Песня для солдата

Песня для солдата

Зина Серова  с мамой  и бабушкой жила на берегу теплого моря. Как только троллейбус поворачивал от Приморского бульвара и проезжал рынок, открывалась красивая с круглыми двойными фонарями набережная. Дальше, сколько хватало глаз, сливочными барашками кудрявилось море! С набережной была хорошо видна вырастающая из пышного кипариса белая девятиэтажка. Вон – их в пятом этаже кухня и рядом остекленная лоджия! Каждый раз, когда девочка смотрела на дом, ей казалось, что за ней следят в железной оправе бабушкины очки. Бабушка жила на лоджии. Узкая кровать, стул, журнальный столик, на котором всегда лежала пачка газет и располагались – чашка, пузатый чайник и полная окурков пепельница. Тут бабушка Шура с утра до ночи листала газеты, пила чай и как паровоз дымила в открытое окошко.
– Это моя могила! – со сдвинутыми  очками на некрасивый торчащий белым хрящом нос, кричала она в комнату и  запирала на крючок дверь.
– Мама Зиночки уже много лет работала продавцом в рыбном магазине.
– Тухлая селедка! – ругалась с балкона  бабушка, – вонь на километр! Поэтому и Сенька от тебя сбежал! ты не нужна даже самому последнему биндюжнику!
– Бабушка имела способность ругаться даже на голые стены. В такие минуты девочка старалась убежать на набережную или, забравшись с ногами на тахту, обеими ладошками плотно закрывала уши. Ей было больно слышать, что маму вдруг может забрать какой-то портовый биндюжник.
– А мама, каждый раз возвращаясь с работы, варила макароны, строгала в них сыр и, открыв бутылку пива, молча курила и смотрела сквозь колючий кактус на море.
– Я, доченька, не вонючая селедка, – говорила сидящей за столом Зиночке она, – я маленькая и немножко уставшая Золотая Рыбка! Когда-нибудь взмахну хвостиком и уплыву навсегда в море!
– А я?  Как же я? – откладывала вилку и полными слез глазами смотрела на маму девочка.
– А ты останешься тут!
Папу девочка помнила плохо. Бабушка говорила, что ее папа Сеня козел!
– Просто он перестал нас любить и нашел другую женщину, – вздыхала на кухне мама, – а наша бабушка – старая деревянная вобла, которая  успешно грызет мою жизнь! От всего этого у девочки в голове булькал мутный аквариум, где плавали вонючие селедки, барахтались засушенные воблы и биндюжник по имени Козел грязными ручищами пытался поймать бедную Золотую Рыбку! А еще у Зины был дед Паша, который  жил где-то за много-много километров на Севере.
– Наш дедушка болеет и поэтому уже много лет лежит в больнице, – рассказывала мама.
– Давай его заберем к нам?
– Куда к нам? – разводила руками и вздыхала мама, – чтобы вобла сожрала и его?
– Жалко дедушку! – отворачиваясь и, часто начиная моргать, гладила длинные колючки кактуса Зиночка.
– Мне тоже жалко! Знаешь, как жалко! Ведь он на войне был, Родину защищал. Перед самой Победой его тяжело ранило. В госпитале врачам пришлось ногу отрезать. А знаешь, сколько у дедушки орденов и медалей! Бывало, как китель оденет..! – будто от блеска, рассказывая, жмурилась мама, –  весь сверху донизу сияет! А раз я с папой даже в Москву ездила. Он на протезе шагает, а я маленькая рядом иду. В Москву солдаты каждый год съезжаются. Вот и мы тогда поехали. Идем по широким улицам, вокруг нарядные люди, много с медальками таких же, как папа солдат…, а  я держусь за руку и знаю – он у меня самый лучший и самый красивый!  А потом дедушка стал много болеть. Бабушка  сдала его в ветеранский госпиталь и обменяла квартиру на этот скворечник у моря.
– Давай съездим к дедушке, – с мольбой взглянула Зиночка.
– Я и сама давно хочу…, - отвернувшись, стала искать свои сигареты мама. – Знаешь что! Через три месяца осенью у меня отпуск. Обязательно съездим!

