Я МАТЬ
Кто вас, детки, крепко любит?
Кто вас нежно так голубит? – Мама дорогая.
Кто игрушки вам дарит?
Кто вам сказки говорит? – Мама дорогая.
Если ж, детки, вы ленивы,
не послушны, шаловливы,
как бывает иногда,
Кто же слезы льет тогда? – Все она родная!
Из букваря
При солнышке тепло, при матушке – добро.
Пословица
К концу моих занятий в университете я была уже и в конце беременности. До рождения ребенка спешила окончить университет, так как знала, что появление ребенка захватит меня целиком.
Самая беременность является большой тяжестью для женщины: нарушается нормальное самочувствие, появляются какие-то искажения и отклонения во вкусе, в аппетите, частые и неожиданные рвоты и т.д.
Так было и со мною. В таком состоянии очень тяжело было быть на людях: бывало, мы обследуем больного ребенка и разбираем редкий случай болезни, а у меня подступает к горлу рвота – приходится спешить, только чтобы найти укромное местечко, в стороне от людей. Так приходилось мне страдать в течение месяцев! Но вот подошли (по расчету) последние дни беременности. Надо быть начеку. Каждую минуту могут начаться роды, когда сама уже ничего не можешь сделать, а в эти дни я как раз очутилась одна-одинёшенька, так как Яков был на практике в каком-то хозяйстве за городом. Узнав, что нужен дома, он бросил все и поспешил ко мне. Я очень обрадовалась его приходу, был крайний срок, и меня спешно надо было вести в больницу – начались схватки. По дороге приходилось останавливаться, чтобы переждать схватку. Но вот, слава Богу, мы – в больнице, я принята сразу в родильный зал, возле меня хорошая и опытная акушерка (невестка профессора Якушевича). Какая она милая! Как важно иметь возле себя в такой момент хорошего человека. Она, узнав, что у меня это первые роды, успокаивает:
– Придется потерпеть схватки, роды придут еще не сразу!
Не передаваемо сильные боли при схватках, они не прекращаются, нет передышки! Теоретически я хорошо подготовлена к этому: "идет вставление головки" – надо самой участвовать в родовом акте. Вдруг схватки прекратились и начались потуги. Тут надо быть особенно осторожной и во всем подчиняться акушерке, иначе могут порваться ткани. Напирает очень сильно, нет возможности сдерживать, акушерка затыкает мне нос, и я дышу ртом (невольно). Акушерка приказывает мне:
– Медленно! медленно! – ну еще немного подуйтесь!
Я делаю все, чтобы не сделать ничего резкого. Что-то осталось снаружи, это головка ребенка выведена опытными руками акушерки.
– Еще немного подуйтесь! – командует она.
Я делаю напряжение... и из меня выскакивает что-то большое-пребольшое, и раздается: "Уа"! Я радуюсь... Акушерка говорит, не отходя от ребенка:
– Мальчик! Поздравляю с сыном! И хвалю вас за хорошее поведение при родах!
Я чувствую, что я стала совсем пустая, из меня все вышло. Но с окончанием родов у меня вдруг внутри зародилось что-то большое-пребольшое. Это – большое чувство любви к моему ребенку. Я для себя теперь не существую совсем! Только он!
Спрашиваю акушерку:
– Дышит? Кричит? Когда увижу?
– Все, все в порядке – и дышит, и кричит, увидите его через 12 часов, когда принесут кормить, а сейчас спите и отдыхайте! – отвечает она.
– Милый мой! – шепчу я и засыпаю.
Утром принесли его ко мне, и он, как пиявка, присосался к моей груди и совсем ничего не понимает, открыл глазки, и они ничего не выражают. Его приносят ко мне каждые три часа, он немного пожелтел.
– Китаец? – спрашиваю сестру.
– Желтушка, скоро пройдет, – отвечает она.
Мне уже не терпится – скорее бы самой ухаживать за моим милым. Через 7 дней я с ним дома. Совсем, совсем другие заботы и интересы у нас теперь: пеленки, купание каждый вечер в кипяченой воде, пока не отпала пуповина. Ему нравится лежать в теплой воде, ясно видно его полное блаженство. Потом кормление его грудью, тут он все забывает и жадно, жадно сосет, захлебываясь, и засыпает. Бережно укладывают его в постельку, спит он с открытыми ручками.
