Лицедеи

Трагифарс
(Без антракта)



Живут и действуют:

ОТТО
ГЕНРИХ
УВЕ
ХЕЛЬГА
КАТРИН
МОЛОДЫЕ ЛЮДИ — гости на вилле ГЕНРИХА

В одной из стран Западной Европы…



Когда зрительный зал и сцена погружаются в темноту, мы слышим гомерический хохот ГЕНРИХА, отца ОТТО, а также хохот других гостей, находящихся в одной из отдалённых комнат его загородной виллы. Смех порой доносится в каких-то нечеловеческих, чисто животных оттенках. Из темноты выплывает лицо КАТРИН. У неё в руках телефонная трубка.

КАТРИН (Оглядевшись по сторонам, в телефонную трубку). Полиция?.. Полиция?.. Говорит… Неважно, кто говорит!.. Одна доброжелательная дама… Что? Нет! Нет! Я из телефона-автомата… Такое дело. На вилле… На вилле… В общем, она одна у Звериной тропы… Иногда собираются люди… И занимаются чёрте чем! Что? Выражаться яснее?! Ну, кривляются, изображают убитых, больных… И прочее. Что? А-а-а! Понимаю. Понимаю… Значит, позвонить в клинику для умалишённых?! Так я и сделаю!
Лицо КАТРИН исчезает в темноте. Смех снова усиливается. Постепенно высвечивается комната, что-то вроде веранды с плетёными стульями и креслами-качалками. Гости разместились кто где. Почти все они навеселе. Хозяин виллы, ГЕНРИХ, в роскошном домашнем халате с дымящейся сигарой в руке.

ГЕНРИХ (Продолжает смеяться). Уве, ты настоящий артист! Хоть и без образования и сценической практики. И притом — великий артист!
УВЕ. Перестань!
ГЕНРИХ. Нет, клянусь честью! (Смеётся.) Я долго не протяну… От такого смеха умереть можно. Клянусь честью!
УВЕ. На сегодня достаточно?
ГЕНРИХ. Хочешь отделаться одним номером?
УВЕ. Напуган твоими опасениями.
ГЕНРИХ. Не выйдет! Не выйдет! (Хохочет.)
УВЕ. Покоряюсь.
ГЕНРИХ. Катрин! Катрин!
Появляется КАТРИН.
ГЕНРИХ. Проследи, чтобы нам не мешали!.. Импровизировать. Наслаждаться лицедейством. В конце концов, я отдыхаю. Никого не принимать! Ясно?
КАТРИН. Так я и сделаю.
ГЕНРИХ. Шагай!
КАТРИН. Я хотела… Насчёт оплаты… Мои родители…
ГЕНРИХ. Фу! Какие пустяки… Импровизация! Вот что сейчас важно! В импровизации заключена вся соль жизни земной и загробной. Всё остальное — проза. Шагай!
КАТРИН уходит.
УВЕ. Продолжим?
ГЕНРИХ (ходит по комнате). Внимание! Внимание! Здесь не прольётся кровь! Это вечный девиз импровизаций. Сегодня здесь не прольётся кровь! Маэстро! Прошу! На площадку!
УВЕ. Заказывайте.
ГЕНРИХ. Будь любезен, ещё раз сценку под названием «Конвой».
УВЕ. Но вы её сейчас видели.
ГЕНРИХ. Прости, я не поймал изюминку.
УВЕ. Согласен. Итак, восточная компания, лето 42-го года нашей эры. Под конвоем пойманные партизаны. Среди них девушка, задержанная, по её словам, несправедливо. Впрочем, не столь важно. Таковы исходные данные. В сцене заняты четыре человека. (Показывает пальцем на гостей.) Ты будешь изображать конвойного. Вы двое — овчарок, а ты — задержанную.
ГЕНРИХ. Виноват, пусть попробует Хельга.
УВЕ. Кого?
ГЕНРИХ. Задержанную.
ХЕЛЬГА. Я с удовольствием.
УВЕ. Не возражаю. Так, внимание, прошу всех ко мне на блиц-инструктаж!
К УВЕ подходят участники сценки, тихо совещаются. ГЕНРИХ потирает руки от нетерпения. ОТТО садится поближе к отцу. Сидящие рядом молодые люди начинают аплодировать. К ним присоединяются и ГЕНРИХ с сыном. «Актёры» тем временем готовятся к представлению.

ГЕНРИХ. Уве!
УВЕ. Секундочку… Начинаем. Хельга, быстрее!
ХЕЛЬГА (выходит откуда-то из глубины комнаты в поношенном женском халате). Я готова.
УВЕ. Прошу занять свои места! В центре — задержанная. По бокам — овчарки. Так, отлично. Нет, нет, на четвереньки. Станьте на четвереньки. Вы же собаки, а не люди.
ХЕЛЬГА. А я русская?
УВЕ. Если тебе это так важно, пожалуйста.
ГЕНРИХ. Ты прежде всего задержанная, а там разберутся, кто ты.
УВЕ. Просьба к зрителям — не мешать представлению.
ГЕНРИХ. Виноват, умолкаю.
УВЕ. Занавес! (Раздвигает воображаемый занавес.)
В центре комнаты переступающая с ноги на ногу задержанная. Чуть в стороне — конвоир с воображаемым автоматом на перевес. Рядом с задержанной — две овчарки, покачивающиеся на четвереньках. Девушка останавливается.

КОНВОИР. Вперёд! (Девушка стоит.) Вперёд! (Девушка стоит. КОНВОИР поднимает автомат вверх.) Та-та-та-та-та… (Изображает стрельбу.)
ДЕВУШКА. Пан командир…
КОНВОИР. Молчать!
ДЕВУШКА. Разрешите спросить…
КОНВОИР. Свинья, варварка! (Делает знак собакам.)
Овчарки бросаются на задержанную, кусают её, рвут одежду. Конвоир ждёт.
Девушка рыдает, закрыв лицо руками. Наконец овчарки срывают с неё халат, пытаются разорвать его лапами. КОНВОИР прогоняет собак, возвращается на место. Перед ним задержанная без халата, в нижнем белье. Он останавливается, плотоядно рассматривая задержанную, которая в это время стоит, прикрыв лицо и грудь руками.

ДЕВУШКА. Господи, помогите… Кровь, остановите кровь… Они прокусили мне рёбра…
КОНВОИР плотоядно смотрит на девушку. Томительная пауза. Затем внезапно раздаётся хохот ГЕНРИХА. Его поддерживают другие.
ГЕНРИХ буквально надрывается от смеха.