До города Кирова они добирались двое суток. В Москве, где была пересадка, Зиночка впервые прокатилась в Метро. Очень красиво! Только вначале немного было страшно, когда вступала на убегавший вниз эскалатор и еще, когда поезд скрывался в черной дыре туннеля. В городе Кирове утром было холодно и шел дождь. В вокзальном буфете мама купила им по чашке чая и два беляша. Они позавтракали и поехали отыскивать госпиталь. Еще летом мама написала в Киров письмо и получила ответ. Присматривающая за дедушкой патронажная сестра Екатерина Степановна сообщала, что сам Павел  Андреевич писать не может. А приехать им, конечно, обязательно нужно. В конце был указан адрес и как лучше отыскать госпиталь. У вокзала на рынке они купили разные фрукты, томатный сок, «Краковскую» колбасу, папиросы «Беломор» и в фольге копченую курицу. Зиночка несла красиво перевязанный розовой ленточкой торт «Снежинка» и букет красных гвоздик. Но главным подарком была вышитая салфетка. Льняной, голубого цвета, прямоугольник. В зеленой с красной звездой каске серьезный солдат. У солдата за правым плечом штык, а на руках улыбающаяся девочка. Картинку Зиночка срисовала с открытки. Когда вышивала, представляла, что солдат – дедушка Павел, а на руках сидит сама Зиночка.
В приемном отделении толстая тетя, тяжело дыша,  мыла пол.  Сильно пахло хлоркой. Они сначала долго ждали. Мама волновалась и несколько раз выходила курить. Потом открылась высокая, почти до потолка, дверь и к ним по лестнице спустился врач. Врача звали Сергей Васильевич. Пока доктор с мамой о чем-то говорил, Зиночка рассматривала его белоснежный халат. Из нагрудного кармана врача высовывались наблюдающие за Зиной очки и торчала голубая ручка.  На руке Сергея Васильевича сияли красивые часы. Потом они поднялись по лестнице, отворили белую дверь и долго шли по пустому коридору.
– Присядьте тут, – у стеклянной двери остановился врач. - Я сейчас приглашу Екатерину Степановну.
– Они присели на банкетку. Минут через пять подошла невысокая седая женщина. У Екатерины Степановны оказался такой же белоснежный халат. Зиночке на минутку показалось, что доктор Сергей Васильевич где-то там, сняв свой халат, передал его этой тете.
– Пойдемте, – поздоровалась, улыбнувшись усталым лицом, женщина. – Завтрак, наверное, уже закончился, - глянула на часики она.
Скрипел лифт, и снова они шли по длинному коридору.
– Павел Андреевич вас очень ждал… – Екатерина Степановна  приостановилась перед дверью и осторожно нажала ручку. Они вошли  в полутемную от сдвинутых штор, комнату. На противоположной от дверей стене – коврик.  Под  ковриком длинная кровать.
– Павел Андреевич, к вам  гости… –  подошла и поправила подушку Екатерина Степановна. Едва обозначенный под одеялом холмик дернулся и девочка разглядела провалившуюся в подушку желтую без единого волоска голову.
– Вот стул, столик…, – обернулась Екатерина Степановна, – второй стул я сейчас принесу. Располагайтесь.

