лазили все дети. Приступки были не закреплены и дети падали с них, набивая шишки. Около печки под потолком были деревянные полати – спальное место. Справа от входа -- высокая железная кровать с никелированными шариками на спинках и панцирной сеткой, рядом -- деревянный комод с тяжелыми выдвижными ящиками для белья, большой обеденный стол посередине. Вдоль печки -- длинная скамья. Кухня за печкой. Она отгорожена цветной занавесочкой и буфетом. На кухне в бачке -- колодезная вода и столик с табуреткой. В избе всегда чисто прибрано, аккуратно. На полу--неизменные половички. Хорошо помню, как бабушка, чтобы затопить печку зажигала сосновую лучину. Лучина трещала, и запах от нее разносился по всему дому. До сих пор этот запах ассоциируется у меня с детством и ранним морозным утром.

Изба состояла из трех комнат, длинных сеней и двора. Две комнаты находились в старом доме, который стал строить Константин Львович после того, как на священнослужителей начались гонения, и семье Беловых велели освободить дом, где они жили, чтобы переоборудовать его под клуб. В какие годы это было, точно установить не удалось. Новый пристрой, сделал Александр Степанович Терёхин, когда женился на Ольге Константиновне. Какое-то время они жили в Юрасове и работали учителями в местной школе, затем переехали в Ильинское. Около домика во времена моего детства и гораздо раньше рос огромный тополь, посаженный бабушкиными братьями Сергеем и Евгением. К нему и к столбу с перекладиной рядом привязывали деревянные качели для меня и моего брата. Колодца возле дома не было, и члены семьи ходили за питьевой водой в деревню, неся ведра на коромыслах. Вода же для полива огорода бралась из болотца рядом. Баня, стоявшая внизу огорода, со временем обветшала и разрушилась, и мы с бабушкой ходили мыться в баню к дяде Володе. «С гуся вода, с Лиды вся худоба» -- приговаривала бабушка, обливая меня из ковша. В пруду на краю огорода всегда водились караси и пескари, из которых мы варили уху и ели ее в огороде на свежем воздухе, вприкуску с зеленым луком с грядки. За огородом -- заросли дикой ежевики и малины, в грибные годы -- белые грибы. В деревне существовал порядок ночных дежурств на случай пожара. Я еще застала то время, когда бабушка ходила из одного конца деревни в другой, стуча колотушкой. На центральной улице висел колокол и стоял большущий бак с водой. Ещё врезалось в память, как я, совсем маленькая, лет пяти или шести, помогала на поле за деревней сажать картошку «под лошадь». Цыган вёл лошадь под уздцы, она делала плугом борозду, и мы бросали туда картошку. Лошадь шла обратно, делая новую борозду, а старую с картошкой закапывала. Осенью выросшую и вырытую картошку привозили на телеге в мешках к дому, затем вытряхивали её и ссыпали по желобу в подпол, поднимая столбы пыли.

 В детстве меня привлекал огромный чердак, на котором валялись старые вещи. Там можно было найти сломанную дореволюционную музыкальную шкатулку, маленький детский башмачок, потрепанную куклу. Сейчас под слоем земли на чердаке я нахожу газеты за разные периоды, обрывки церковных книг, ноты, учебники 20-х, 30-х годов. Самая ценная моя находка -- это практически целая церковная книга «Катехизис» 1781 года, где на внутренней стороне обложки написано от руки: «Сия книга церкви Тихона Святителя, сию книгу читал Симеон Филиппов». Кто этот Симеон Филиппов узнать так и не удалось. Помню, как мне рассказывала мама, что в детстве нашла на чердаке вставную челюсть прадедушки Льва и очень сильно испугалась. В сенях стоял огромный деревянный сундук, окованный железом. В этом сундуке Лев Константинович и Екатерина Гавриловна привезли свои вещи из Вдовьего дома, когда переехали жить к сыну в Юрасово. Как они оказались во Вдовьем доме, который был в те времена приютом для стариков и детей, история умалчивает. Константин Львович, узнав об этом, сразу забрал старичков к себе.