ГЕНРИХ. Стойте на своих местах!.. Умоляю вас, не сходите с мест… Ха-ха-ха… Наконец-то я поймал изюминку!
УВЕ. Вот и отлично.
ГЕНРИХ. Вы посмотрите на этого гиппопотама! (Подходит к КОНВОИРУ, прикасается к его челюсти.) Ха-ха-ха!.. Посмотрите на его отвисшую челюсть, на язык, на эти выпученные глаза… Ха-ха-ха… Он же никогда не видел женщину хотя бы полураздетой!.. Ха-ха-ха… Он и про оружие забыл, когда увидел… Ой, не могу, ха-ха-ха… Молодцы, великолепно сработали! Это сценка экстра класса. Теперь она будет называться не «Конвой», а… как бы поточнее…
УВЕ. Влюблённый гиппопотам!
ГЕНРИХ. Гениально! Именно так, не иначе — влюблённый гиппопотам! (Потирает руки от удовольствия.)
ОТТО. Отец, может на сегодня хватит?
ГЕНРИХ. Торопишься?
ОТТО (вяло). Нет.
ГЕНРИХ. Тогда помолчи… Да, господа присутствующие, я забыл вам поближе представить нашего уважаемого маэстро. Вижу, здесь кое-кто впервые на нашем представлении… Так вот, наш милый Уве во времена восточной компании попал на фронт… После ранения… после ранения… по ложному обвинению был арестован, и в течение длительного периода находился в концентрационном лагере… В нашем лагере, где насмотрелся…
1-й ЮНОША. Мы слышали…
УВЕ. Не стоит бередить старые раны…
ГЕНРИХ. Я в том смысле, что молодые люди должны знать, так сказать, подоплёку тех сценок, которые, возможно, их ожидают впереди.
КОНВОИР. Мы кое-что знаем… В том числе и о страданиях нашего маэстро в застенках гестапо.
УВЕ. Ладно, хватит об этом. Теперь всё в прошлом. Наше дело — импровизация.
ОТТО. Мне кажется, что мы слишком сгустили краски.
УВЕ. В смысле?
ОТТО. В том смысле, что превратили конвоира в посмешище.
ГЕНРИХ (потирая руки). О! Дискуссия! Это я обожаю!
ОТТО. Скорее даже он напоминает животное, нежели человека в заданных вами обстоятельствах. Действительно, гиппопотам и только… (Смеётся.)
УВЕ. Отто, а что такое по-твоему человек?
ОТТО (немного вспылив). Во всяком случае, не такой гиппопотам…
УВЕ. А хочешь я из конвоира сделаю человека, а из задержанной, скажем, крокодилицу? (Улыбается.)
ОТТО (едко). Так, может быть, лучше сразу всех нас превратить в стадо баранов?
ГЕНРИХ. Браво! Браво! Неплохая мысль. Миллионы баранов в человеческом облике и всего один пастух.
УВЕ. И тот подшофе…
ГЕНРИХ. Ха-ха-ха! Зарезал без ножа. Вот это сценка! Разыграть бы её в пустыне Сахаре.
УВЕ. Можно и здесь.
ОТТО. Я имел ввиду присутствующих.
УВЕ. Отто, ты любишь своего отца?
ОТТО. Разумеется.
УВЕ. Как ты думаешь, что он за человек?
ОТТО. Думаю, неплохой…
УВЕ. Так, неплохой. Согласен. А хочешь я представлю дело таким образом, что он окажется… последним негодяем?!
ОТТО (встаёт, с гневом). Вы, вы поосторожнее!..
ГЕНРИХ. Перестань, Отто! Какой ты, право… Нельзя же быть таким прямолинейным. Дядя Уве несравненный мастер импровизации, добрейший человек. Надо быть гибче, отличать игру от реальной жизни.
ОТТО. Хорошо, я постараюсь.
ГЕНРИХ. За дело, Уве! Я сгораю от нетерпения.
УВЕ. Итак, внимание! (Указывает пальцем на одного из сидящих.) На площадку! (Тот быстро выходит.) Ты будешь изображать нашего уважаемого хозяина — Генриха. Обговорим исходные данные, детали и прочее… (Начинают обговаривать.)
ГЕНРИХ (потирая руки). Ну-ка, ну-ка, интересно, как он представит меня? Кем?
УВЕ. Я же сказал — последним негодяем.
ГЕНРИХ. Поразительно! Ха-ха… Лицедей, непревзойдённый лицедей!
ХЕЛЬГА. Очень интересно.
1-й ЮНОША. И мне…
2-й ЮНОША. Да тут забавнее любого театра!..
ГЕНРИХ. Нравится?
2-й ЮНОША. Ещё бы!
УВЕ. Итак, уважаемые господа, перед вами не кто иной, как Генрих. (Указывает рукой на молодого человека, который изображает ГЕНРИХА. Тот одобрительно кивает головой, добродушно улыбается.)
Генрих — владелец небезызвестной фирмы детских игрушек, где, кстати, сотрудничает и ваш покорный слуга. (Низко кланяется. Звучат бурные аплодисменты, выкрики «Браво! Бис! Слава Уве — великому импровизатору!».)
Идеальный человек наш Генрих. Так говорят все. Но давайте внимательнее присмотримся к идеальному человеку. Возможно, мы глубоко заблуждаемся?
Пауза. ГЕНРИХ-АКТЁР мрачнеет. ОТТО презрительно смотрит на УВЕ.

ГЕНРИХ (хохотнув). В чём же наши заблуждения?
УВЕ. Да кто такой Генрих? Не пора ли смело заявить во всеуслышание? (Всё больше распаляясь.) А вот кто. На службе — это отпетый чиновник, прямолинейнейшая дубина, считающаяся только со своим мнением. Не человек, не руководитель фирмы, а погоняла с университетским дипломом. Как он обращается с рабочими! Хороший хозяин со скотиной так не поступает, как Генрих с подчинёнными! Это анахронизм нашего цивилизованного времени! Вам должно быть стыдно, Генрих! Да-да, стыдно!
ГЕНРИХ ёрзает в кресле и беззвучно смеётся. ГЕНРИХ-АКТЁР обмахивается носовым платком, вытирает пот на лбу. Общее замешательство, неуверенный смешок.

УВЕ. Но пойдём дальше. Кое-кто из персонала фирмы пробовал иногда возразить Генриху, постоять за истину. Где эти люди теперь? Я вас спрашиваю, господа! Где эти люди?
Неловкая пауза. Генрих-актёр тяжело опускается в кресло, роняет голову вниз. ГЕНРИХ смеётся так, будто взвизгивает где-то рядом попавшая в капкан крыса.

ОТТО. Довольно!
УВЕ. Я уже не говорю какой это семьянин, потому что придётся поставить в неловкое положение… личного секретаря Генриха очаровательную Хельгу. И поставить всего лишь одним вопросом — почему так подолгу задерживается она в кабинете шефа?
ХЕЛЬГА, громко хихикнув, тотчас умолкает.
1-й ЮНОША. Болеет за футбольную сборную…
2-й ЮНОША. По телевизору… болеет.
Общий смех. Смеётся и ГЕНРИХ. ГЕНРИХ-АКТЁР кивает головой.

УВЕ. Это антиморально… болеть по телевизору.
ГЕНРИХ-АКТЁР. Да, болеть надо на стадионе.
УВЕ (почти шёпотом). А если хотя бы в общих чертах прикоснуться к прошлому Генриха? Я имею в виду лихолетье, времена восточной компании… Где вы воевали, Генрих? Назовите номер части, фамилии офицеров, участок фронта.
ГЕНРИХ-АКТЁР тупо смотрит на УВЕ. Молчит и ГЕНРИХ, лишь слегка улыбается.

