Черёмуховая падь

ВИКТОРИЯ БЕЛЬКОВА - http://www.proza.ru/avtor/viktoriyabelkov - ЧЕТВЁРТОЕ МЕСТО В ТЕМАТИЧЕСКОМ КОНКУРСЕ "РОДИТЕЛИ И ДЕТИ" МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ

(Из цикла «Уроки детства»)


(Фото из интернета)



Мы с сестрой ликовали:

– Ура! Наконец-то мы поедем за черемухой!

        В ту пору мне было лет шесть, сестра – на два года младше.  Давно уже папа обещал свозить нас за черемухой.  И вот, уходя на работу, он сказал:

– Сегодня вернусь пораньше, собирайтесь за ягодой.

        Весь день мы провели в ожидании вечера.  Представляли, как будет весело ехать на мотоцикле, как будем есть и собирать сладкие с горчинкой ягоды, от которых во рту остается вяжущее послевкусие. Как будем смеяться, показывая друг другу перепачканные руки и фиолетово-коричневые языки.

С утра старались с сестрой быть послушными девочками, чтобы, вдруг, нас не наказали и не отменили долгожданную поездку. Мы убрали свои игрушки, подмели полы до самого крылечка, накормили дворнягу Барсика и принялись приставать с вопросами к маме:

– Ну, когда уже будет вечер?

Мама отмахивалась от нас до тех пор, пока не истратила свое родительское терпение и не прикрикнула, чтобы мы ей не мешали. Мы сели на лавочку возле дома, по очереди выбегали на дорогу и высматривали папу.
Но папа все-равно появился неожиданно, когда мы, устав его ждать, расслабились и начали играть с кошкой, вышедшей погреться на лавочку в лучах вечернего солнца.


         И вот, наконец, мы в пути! Ветерок теплый и ласковый трепал наши вихры. Августовское солнце клонилось к закату, золотя землю длинными скользящими лучами.  Родители улыбались, видя нашу с сестрой радость.  Как здорово ехать куда-то всей семьей!  Место позади папы я, конечно, сестре не уступила. Да и мала она еще, пусть с мамой в люльке сидит.  В глубине люльки позвякивало ведро, в которое были положены кружки для сбора черемухи.

         Земляная дорога от села к черемуховой пади была мягкой и хорошо накатанной. Справа и слева поднялись холмы, местами покрытые березняком, куда мы летом ездили за подберезовиками и груздями.  Где-то там, в лесу, бил маленький родничок. Какая вкусная и студеная в нем вода!
Сквозь шум двигателя мы кричали:

– Папа! Горка, горка!

Дорогу по ходу движения, будто кто-то сморщил.  Мотоцикл то взлетал на пригорке, то планировал в углубление.  И папа специально разгонялся на подъеме и отпускал ручку газа, позволяя мотоциклу на долю секунды зависнуть в невесомости, отчего захватывало дух.  Мы с сестрой ждали этих моментов, особенно громко кричали и смеялись.

          Началась череда черемуховых кустов.  Сколько же их тут! И все осыпаны черной ягодой.  Но папа знал куда едет – только в одном месте плоды были необыкновенно крупными и сладкими.  Мы собирали ягоды и мечтали, как увезем ягоду бабушке, как она удивиться, а потом насушит черемуху, намелет ее в мясорубке и напечет самые вкусные в мире булочки – шаньги, или шанежки с черемухой!


           Меж тем день уже давно закончился и солнце закатилось за горизонт.  Охваченные азартом, мы не обращали на это внимание.  И только когда видимость стала совсем плохой, засобирались домой.  В лощине света было еще меньше, от Федяевского залива Ангары потянуло холодом, отчего стало неуютно.
Когда все расселись по своим местам, и папа уже завел мотоцикл, мне вдруг очень захотелось к маме, туда, где под брезентовым пологом на коленях у мамы сидела сестра.  Родителям некогда было меня уговаривать, наступала уже настоящая ночь.  Мама повысила голос до строгости:

– Садись быстро на свое место!  Видишь, уже стемнело.
 
А папа, как всегда, говорил мягко и деликатно:

– Доча, садись, домой ехать надо.

Мама готова была поменяться со мной местами, но нужно было кому-то держать ведро с ягодой.  Ни уговоры, ни угрозы на меня не действовали, я канючила свое:

– Я хочу к маме, в люльку.

Родители исчерпали все воспитательные приемы:

– Садись! Одна останешься! Пешком пойдешь?

– Ну и пойду!