Не припомню, чтобы у бабушки Лиды были подруги, кроме бабы Нюры Фоминой, которая еще в подростковом возрасте выбрала ее в наставницы и приходила нянчиться с бабушкиными детьми. Каждый раз подходя к дому, она кричала, вызывая бабушку громким звонким голосом: «Лидя!» Как правило, они ходили вместе на молебны.

Не приученная сидеть без дела, и в более спокойные послевоенные времена, бабушка постоянно что-то шила, вышивала, латала, вязала и, конечно, работала на огороде. Бесконечная прополка, полив, выращивание овощей, уход за скотиной -- вот была её основная забота. «Глаза страшатся, а руки делают» -- одна из любимых бабушкиных поговорок. Помню её огромные вкусные и мясистые помидоры «Бычье сердце», которые дозревали уже дома в ящиках, потому что кусты ломались под их тяжестью; красивые лоскутные одеяла, вышивки, висящие на стене, ажурные кружевные салфетки на подушках. Что-то из этого сохранилось, что-то -- нет. Готовила бабушка пшенную кашу с тыквой, картофельник, овсяный кисель, к которому я так и не смогла привыкнуть и многое другое. Запомнилась мне мелкая молодая вареная картошечка, поджаренная целиком до хрустящей золотистой корочки на сковородке, варенье, которое бабушка варила в огромном медном тазу с длинной ручкой, а я выпрашивала пенки. В редкие часы отдыха баба Лида рассказывала своим детям и внукам стихи Тютчева, Пушкина, Сурикова, Фета. Вот отрывок из одного стихотворения Ивана Сурикова, который мне запомнился:

Детство

Вот моя деревня:
Вот мой дом родной;
Вот качусь я в санках
По горе крутой;

Вот свернулись санки,
И я на бок - хлоп!
Кубарем качуся
Под гору, в сугроб.

И друзья-мальчишки,
Стоя надо мной,
Весело хохочут
Над моей бедой.

Всё лицо и руки
Залепил мне снег.. .
Мне в сугробе горе,
А ребятам смех!

Весь ты перезябнешь, -
Руки не согнёшь, -
И домой тихонько,
Нехотя бредёшь.

Ветхую шубёнку
Скинешь с плеч долой;
Заберёшься на печь
К бабушке седой.

И сидишь, ни слова...
Тихо всё кругом;
Только слышишь: воет
Вьюга за окном.

В уголке, согнувшись,
Лапти дед плетёт;
Матушка за прялкой
Молча лён прядёт.

Избу освещает
Огонёк светца;
Зимний вечер длится,
Длится без конца.. .

И начну у бабки
Сказки я просить;
И начнёт мне бабка
Сказку говорить.

Слушаю я сказку -
Сердце так и мрёт;
А в трубе сердито
Ветер злой поёт.

Я прижмусь к старушке.. .
Тихо речь журчит,
И глаза мне крепко
Сладкий сон смежит…

Весело текли вы,
Детские года!
Вас не омрачали
Горе и беда.

Перед моими глазами стоит бабушкин образ, таким, каким я запомнила его в детстве: небольшого росточка, средней, пожалуй, больше худощавой комплекции, немногословная, степенная в движениях, с обязательно покрытой головой. И ещё, неизменная черная плюшевая жакетка…

Ушла Лидия Константиновна в возрасте девяноста пяти лет, будучи в здравом рассудке, и, если бы не сломанная шейка бедра, из-за которой она лежала последние три года, прожила бы дольше. Лежа на кровати, она подзывала к себе мою трехлетнюю старшую дочь, брала ее за ручку, любовалась ей и говорила: «Никогда еще не видела такой чудной девочки!»

Могилка бабушки находится в Юрасово, рядом с могилой её матери, деда с бабушкой, сестер, братьев и дочек. В памяти нашей она осталась добрым, скромным, терпеливым, очень светлым человеком, никогда не жаловалась на судьбу, всегда мужественно принимала ее удары, несмотря на тяжёлые испытания.