ОТТО. Я говорю — довольно!
ГЕНРИХ. Отто, не мешай дяде… Пусть импровизирует…
УВЕ. Молчите? Расшифровать ваше молчание? (ГЕНРИХ-АКТЁР пожимает плечами.)
Вы находились в концлагере с дубинкой в руках! Вот где вы были! Потчевали налево и направо наивняков наподобие Уве! Зачисляли их в преступники, обвиняя в дезертирстве и прочих выдумках. Вы, и такие как вы, терпели крах на фронтах, и вам выгодно было находить козлов отпущения. Какая мерзость! Нет, вам за это прощения! А нам — за то, что мы оставались послушными козлами.
Резко вскакивает с места ГЕНРИХ-АКТЁР и воображаемой дубинкой бьёт УВЕ куда попало. Тот сначала сгибается в три погибели, затем начинает блеять, наставляет себе рога, и, подражая козлу, мечется по комнате. ГЕНРИХ вываливается из кресла, захлёбываясь от смеха, тычет пальцем в сторону УВЕ, что-то показывает руками.
Постепенно смех одолевает всех присутствующих. ОТТО молчит.

УВЕ (внезапно останавливается). Стало быть, вы теперь знаете кто такой Генрих?
ВСЕ ВМЕСТЕ. Да, да…
УВЕ. Кто же?
ВСЕ. Ужасный. Нелюдимый, плохой…
УВЕ (к ГЕНРИХУ-АКТЁРУ). Вы слышите эти возгласы?
ГЕНРИХ-АКТЁР. Слышу.
УВЕ. Этот детский лепет слышите?
ГЕНРИХ-АКТЁР. Да.
УВЕ. Я поражён, шокирован! Какая близорукость! А ещё называют себя хомо сапиенс!
1-я ДЕВУШКА. В чём, собственно, дело?
УВЕ. Они ещё спрашивают. Какая дикость! Да вы знаете, кто такой Генрих? Судя по всему — нет. Плохо, очень плохо не знать такого человека. Ужасно стыдно!
2-я ДЕВУШКА. Вы же сами…
УВЕ. Хватит! Послушайте. Хоть меня и мучает чувство стыда, но я всё-таки объясню вам. Генрих — выдающаяся личность современности. Более, такие люди как Генрих, всегда будут необходимы нашему отечеству. Почему? С удовольствием отвечу. Когда запахло жареным в сороковых годах, где оказался Генрих? На фронте! Вот где. Там, где и положено находиться настоящему патриоту. На фронте же получил ранение, истекал кровью при жестоком морозе. По ложному доносу был схвачен гестаповцами, многие месяцы томился в концентрационном лагере, где весил всего сорок два килограмма!
1-я ДЕВУШКА. Какой ужас!
УВЕ. После войны, руководя фирмой детских игрушек, ежедневно приносит почти в каждый дом ни с чем не сравнимую радость приобщения наших детишек к удивительному миру дядюшки Генриха. Десятки тысяч матерей присылают на имя дяди Генриха благодарственные письма, зачастую подписанные и детской невинной ручкой… (Плачет.)
В комнате слышны всхлипывания. ГЕНРИХ вытирает слёзы платком. ГЕНРИХ-АКТЁР тоже.

1-й ЮНОША. Такой человек…
2-й ЮНОША. Хочу во всём подражать ему…
УВЕ. Генрих — несравненный семьянин. В то время, когда его супруга отдыхает на одном из фешенебельных курортов, он, блюдя ей верность, не покидает территории своей виллы. Даже Хельга, личный секретарь, ежедневно приходит сюда, чтобы получить те или иные указания.
Генрих — один из самых воспитанных людей, которых я когда-либо встречал. Я не слышал от него ни единого грубого слова. Короче, это мой кумир, мой идеал. По-моему, я доказал вам всё весьма убедительно.
ГЕНРИХ-АКТЁР широко улыбается.
1-я ДЕВУШКА. Ещё что-нибудь добавьте!
2-я ДЕВУШКА. Да, с таким человеком не хочется расставаться…
УВЕ. Весьма похвально. Прошу его любить и жаловать. Он — перед вами!
ГЕНРИХ смущённо встаёт, кланяется. Звучат аплодисменты, приветственные восклицания. ГЕНРИХ-АКТЁР садится на место.
Внезапно все утихают. Пауза.
И вдруг среди полной тишины раздаётся дикий хохот ОТТО. Он смеётся один. Все с недоумением смотрят на него.

ОТТО. Кажется, я начинаю кое-что понимать! В самом деле, чертовски интересная штука… импровизация…
УВЕ. Похвально.
ГЕНРИХ. Да-да, Уве мастерски разыгрывает…
УВЕ. Теперь понял, какая разница между человеком и гиппопотамом?
ОТТО. Понял. Никакой разницы.
УВЕ. Наконец-то. Больше не будешь спорить со мной?
ОТТО. Не знаю. (Улыбается.) Смотря какие исходные события вы предложите, и как они будут развиваться.
УВЕ. Хорошо, посмотрим.
ГЕНРИХ (снова распаляясь). Уве, любезный, в концлагере… в концлагере ты насмотрелся всего…
УВЕ. Да, и ты тоже…
ГЕНРИХ. Да, но у меня нет таких способностей… Послушай, будь любезен, изобрази что-нибудь из лагерной жизни. Ведь под твоим магическим влиянием любая трагедия превращается в шутку.
ОТТО. Я против. Возьмите другую тему.
ГЕНРИХ. Тебя послушать, Отто, так можно подумать, что именно дядя Уве виноват в том, что были концлагеря, виселицы и прочие… недоразумения.
ОТТО. Делайте, что хотите.
ГЕНРИХ. Тебя трудно раскусить. Сам же сказал — нравится…
ОТТО. Я сказал — интересная штука…
ГЕНРИХ. Какая разница!
ОТТО. Большая.
УВЕ. Ему понравится… Я вспомнил один случай…
ГЕНРИХ. Уве, будь любезен, поострее, попикантнее разыграй… (Потирает руки.) И прости… Я называю тебя дядей. У меня нет братьев… Но для Отто ты своего рода дядя…
УВЕ. Вернее, два случая… Две короткие сценки… (Хлопает в ладоши.) Устали?
ГОЛОС. Нет!..
2-й ГОЛОС. Продолжайте!
УВЕ. Итак, сценки называются «В неволе». Я сознательно опускаю страшное слово — концлагерь. Нужны четыре человека. (Указывает пальцем. На площадку выходят двое молодых людей и две девушки.)
Исходные данные — неволя, голод, смерть, издевательства. Остальное — обговорим между собой… (Начинают обговаривать).
ГЕНРИХ. Талантливый человек… Непредсказуемость, пожалуй, главная причина его успехов…
ОТТО. Опыты не закончены. Не спеши!
ГЕНРИХ. Ты что? Рехнулся? Какие опыты?
ОТТО. Есть другое название?
ГЕНРИХ. Ха-ха-ха… Импровизация! Опыты… Прости меня, ты уже закончил школу, а многого не понимаешь. Опыты… Ха-ха-ха…
ОТТО. Значит, так учили.
ГЕНРИХ. Опыты — это когда льётся кровь, когда режут по живому… А тут — условность, лёгкость руки… Искусство!
ОТТО. Понимаю.
ГЕНРИХ. Ничего ты не понимаешь! Потому что ничего ещё не видел в жизни.
ОТТО. Чего именно?
ГЕНРИХ. Безусловного.
ОТТО. А ты много видел?..
УВЕ (хлопая в ладоши). Прошу тишины! Мы начинаем… Сценки идут без перерыва…
Слева от зрителей — двое молодых людей, справа — две девушки.
ГОЛОС. Каково название сценок?
УВЕ. Первая сценка называется «Пообедал», а вторая «Сочинение».
Звучат аплодисменты.
УВЕ. Полная тишина!
Юноша-надзиратель внимательно присматривается к сидящему за столиком юноше-заключённому. Обходит вокруг стола, горестно кивает головой.