 Зиночка огляделась и села на край стула. Мама, опустив на пол пакет,  будто зверек в клетке стала озираться.
– Как тут душно! – взглянула она на дочь, – сними же шапку! Метающийся ее взгляд, зацепившись за кровать, встретился с молчаливыми глазами Павла Андреевича.
– Папа… здравствуй, папочка! – услышала Зина мамин писк, – вот я и приехала. Холмик дернулся и в глубине кровати что-то булькнуло. Мама вытащила из сумочки носовой платок и, подойдя к крану, намочила его.
 – Давай, папа,  я тебя умою.,.  Зина почувствовала, как невыносимо тяжело в этой мрачной комнате пахнет лекарствами. Мама подошла к окну и раздвинула шторы. В комнату заглянуло серое небо. Девочке вдруг захотелось распахнуть дверь, незаметно выскользнуть, и, не оглядываясь, броситься куда угодно бежать!
– А сейчас давай, папочка, немножко поднимемся! – сбросила одеяло и пыталась вырвать из подушек желтую голову мама.
Мелькнула белая сморщенная пятка, плетью повисла худая рука. Поднимающийся из постели дедушка хрипел и тихонько постанывал. Мама продолжала тянуть и молиться:
– Господи, господи…, ну что же ты…, еще немножко, Папа, дорогой папочка, давай… давай… еще чуть-чуть… вот хорошо! Сиди так, а я постель и белье поменяю! Все будет хорошо! Смотри, какую внучку красавицу я тебе привезла!
Мама нагнулась за упавшим одеялом, и тут Зина увидела дедушку Пашу. Почти игрушечный старичок, прислонившись к коврику, чуть перекошено сидел на кровати.
Мама встряхнула одеяло и прикрыла одинокую ногу.
– Дочка, ну, что же ты..? Подойди к дедушке, – обернулась она к Зине. Девочка сползла со стула и на деревянных ногах  приблизилась. Только у кровати она обнаружила в своей руке букет гвоздик. Другая рука держала торт Снежинку.
– Это вам. Возьмите пожалуйста! –шлепнулись друг о дружку пересохшие губы и девочка протянула цветы. Дедушка в ответ лишь моргнул. Не зная, что дальше делать, Зиночка положила на одеяло гвоздики и рядом поставила торт. И, вдруг, вся это нелепая декорация показалось ей уморительно смешной! Неподвижный, как маленький, торчащий из сугроба смятого одеяла, памятник самому себе, моргающий дедушка и под ним цветы да еще эта дурацкая коробка с тортом! Зиночка зажмурилась и, не удержав двинувшееся лицо, улыбнулась. Глаза деда вспыхнули и Белые губы растянулись в улыбку.
– Вот и хорошо! Дедушка улыбается! Давайте цветочки мы поставим в банку…, – снова засуетилась мама, – а тортик будет у нас к чаю! Дочка, покажи, какой ты приготовила дедушке подарок. Она, папа, у нас рукодельница и мастерица! Возьми, – сунула Зиночке в руку она целлофановый пакетик.
Девочка развернула подарок.
– Солдат! – выпростал из-под одеяла руку и указал пальцем дедушка. Старик несколько минут молча рассматривал салфетку.
– Дай ему в руку …, – шепнула мама.
– Зиночка положила на костистую, как клешня краба, дедову ладонь вышивку.
– Сама делала? – вдруг четко и ясно спросил он. От неожиданности  Зина вздрогнула и беспомощно посмотрела на маму.
– Сама, сама! – закивала та.
Павел Андреевич пожевал губами.
– Не надоело иголкой тыкать? – взглянул на Зину он.
– Что ты, папочка! – всплеснула руками мама, – знаешь, как она старалась! Все лето вышивала и спрашивала, когда к дедушке поедем?
– Ну ладно…– отложил салфетку тот, - а петь умеешь?
– Петь? Что петь? – переспросила Зина.
– Что хочешь. Песни знаешь?
– Песни? – снова поглядела на маму девочка.
– На уроках они пели про Чибиса, – ответила мама.
– Про чибиса не надо, – качнул головой дедушка, - про Катюшу знаешь?
– Про Катюшу знаю! – вспыхнула лицом Зина.
– Давай «Катюшу»! но только громко и с выражением!
Зиночка от накатившего страха зажмурилась, открыла рот и тихо запела:
– Расцветали яблони и груши,
Поплыли туманы над рекой.
Выходила на берег Катюша
На высокий берег на крутой!
Девочка пела и чувствовала, как с каждым словом песня становится сильной и могучей!
Ой, ты, песня-песенка девичья,
Ты лети за дальний солнца свет…
И бойцу на дальнем пограничье
От Катюши передай привет!
Уже полным голосом пела она:
Пусть он помнит девушку простую
Пусть он знает, как она поет!
Пусть он землю бережет родную,
А любовь Катюша сбережет!
Закончила и только потом смогла открыть глаза девочка.
– Катя…, Катюша! – после некоторой паузы повторил выпрямившийся и оттого будто подросший Павел Андреевич. Глаза деда  смотрели уже весело и задорно!
– Папочка! Я не Катя! Я Маша! Твоя дочь Мария! – в недоумении огляделась мама.
– Это она…! –смотрел за спину мамы Павел Андреевич.
В комнату с принесенным стулом неслышно вошла и теперь стояла у дверей патронажная сестра Екатерина Степановна. По лицу маленькой женщины текли слезы

10 мая 2013 Близница(ред. 26.09.2013 Москва(