Пока он спит, мы спешим сделать все нужное для него: пеленки, пеленки должны быть и выстираны, и выварены, и выглажены, только мне самой некогда поспать. Весь уход и кормление малютки лежат на мне. Если же мне надо днем куда-либо уйти, то при нем обязательно должен остаться Яков: только ему могу доверить мое сокровище. Самым трудным было выдерживать паузы между кормлениями (4 часа). Он всегда хочет раньше, "обжорка". Приходилось отвлекать его: ходить с ним, петь ему мои арии, романсы, а как только, бывало, присяду, так опять крик – "давай!" И вот однажды перед вечерним кормлением сижу я с ним, и вдруг становиться мне ясно, что теперь я себе не принадлежу, теперь все, все только ему, все его!
А много позже я прочитала у Грильпарцера: "Так как Бог не может быть всюду, то Он создал матерей". А Вартен Ваймер сказал: "Пока не вымерли матери, до тех пор светят звезды в нашей ночи".
Мы жили втроем в той же комнате. С квартирами теперь было очень трудно. Постепенно привыкли к нашему новому сожителю, "принцу", и к нашему новому распорядку. "Принца" надо вовремя накормить; его надо обеспечить чистым бельем, главное, пеленками; его надо вынести на свежий воздух; там он хорошо спит. Я стараюсь вести над ним наблюдения, как он из розового комочка превращается в человечка: то скользнула гримаса улыбки, то стал хватать яркие игрушки, то стал мять и рвать бумагу. В Консультации его прозвали "Великаном", он прибавляет в весе гигантскими скачками: оно и понятно – высасывает он за один раз 400 граммов молока (у меня было много молока, я еще даже сдавала остатки в консультацию).
В Харькове тогда работала американская организация "АРА". Она помогала всем нуждающимся, между прочим, и кормящим матерям. Я пошла туда, и мне выдали большой пакет детского нового белья: в нем были и пеленки, и распашонки теплые, и, самое главное, теплое фланелевое белое пальтецо.
Мой малютка бывал всегда на улице бело-чистым, только щечки были розовые. Он уже проявлял характер: не терпел одевания, зато был в восторге, когда выходили с ним на улицу: махал и даже хлопал ручонками. Так прошли его первые месяцы, у него был уже более осмысленный взгляд. Кроме врача в консультации, был и опытный педагог – Елена Константиновна Кричевская, недавно приехавшая из Москвы. Раз утром она сделала над сынком наблюдения, чтобы узнать особенности его характера: его посадили на пол, на ковре, разные игрушки лежали тоже на полу. Сама Елена Константиновна села сбоку и делала заметки о его поведении. Мы – тоже, но были за стеклом.
После часа наблюдений Елена Константиновна закончила сеанс и поделилась с нами своими выводами: он постоянен и сосредоточен на одном (из массы игрушек он взял одну и все время, не выпуская ее из рук, ползал с нею, останавливался перед другими игрушками, но ее так и не выпускал целый час), активен и спокоен – ползал много и ни разу не заплакал. Было очень интересно и приятно слышать от опытного педагога выводы из наблюдений над моим мальчиком.
Я тоже долго вела "дневник" наблюдений, записывала этапы его развития и всегда советовалась с Еленой Константиновной о нем. Она подарила мне свою книгу "Детские капризы и их предупреждение".
В те тяжелые годы многого не было для нормальной жизни: не было одежды, не было даже самого необходимого для ребенка – пеленок. Поэтому при регистрации рождения ребенка выдавался специальный ордер на детское приданое, так как иначе нигде ничего нельзя было достать: даже не во что было завернуть ребенка. Все эти бытовые трудности понуждали молодые семьи ограничиваться одним ребенком. Из всех моих знакомых очень редко у кого было больше одного. Итак, нас стало трое. И мы старались быть всегда вместе, поэтому нас скоро стали называть "Троицей".
Свидетельство о публикации №217051001190