«НАДЗИРАТЕЛЬ». Сколько вам лет?
«ЗАКЛЮЧЁННЫЙ» (с трудом). Девятнадцать…
«НАДЗИРАТЕЛЬ». На вид — все пятьдесят. Что же они с вами сделали?! Подонки!
«ЗАКЛЮЧЁННЫЙ» (удивлённо смотрит на «НАДЗИРАТЕЛЯ»). Нас много…
«НАДЗИРАТЕЛЬ». Тем более… подонки. Я не сторонник философии насилия. («ЗАКЛЮЧЁННЫЙ» слабо улыбается в ответ.)
Вы знаете, для чего вызваны сюда?
«ЗАКЛЮЧЁННЫЙ». Нет…
«НАДЗИРАТЕЛЬ». Впрочем, завтра все будут вызваны… Сегодня — вы первый… Дело в том, что с противником заключено перемирие… Вы кто по национальности?
«ЗАКЛЮЧЁННЫЙ». Поляк.
«НАДЗИРАТЕЛЬ». Ага, славянин… Отлично… Так вот, нам приказано в срочном порядке ликвидировать лагерь…
«ЗАКЛЮЧЁННЫЙ». Убить нас?
«НАДЗИРАТЕЛЬ». Нет. Бог мой! Как вы напуганы. Мне приятно сообщить вам радостную весть… В срочном порядке мы обязаны отправить всех вас по домам… Не верите?
«ЗАКЛЮЧЁННЫЙ» (смотрит на «НАДЗИРАТЕЛЯ» широко раскрытыми глазами). Не знаю…
«НАДЗИРАТЕЛЬ». Да, в такое трудно поверить… Мир, свобода, родные просторы… Но факт остаётся фактом… Слово мужчины.
«ЗАКЛЮЧЁННЫЙ» (через паузу). Мама… (У него дрожат голова и руки.)
«НАДЗИРАТЕЛЬ». Успокойтесь, успокойтесь… Вам вредно волноваться… Успокойтесь…
«ЗАКЛЮЧЁННЫЙ». Ма-мма…
«НАДЗИРАТЕЛЬ». Да, наконец-то в наши дома приходит долгожданный мир.
«ЗАКЛЮЧЁННЫЙ». Ванда…
«НАДЗИРАТЕЛЬ». Да, да, скоро увидите своих… В том числе, как я понимаю, и невесту… Какие это неповторимые мгновения. Искренне рад за вас! (Вытирает глаза платочком.) Вальтер!
Быстро входит УВЕ в переднике и с закатанными рукавами.
«ВАЛЬТЕР». Слушаю ваших приказаний!
«НАДЗИРАТЕЛЬ». Накормите человека… перед отправкой домой… Продукты не экономить! Всё лучшее — на стол!
«ВАЛЬТЕР». Слушаюсь!
«НАДЗИРАТЕЛЬ». Мы не должны выглядеть варварами в глазах бывшего противника. Побрить, помыть, но прежде — накормить!
«ВАЛЬТЕР». Слушаюсь!
«ВАЛЬТЕР» чёткими движениями вносит всевозможные воображаемые блюда, ставит их на стол перед «ЗАКЛЮЧЁННЫМ». У того разбегаются глаза.
«НАДЗИРАТЕЛЬ». Ну, смелее!..
«ЗАКЛЮЧЁННЫЙ» с остервенением набрасывается на «еду».
1-я ДЕВУШКА (из зрителей). Не торопись!.. Сразу нельзя…
«ВАЛЬТЕР» (внезапно озверел, подбежал к 1-ой ДЕВУШКЕ, брызжа слюной, закричал). В карцер! Собакам скормлю! В карцер!
1-я ДЕВУШКА (испуганно). Спасите! Он убьёт меня!
ГЕНРИХ. Уве! Ты переборщил! Игра есть игра… Искусство требует жертв… Ха-ха-ха…
УВЕ (приходит в себя). Извините, Бога ради! Извините! Тысячу извинений! Испугались?
1-я ДЕВУШКА. Вы как-то нечеловечески посмотрели на меня…
УВЕ. Извините!
1-я ДЕВУШКА. Никогда не видела таких глаз… Мамочка! (Закрывает лицо руками, плачет.)
УВЕ. Ну, успокойтесь. Вы слишком впечатлительны… Клянусь вам, мне не легче… Так кричали на меня тогда… там… рвали собаками… Простите!
1-я ДЕВУШКА. Да-да, конечно…
ОТТО. Ха-ха-ха… Ха-ха-ха…
ГЕНРИХ. Прекрати! Не видишь разве, что произошло?
ОТТО. Вижу… Ха-ха-ха…
ГЕНРИХ. Продолжайте!
«ЗАКЛЮЧЁННЫЙ» спешит. «Ест» первое, второе, много «пьёт», пригоршнями бросает в рот куски «мяса». У него начинается икота.

«ЗАКЛЮЧЁННЫЙ». Мне… Мне… нехорошо…
«НАДЗИРАТЕЛЬ». Вы переволновались… Отдохните…
«ЗАКЛЮЧЁННЫЙ» медленно выходит из-за стола с непомерно вздутым животом. Мнёт живот руками.

«ЗАКЛЮЧЁННЫЙ». Мне… плохо…
«НАДЗИРАТЕЛЬ». Пустяки… Пройдёт.
«ЗАКЛЮЧЁННЫЙ» делает ещё два-три шага и валится на пол. Хорошо виден его огромный живот. «ВАЛЬТЕР» щупает пульс.

«ВАЛЬТЕР». Готов!
«НАДЗИРАТЕЛЬ». Убрать!
«ВАЛЬТЕР» пытается оттащить тело «ЗАКЛЮЧЁННОГО» в сторону, но тщетно. Тот ни с места. Начинается возня.

