Зачем корова

Сумасшедший в рассказе Фазиля Искандера "Животные в городе" кричит: "Зачем корова?" Вопрос приобретает особую, дополнительную силу и выразительность: в руке у парня - топор... Начав с коровы, он уже гонится за людьми: "Зачем корова?" Рассудок ему не хозяин. Он думает одно, а выражает совсем другое. Однако, крик сумасшедшего понятен: зачем? Лишнее убрать - и перед нами уже не вопрос, а скорее ответ, и ответ отрицательный.
В самом деле, зачем? Вот - идёт навстречу, усы, тросточка, жилет по моде и остроносые туфли, как у Маленького Мука: носы загнуты. Это - человек? Да, человек. Поставим вопрос иначе: только "это" человек? Или есть что-то ещё? Что-то, отличающее его от коровы. Что-то, убеждающее и сумасшедшего, и убегающих от него. Тогда что это?
Может, то самое, что в руку суёт топор?
Пьём, кушаем, ходим на работу, спим, покупаем зелёнку, читаем и смотрим бог весть что, говорим обо всём, едем в лес на пикник, ищем себе пару - "зачем?" Чтобы последующие продолжали удивляться тому же самому? Начала не видели, о конце догадываемся, но всё бежим от сумасшедшего, как и до нас бежали - а он догоняет, да не догонит никак... "Зачем корова?"
А может - и нет никакой?
План содержания, план выражения... чистая умозрительность. Попытка разъять музЫку на трупы. "Зачем корова?" - где здесь вышевыдуманные планы, как они связаны один с другим? Нерасчленённая на "логосы", живая действительность сама всё содержит и всё выражает, не нуждаясь для этого в специальных средствах. Мимо везут в колясочке крепкого, щекастого инфанта. Он знающе усмехается мне, пока двое взрослых людей пыхтя тянут дитятко по снежной целине, нетронутой демиургом-дворником по случаю вечного похмелья, нерасчленённого восторга от реальности с её неизъяснимой красотой. Младенец получает нужное, не говоря ни слова. А пойдёт речь (а она пойдёт, - заставят...), зашумит зелёный шум бла-бла-бла - и вмешательство сумасшедшего топора вырубит из животворящей середины ничего не означающую фонемоморфемолексемосинтагмопарадигму: внимайте - и не понимайте...
Вернись, чудо, вернись туда, в благословенное время, где ты был глух и нем, и вкушал манную кашу с небес. И даже жареные перепела были тебе без надобности. Дажежа... И даже жар-птицы. Секрет Крошки Цахеса не в том, что его причесала фея, а в том, что он - крошка, нечто первичное, неартикулированное, невычлененное из потока вечнозелёного шума. Его структура - тайна, его действие - магично, он - тот философский камень, который мгновенно утрачивает всю свою эмоцию, будучи разъяснён и подведён под рубрики. Сумасшедший с топором нагнал и привёл Крошку Цахеса к общему знаменателю, и записал его в сумасшедший дом. Теперь он сможет читать Джойса, ничему не удивляясь.
Непонимание между людьми - не результат вавилонского смешения, речь как формат коммуникации возможна и без понимания слов. Причинно-следственные связи, если поработать топориком, есть не что иное, как отношения причины и повода. Если ещё поработать, отбросить следственные связи (повод), то увидим, что на уровне причины мы все друг друга прекрасно понимаем, причём до слова и "до холстов". А все непонимания возникают исключительно на уровне повода, именно слова ("Зачем корова?"). Как только в речи обнаруживается "смысл", нарушается коммуникация. Единица смысла не совпадает с единицей коммуникации, вторая - служебная, и смысла не имеет.
Моя корова на ёлке. И есть, и нет. По поводу. Очки - это повод: надел очки - нет коровы, снял очки - есть, на ёлке! Надел, снял. И всё понятно без слов. Это, Тимка? как оно?.. Априцепция? Во, самая она.
А ежели, скажем, да по ёлке - топором? Эй, милок, подай-ка на минутку... Зачем? А вот сейчас и узнаем - зачем...


9, 10 мая 2017 г.