         В глубине души я понимала, что нет возможности поменяться с сестрой местами, но упрямство настолько овладело мной, что мне было уже стыдно вот так просто смириться и подчиниться родителям.  Из глубины души всплыла мучившая меня ревность: «Ну почему сестра всегда с мамой, а я только рядом? Я тоже хочу сейчас прижаться к теплому маминому плечу.  Разве я много хочу?»  Конечно, я помнила, что у сестры после перенесенной в младенчестве пневмонии было слабенькое здоровье, что родители оберегали свою младшую дочь еще и по ее малолетству.  Но и себя мне было тоже жалко.  Я начала хлюпать носом поначалу тихо, а потом все громче и громче.  Все устали, и мой каприз вывел родителей из себя:

– Садись, а то без тебя уедем!  Поедешь?

– Нет!

            Папа включил скорость и мотоцикл потихоньку затарахтел, набирая обороты.  Родители оглядывались и кивком головы приглашали поехать с ними.  Я стояла, насупив брови, потихоньку осматриваясь по сторонам и не веря, что меня вот так здесь бросят на «произвол судьбы и на съедение волкам».

           Ночь уже почти совсем опустилась на землю.  Силуэты деревьев и кустов потемнели и обрели резкие очертания.  Куст черемухи, казавшийся таким веселым при дневном свете, теперь почернел, нахмурился и таил кучу опасностей.  Холмы окружавшие падь, придвинулись вплотную.  И даже небо, на котором едва начали проступать первые звезды, как будто нависло надо мной и давило своей тяжестью.  Все вокруг казалось враждебным и страшным.
 
            Папа оглянулся последний раз, все еще надеясь, что я передумаю, а потом включил повышенную скорость, и силуэт мотоцикла с маячащим впереди него лучом фары, стал стремительно удаляться в сторону села.

            Мне показалось, что какая-то невидимая пуповина, соединяющая меня с этим мотоциклом, натянулась до предела и вот-вот лопнет. И в момент, когда она лопнет, я умру.  Так страшно мне не было никогда за всю мою шестилетнюю жизнь.
Не крик, а какой-то страшный в своей обреченности вопль вылетел из моей груди, и я бросилась вслед за удаляющимся мотоциклом.  Я бежала по дороге, ничего не видя перед собой и ничего не слыша.  Папа только ждал, этого момента, – когда смирится во мне уже совсем недетская гордость, и я поведу себя, как обычный маленький ребенок.  Мотоцикл потихоньку пятился назад, навстречу мне.
 
            Я залезла на сиденье под одобрительные шутки и всю дорогу оглядывалась назад, все еще шмыгая носом и прижимаясь к папиной спине.  Над холмами еще светилось не совсем погасшее небо, и от этого черемуховая падь казалась всепоглощающей черной дырой.

            В то время я была слишком мала, чтобы осознать, какой урок преподнес мне Господь.  Чувство, которое мне пришлось испытать тогда, я переживала в своей жизни еще не раз. Называется оно состоянием Богооставленности.  Богооставленность не в смысле, что Бог нас оставляет, а в том смысле, что мы оставляем Господа своим непослушанием, получая заслуженные жизненные оплеухи. Это непередаваемое словами ощущение вселенского сиротства.  Ведь для маленького ребенка его родители являются всем сразу: семьей, защитой, источником любви, целым миром!  Но в тот день мне было указано и средство, с помощью которого можно избежать таких крайних ситуаций.  Для ребенка это смирение, послушание родителям.  А позже – еще и послушание Богу.
 
            Остаток вечера я провела тише обычного.  Мне кажется, что в тот день закончилось мое беззаботное детство, и началась пора отрочества.  Сестра жалела меня и старалась как-то развеселить.  Но мне в этот вечер было точно уже не до веселья.  Когда мама подошла к моей кроватке пожелать спокойной ночи, я, как обычно, обхватила ее шею руками:

– Мамочка, вы что, правда бы меня там оставили?

Мама осыпала меня поцелуями:

– Ну, что ты!  Конечно, нет!  Помнишь, у тебя нарывал палец?  И пришлось делать надрез?  Понимаешь, иногда приходится делать надрез, чтобы человек не умер от заражения крови.  Вот вырастешь, будут у тебя свои дети, тогда ты поймешь меня.
 
Мама ушла, а я глядела на звезды, которые заглядывали в мое окно, и мне казалось, что сегодня был длинный-длинный день, в конце которого я стала уже совсем взрослой.