ГЕНРИХ (взрывается хохотом). Вот так живот! Придётся домкратом поднимать… Ха-ха-ха… (Внезапно остановился, молчит).
В зале воцаряется тишина.
ОТТО. Чего не смеёшься?
ГЕНРИХ. Отсмеялся… Ещё сценка впереди… А ты, я вижу, с чувством юмора не в ладах.
ОТТО. Отчего же. В ладах!
ГЕНРИХ. Тогда смейся! На полу валяется наш бывший враг… Может, он отца твоего ранил? Разве тебе не смешно?!
ОТТО. Впереди ещё одна сценка.
ГЕНРИХ. Хватит препираться! Ты портишь праздник.
ОТТО встаёт и пересаживается подальше.
УВЕ. Самые общие детали перед второй сценкой.
ГЕНРИХ. Перед «Сочинением». Ха-ха-ха…
УВЕ. Да, перед «Сочинением»… Девочка, которая будет его писать — еврейка. Разумеется, тут нет ничего сверхъестественного, но всё-таки она еврейка… Ей двенадцать лет.
(Обращается к исполнительнице.) Здесь заключена некоторая трудность. Девочке не двадцать лет, как тебе, а…
ДЕВУШКА. У меня получается, когда я подражаю детям…
УВЕ. Отлично. Умница!
ГЕНРИХ (смотрит куда-то отрешённо). Сима…
ОТТО (снова подсаживается ближе). Повтори.
ГЕНРИХ. Сима.
ОТТО. Кто это?
ГЕНРИХ (снова собравшись с мыслями). Ха-ха-ха… Только тебе по секрету… Моя бывшая любовница.
ОТТО. Почему ты вдруг вспомнил её сейчас?
ГЕНРИХ. Наваждение.
ОТТО. Где она теперь?
ГЕНРИХ. О, это длинная история. Узнай ты, чего доброго, потом всё расскажешь матери!
ОТТО. Не расскажу. Кто такая Сима?
ГЕНРИХ. Одна женщина.
ОТТО. Почему Сима?
ГЕНРИХ. Ха-ха-ха… Спроси у родителей Симы — почему она Сима?! Ха-ха-ха…
УВЕ. Можно начинать? (Даёт последние указания.)
ГЕНРИХ. Непременно.
ОТТО. Ты мне адрес подбросишь?
ГЕНРИХ. Разумеется.
ОТТО. Когда?
ГЕНРИХ (шутит). Что это за юный петушок? Всё норовит желторотой мордашкой отца уколоть! (Начинает слегка пощипывать ОТТО за плечи, за голову.) Ну-ка, давайте мы ему немного клювик-то пообломаем… Ну-ка, давайте! (Щиплет сына, смеётся.)
ОТТО. Перестань дурачиться! (Тоже смеётся.) Пока не дашь адрес Симы, Уве не начнёт.
ГЕНРИХ. Кто сказал?
ОТТО. Я.
ГЕНРИХ. Ой, мне страшно! Повинуюсь. Номер её могилы 18561…
ОТТО (посерьёзнев). Почему ты вспомнил о ней?
ГЕНРИХ. Мы… обожали друг друга.
ОТТО. И что вас разлучило?
ГЕНРИХ. Бессмертие.
ОТТО. А я думал… Импровизация…
ГЕНРИХ безмятежно улыбается.
УВЕ. Послушай, Отто, не моё, конечно, дело, но ты не прав.
ОТТО. В смысле?
УВЕ. Не приставай к отцу с глупыми вопросами! Ведь у него больное сердце, ты же знаешь… Смех — лучший врачеватель. А ты… Некрасиво.
ГЕНРИХ слегка массирует рукой область сердца. Глухо покашливает. Бросает в рот какую-то таблетку.

ГЕНРИХ. Молод ещё. Не понимает…
ОТТО. Прости, папа! Я хотел узнать правду. Мне показалось… Мама так дорожит тобой.
ГЕНРИХ гладит сына по голове. УВЕ делает знак девушкам, которые находятся на площадке.

«ЗАКЛЮЧЁННАЯ». Я не знаю, как писать…
«НАДЗИРАТЕЛЬНИЦА». Очень просто. Постарайся не отклоняться от темы — почему ты еврейка.
«ЗАКЛЮЧЁННАЯ». А почему?
«НАДЗИРАТЕЛЬНИЦА» (смеётся). Откуда же я знаю? Тут придётся помозговать.
«ЗАКЛЮЧЁННАЯ». У меня голова кружится.
«НАДЗИРАТЕЛЬНИЦА». Пройдёт.
«ЗАКЛЮЧЁННАЯ». Мама готовила очень вкусные колбаски.
«НАДЗИРАТЕЛЬНИЦА». Не отвлекайся!
Девочка задумалась.
«ЗАКЛЮЧЁННАЯ» (пишет карандашом). Почему я еврейка?..
Пауза.
«НАДЗИРАТЕЛЬНИЦА». Да, почему ты еврейка? Вот и давай размышлять. Живут на земле чехи, болгары, австрийцы, арабы… Живут?
«ЗАКЛЮЧЁННАЯ». Наверное.
«НАДЗИРАТЕЛЬНИЦА». Пусть, наверное, но живут. А ты почему-то еврейка! Правда, ещё маленькая, но уже еврейка. Почему ты еврейка? Ведь есть и цыгане, киргизы, индейцы. И всё же, вопреки всему, ты — еврейка!
«ЗАКЛЮЧЁННАЯ» (слабо улыбается). Не знаю…
«НАДЗИРАТЕЛЬНИЦА». Вот и поразмышляй с карандашом и бумагой наедине! Я скоро вернусь.
«НАДЗИРАТЕЛЬНИЦА» уходит. «ЗАКЛЮЧЁННАЯ» грызёт карандаш, думает.
Между тем, «НАДЗИРАТЕЛЬНИЦА» слегка приоткрывает воображаемую дверь, что-то выбрасывает в комнату из воображаемой банки и тотчас скрывается. Девочка еле водит карандашом по бумаге. Её начинают жалить «пчёлы», которых впустила в комнату «НАДЗИРАТЕЛЬНИЦА». Сама она с довольной физиономией подглядывает в щёлочку. «ЗАКЛЮЧЁННАЯ» отмахивается, но пчёлы продолжают атаковать.

«ЗАКЛЮЧЁННАЯ» (плачет, забивается в угол). Тётя, тётенька, тут пчёлы! Выпустите меня! Мне больно, больно!.. Тётенька!.. Мамочка!.. Тётенька!.. Мамочка, родная, где ты? Мне больно!..
УВЕ (жужжит, наставляя «крылья», «подлетает» к девочке.) Ж-ж-ж! Ж-ж-ж! Жи! Жи! Жи! (Имитирует укусы, кружится, жужжит, «кусает».)
ОТТО начинает тихо жужжать, наставляет «крылья» и тоже «подлетает» к девочке, кружится вокруг, жужжит.

ГЕНРИХ. Ха-ха-ха… Два шмеля! Феноменально! Экстра фантазия! Молодец, Отто! Молодец! Шмели среди пчёл. Ха-ха-ха!
Внезапно ОТТО нападает на УВЕ, жужжит, «кусает». Тот неуверенно отвечает.

ГЕНРИХ (захлёбываясь от смеха). Перессорились. Из-за невесты… Ха-ха-ха!.. Меня сегодня увезёт «Скорая»… Клянусь честью!.. Ха-ха-ха…
Тяжело дыша, УВЕ и ОТТО остановились друг против друга.
И вдруг ОТТО бьёт сильным и точным ударом УВЕ в челюсть. УВЕ падает.

ОТТО. Сценка окончена!
УВЕ лежит неподвижно. На него испуганно смотрит «ЗАКЛЮЧЁННАЯ». Пауза.

ГЕНРИХ (встаёт). Подождите! Я что-то не пойму… Удар запланирован? Или…
ОТТО. Запланирован.
ГЕНРИХ. Почему же он не поднимается?
ОТТО. Спроси у него.
ГЕНРИХ. А ты?! С тобой не обговаривали…
ОТТО. Я подключился подсознательно. Сам говорил — импровизация!
Напряжённая пауза.
ГЕНРИХ. Ребятки, будьте любезны, отдохните.
Актёры расходятся.
УВЕ (приходит в себя, поднимается, покачиваясь идёт к креслу). Сценка не окончена.
ХЕЛЬГА. Простите, можно вас проинтервьюировать?
УВЕ. К вашим услугам, мадам.
ХЕЛЬГА. Вы получили запланированный удар?
УВЕ. Разумеется.
ХЕЛЬГА. Как тогда понимать брошенное вами — «сценка не окончена»?
УВЕ. Я оговорился. Сценки не окончены… Мы будем продолжать импровизировать.
ХЕЛЬГА. Спасибо. Я не сомневалась. Такая прелесть!
ГЕНРИХ (зовёт). Катрин! Катрин! (Появляется КАТРИН.)
Пожалуйста, проводи гостей в зал игровых автоматов. Пусть немного развлекутся!
Все уходят, кроме ГЕНРИХА, УВЕ и ОТТО. Пауза.

ОТТО. Пойду проветрюсь. Здесь душновато.
ГЕНРИХ. Нет, подожди! За что ты по-зверски избил Уве?
ОТТО. Не избил, а ударил.
ГЕНРИХ. Ха-ха-ха… Ты видишь в этом разницу?
ОТТО. Тебе не надоело выступать в роли клоуна?
ГЕНРИХ. То есть?
ОТТО. Не надоело разыгрывать из себя добрячка, хлебосола?
ГЕНРИХ. Какая муха тебя укусила?
ОТТО. Ты не ответил на вопрос.
ГЕНРИХ. Ха-ха-ха… Почему ты считаешь, что я выступаю в роли клоуна?.. Мы тут все кого-то изображаем, пытаемся в меру способностей быть другими…
ОТТО. Здесь — другими, а в реальной жизни — третьими?
ГЕНРИХ. К чему ты клонишь?
ОТТО. Кто эти люди?
ГЕНРИХ. Знакомые Уве…
ОТТО. Знакомые?
ГЕНРИХ. Да. Присядь на минуту. Послушай, Отто, что я тебе скажу… А скажу я тебе истинную правду… Твой отец болен — ишемическая болезнь сердца, давление и прочее. Словом, кандидат… Сам понимаешь куда…
Мне прописаны положительные эмоции. А где их нынче найти? В гангстеризме, порнографии, повсеместном шкурничестве, в видеокассетах или в атомной бомбе, наконец? Да с такими спутниками я и дня не протяну. Каков теперь мир, сынок? Какова жизнь? Над всем этим можно только посмеяться! Согласен?.. Вот я и смеюсь, уходя тем самым от тягот повседневности и кошмаров сердечных приступов. Что-нибудь начинаешь понимать? Твой отец никогда не ловчил, слыл всегда честным человеком. Поверь мне, сынок. Поверь! (Обнимает сына, целует в лоб.)
ОТТО. Хорошо, отец, я попытаюсь понять тебя, поверить…
ГЕНРИХ. Спасибо, сынок… Спасибо!
ОТТО. У меня к тебе маленькая просьба.
ГЕНРИХ. Готов выполнить любую… Кроме одной.
ОТТО. Пусть Уве убирается ко всем чертям вместе со своими импровизациями!
ГЕНРИХ (поражён услышанным). Отто!.. Твоя просьба невыполнима…
ОТТО (взрывается). Я не желаю видеть!
ГЕНРИХ. Перестань, Отто… Выходит, ты не понял папу…
УВЕ. Хорошо. Мы уйдём…
ГЕНРИХ. Нет, ни в коем случае!
ОТТО. Пусть убирается!
ГЕНРИХ. Пока ещё я здесь хозяин!..
ОТТО. В таком случае, я улечу к тёте Розе.
ГЕНРИХ. Не мели чепуху. Во-первых, ты никуда не полетишь… Во-вторых, тётя Роза… номер её могилы…
ОТТО. Ты же обещал повезти меня…
ГЕНРИХ. Да, обещал. Но к мертвецам нам ещё рано. Она давно умерла… Погибла.
ОТТО. С ума сойти! Я клянусь!..
ГЕНРИХ. Перестань…
ОТТО. Я клянусь!.. (Захлёбывается от гнева.)
УВЕ. Мы уйдём.
ОТТО. В прошлом году ты обещал повезти меня к тёте Розе! А теперь я узнаю, что она давно погибла. Где же истина? Кто такая Сима? (Распаляется всё больше.) Я… Я ненавижу этого… этого клопа! (Подходит к УВЕ, даёт ему пощёчину, вторую, третью.)
УВЕ достаёт платок, прикладывает к носу, вытирает кровяные струйки.

УВЕ. Генрих, я… отпущу ребят…
ГЕНРИХ. Ни в коем случае!
ОТТО. У меня трещит голова… Тут что-то не так!.. Не сходятся концы с концами…
ГЕНРИХ. Послушай, Отто, клянусь честью отца, ты всё нафантазировал. Ха-ха-ха… Вот тебе и обратное воздействие импровизации.
ОТТО. Я вам не верю.
ГЕНРИХ. Помилуй, в чём?
ОТТО. Не могу точно определить…
ГЕНРИХ. Ха-ха-ха… Не веришь, и сам не знаешь, чему?! Твоей матери я стараюсь не изменять, магазины не граблю… Даже заграницу не езжу.
ОТТО. Ангел!
ГЕНРИХ. Да, если угодно. В сравнении с другими я ангел. Твой отец — ангел! Гордись!
ОТТО. Гордился.
ГЕНРИХ. Почему гордился? А теперь? В наше время, любезный мой петушок, копаться в навозе и выползать оттуда на свет божий с незапачканными лапками весьма и весьма трудно. Твой отец жук… Но с чистыми лапками. Понял?
УВЕ. Ему не жук, а клоп не даёт покоя. Угадал?
ОТТО. Тонкая натура. Импровизатор!
УВЕ. Клоп не даёт покоя… Раздави! Попробуй! Ну, разрешаю. (Смеётся.)
ОТТО (тоже улыбается). Противно. Клопы отвратительно пахнут…
УВЕ. Зато они живут до трёхсот лет. Пахнут, воняют, но живут.
Их давят, выжимают из них кровь, остаются одни шкурки порой. А потом смотришь — снова ожил, развонялся, кусает от души, особенно розовых душистых младенцев, напивается свежей крови… И ползёт, ползёт!..
ОТТО. Какая мерзость!
УВЕ. Не спорю. Но клопов не уничтожишь, а петушкам… Петушкам головку свернуть — пустяковое дело.
ОТТО. И сколько же тебя давили?
Пауза.
ГЕНРИХ. Что ты привязался к человеку?! Отстань! Ха-ха-ха… Шмели, жуки, клопы, петушки… У меня всё смешалось в голове… Ха-ха-ха…
ОТТО (внезапно). Папа, прости меня! Я был не прав. И ты меня извини, Уве. Что-то померещилось… Я обращусь к врачу.
ГЕНРИХ. Фу-у, слава Богу! Конечно, мы тебя прощаем… С кем не бывает. Правда, Уве?
УВЕ. Отто — славный малый. Это мои импровизации виноваты.
ОТТО. Да.
УВЕ. Сейчас возьмём что-нибудь повеселее.
ГЕНРИХ. Ой, я и так умираю со смеха.
УВЕ. Нет, нет! Мы вспомним, или придумаем крайне забавную историю. И разыграем её так, что всю жизнь будем смеяться.
ГЕНРИХ (потирает руки). Я сгораю от нетерпения!
ОТТО (внезапно рассмеялся). Всю жизнь смеяться. Ха-ха-ха…
ГЕНРИХ. Есть идея?
ОТТО. Отец, я пошутил… насчёт извинений.
ГЕНРИХ. Пошутил?
ОТТО. Да!
ГЕНРИХ. Хорошие шуточки.
ОТТО. Любопытные.
ГЕНРИХ. Послушай, я, кажется, начинаю понимать… Не думаешь ли ты, Уве, что Отто просто разыгрывает нас… Ха-ха-ха… Тоже своего рода импровизация. Ведь так или иначе, но Отто постоянно в поле зрения.
УВЕ. Играет роль.
ГЕНРИХ. Точно! Играет роль. Дразнит, волнует, превращается в шмеля.
УВЕ. У него получается.
ГЕНРИХ. Отто, поздравляю! Ты догоняешь нашего опытного маэстро. Достойный, так сказать, ученик.
ОТТО. Ученики его в зале для игровых автоматов.
ГЕНРИХ. А ты?
ОТТО. Я… Я не пожелал стать учеником Уве.
ГЕНРИХ. Начинаешь импровизировать?
ОТТО. Начинаю говорить правду.
ГЕНРИХ. Слушай, надоело! Уве, приглашай молодых людей.
ОТТО. Куда торопишься, отец?
ГЕНРИХ. Отто, не дури! Ты мешаешь импровизатору творить чудеса.
ОТТО. Кто-то когда-то кому-то обязательно должен помешать…
ГЕНРИХ. Кто-то… Кому-то… Тоже мне, философ! Ха-ха-ха… Говори яснее.
ОТТО. Дорогой папочка! Спроси, пожалуйста, импровизатора, на какие темы он пытается иногда беседовать со мной.
ГЕНРИХ. Уве, что это значит?
УВЕ. Это значит, что твой сыночек круглый дурак.
ГЕНРИХ. Я вас не понимаю… Обоих.
УВЕ. В любом обществе молодые люди чувствовали и чувствуют, что наиболее важно для их сограждан в тот или иной исторический момент.
ГЕНРИХ. Из-за чего вышел весь этот сыр-бор? Мы начинали с импровизации… Было так чудно.
УВЕ. Отто, мягко говоря, дебильная личность. Он ничего не чувствует. Поэтому я и назвал его дураком. Извинения просить не собираюсь… Всё. Больше ни слова!
ГЕНРИХ. Ну, знаешь, если я занимаюсь всего лишь детскими игрушками, значит, по-твоему я тоже ничего не чувствую, не соображаю, а по сему — порядочный болван?!
УВЕ. Я сказал — ни слова!
ГЕНРИХ. Нет, ответь… Уж будь любезен!
УВЕ. Тебе бы я советовал просто помолчать.
ГЕНРИХ. В моих апартаментах?
УВЕ. Не столь важно. Помолчи.
ГЕНРИХ. Как это?
УВЕ. Вот так. (Плотно прикрывает свой рот руками.)
ГЕНРИХ. Да ты просто… Ты… (Зашагал по комнате, остановился, сел, бросил в рот таблетку).
УВЕ. Высказался?
Пауза. Все молчат.

ГЕНРИХ. Ты… Да ты…
УВЕ. Жуй таблетку и помалкивай!
ГЕНРИХ. Ты…
УВЕ. Помалкивай!
ОТТО. Я вызову полицию!
ГЕНРИХ. Что? Зачем? Не смей!
ОТТО. Он унижает тебя, отец!
УВЕ. И в полиции есть… здравомыслящие люди.
ГЕНРИХ. Ты ответишь за сегодняшний день. Понял?
УВЕ. Ещё раз советую — соедини челюсти во имя всего лучшего!
ГЕНРИХ. Ты угрожаешь мне? Здесь?!
УВЕ. Пока только советую.
ГЕНРИХ. Ну знаешь, такого хамства я не ожидал!..
УВЕ. Заткнись, клоун!
ГЕНРИХ. Бог мой! Что я слышу?! Сколько сделано для тебя моими руками! М после всего…
УВЕ. Сделано!
ГЕНРИХ. Твоё счастье, что я мягкий, воспитанный человек… Не могу ответить грубостью.
УВЕ. Раньше ты был человеком. Многое делал, а нынче бездействуешь… В основном, языком работаешь. Понял? Клоун!
ГЕНРИХ. Уве, отчего ты взъелся на меня?
УВЕ. Не притворяйся!
ОТТО. Отец, спроси, чем он занимается кроме работы и… импровизации?! Спроси! Какие значки он мне показывал? Спроси! Чего же ты молчишь?
ГЕНРИХ. Меня не интересует коллекция значков. Равно как и то, чем мой служащий занимается в свободное от работы время.
УВЕ. Генрих никогда не задаст такого вопроса. Верно, Генрих?
ГЕНРИХ молчит.
УВЕ. Я спрашиваю — верно или нет?
ГЕНРИХ молчит.
ОТТО. Папа! Папа!!!
ГЕНРИХ достаёт таблетку, трясущимися пальцами бросает под язык.
УВЕ. Молодец, Генрих! Лучше сосать таблетку и помалкивать. Не так ли?
ГЕНРИХ молчит.
ОТТО. Папа, тебе плохо?
ГЕНРИХ молчит.
УВЕ. Ему хорошо. Пока папа молчит, ему хорошо. Да и таблетка сладенькая. Помогает или нет, но всё-таки приятно. Во рту холодит, остужает страсти.
ГЕНРИХ молчит.
ОТТО. Что с тобой, отец?
УВЕ. Не мешай, человек принимает лекарство… И молчит.
ОТТО. Он заговорит! Он спросит!
УВЕ. Возможно.
ОТТО. Отец, спроси же наконец — чем он занимается?!
УВЕ. А чем занимался наш обожаемый папочка в отшумевшем прошлом? Молчание? Нет, папочка никогда не спросит, чем занимается сейчас Уве.
ОТТО. Что я слышу, отец? На что он намекает?
УВЕ. Отто, ты слышишь то, что слышишь!
Пауза.
ОТТО. Вы оба в чём-то замешаны! Я подозревал…
ГЕНРИХ. Отто, меня, как и Уве, оклеветали. В военное время такое случалось нередко. Мы прошли через все муки нацистских концлагерей. Больше мне нечего сказать.
УВЕ (смеётся). И мне тоже.
ГЕНРИХ. Видимо, Уве имеет в виду клевету. Её по-разному можно толковать.
УВЕ. Я уже ничего не имею. (Улыбается.)
ГЕНРИХ. Перебесился? Ха-ха-ха…
УВЕ. Да!
ОТТО. Значит, вы ни в чём не виноваты?
ГЕНРИХ. Разумеется, мальчик мой. И хватит терзать себя понапрасну!
УВЕ. Он далеко пойдёт! Сообразителен, достаточно смел. Словом, мужчина хоть куда… В перспективе.
ОТТО. Знаешь, о чём я мечтаю, папа?
ГЕНРИХ. О чём, солнышко моё?
ОТТО. Не угадаешь! Спорим?
ГЕНРИХ. Брось! С моим сердцем спорить…
УВЕ. Генриху противопоказаны острые ощущения. Разве что на уровне импровизации.
ГЕНРИХ. Так о чём же мечтает наш розовый петушок?
ОТТО. Не щебечи.
ГЕНРИХ. Хорошо, хорошо. Умолкаю.
ОТТО. Задумался, отец, я о будущем.
ГЕНРИХ. Похвально.
УВЕ. Тут и я поддержу. О будущем полагается думать ежеминутно.
ОТТО. Кем быть? Вот, в чём вопрос!
ГЕНРИХ. Да, вопрос вопросов.
ОТТО. Подумал я, подумал, и решил окончательно…
ГЕНРИХ. Лицедеем?
ОТТО. Нет.
УВЕ. Юристом?
ОТТО. Мимо.
ГЕНРИХ. Врачом?
ОТТО. Банщиком.
Пауза. ГЕНРИХ и УВЕ с удивлением смотрят на ОТТО.

ОТТО. А чего? Отменная профессия. Мыть, чистить людей от пота и грязи. Дарить им лёгкость тела и бодрость духа. Разве не здорово?!
ГЕНРИХ. Да, час от часу не легче.
ОТТО. Тебе не нравится?
ГЕНРИХ. Кто тебя надоумил?
ОТТО. Никто.
ГЕНРИХ. Ха-ха-ха… Мой сын — банщик! Потрясающе!
ОТТО. Не знаю, почему ты против?
ГЕНРИХ. Назови, не говорю из родственников, но из просто случайно знакомых мне людей, хотя бы одного банщика, маляра, стекольщика.
УВЕ. Генрих, мы отвлеклись. Продолжим?
ГЕНРИХ. Одну минуту. Я жду!
ОТТО. Он перед тобой. (Показывает на УВЕ.)
ГЕНРИХ. Уве?!
ОТТО. Уве!
ГЕНРИХ (к УВЕ). Ты работал банщиком?
УВЕ. Никогда!
ОТТО. Вспомни!
ГЕНРИХ. Вероятно, в ранней юности?
ОТТО. Не в такой уж и ранней.
ГЕНРИХ. И что из этого следует?
ОТТО. Память подвела, Уве?
УВЕ. Ах да! Ты же помнишь, Генрих, я одно время действительно трудился банщиком… в концлагере… Заставили.
ГЕНРИХ. Так это ты его надоумил?
УВЕ. Нет. Когда я работал, то многого насмотрелся. Просто рассказал Отто о кое-каких моментах.
ГЕНРИХ. Зачем тогда вспоминать прошлое? Бередить душу?
ОТТО (смеётся). А Уве не так давно разбередили не только душу, но и лицо.
ГЕНРИХ. Что же ты мелешь?!
ОТТО. Да, Уве недавно разукрасили физиономию…
УВЕ. Хулиганы.
ГЕНРИХ. Их посадили?
ОТТО. Нет.
ГЕНРИХ. Почему?
УВЕ. Давайте продолжим импровизировать!
ГЕНРИХ. Почему они на свободе?
ОТТО. Потому что, в сущности, пустяковое дело. Уве опознал на улице один из тех, кто чудом ускользнул от его банно-прачечных услуг. А сыновья, шедшие рядом, разукрасили Уве от души. Не так ли, Уве?
УВЕ молчит.
ГЕНРИХ. Какая-то галиматья!
ОТТО. Чистая правда! Разукрасили от души. Правда, это, как говорится, было уже делом техники. Верно, Уве?
УВЕ молчит.
ГЕНРИХ. Почему?
ОТТО. Сыновья оказались, судя по внешнему рисунку их работы, спортсменами. Это надо было видеть! (Смеётся.) Забавно получилось! Не так ли, Уве?
УВЕ молчит.
ГЕНРИХ. Уве избивали, а ты молчал?
ОТТО. Я начал было петушиться, но они популярно мне объяснили суть дела, так сказать, исходные данные. Верно, Уве?
УВЕ молчит.
ГЕНРИХ. Они просто обознались!
ОТТО. А ты как думаешь, Уве?
УВЕ молчит.
ГЕНРИХ. О чём тут думать? Перепутали физиономии, то есть, лица. Я уже заговариваться начал!
ОТТО. Перепутали или нет, но разрисовали классически. Есть что вспомнить! Правда, Уве?
УВЕ молчит.
ОТТО. Папа, приглашай людей! Я сам обговорю с ними исходные данные для следующей сценки.
ГЕНРИХ в растерянности.
ГЕНРИХ. Только учти — должно быть что-то сверхкомедийное! У меня больное сердце.
ОТТО. Я извиняюсь, но Уве придётся немного отдохнуть. Будете смеяться вместе. Ты не против, Уве?
УВЕ молчит.
ГЕНРИХ. Не тяни. (Потирает руки.) Весьма любопытно — как у тебя получится. Ха-ха-ха… (Зовёт.) Катрин!
Входит КАТРИН.
ОТТО. Катрин, пожалуйста, пригласи сюда молодых людей!
КАТРИН. Я так и сделаю. (Уходит.)
УВЕ. Генрих, не разрешай ему!.. Отто напортачит… Мои подопечные разуверятся.
ГЕНРИХ. Пусть порезвится. Всего один раз!
УВЕ. Потом ты пожалеешь об этом…
ГЕНРИХ. Не скули, Уве! Нужна разрядка. Мы закомплексованы… Уверен, ты будешь мне благодарен.
УВЕ. Посмотрим.
Появляются гости.
ОТТО (хлопает в ладоши). Внимание! Внимание! Вы отдохнули и немного развлеклись. Теперь вас ожидает последняя сценка.
Наш великий маэстро любезно согласился доверить её проведение мне. Приглашаю на площадку всех присутствующих. Зрителями остаются Уве и хозяин виллы, папочка мой, Генрих. Так они пожелали.
ГЕНРИХ. Но позволь!
ОТТО. Прошу абсолютной тишины!
ГЕНРИХ. Смотри, у него что-то получается. Ха-ха-ха…
ОТТО. Итак, исходные данные.
Молодые люди плотным кольцом окружают ОТТО. Советуются.

УВЕ. Генрих, останови это! Он… развратит их.
ГЕНРИХ. Спокойно! Мальчик горит желанием посмешить нас.
УВЕ. Ты уверен?
ГЕНРИХ. В любом случае, ты останешься жив… Ха-ха-ха… Наше государство гарантирует безопасность… Особенно… Особенно фронтовикам… Ха-ха-ха… Даже на военных преступников махнули рукой. Кому теперь они нужны?! Обломки рухнувшей империи… Ха-ха-ха…
УВЕ. Клоун.
ОТТО. Так, внимание и ещё раз внимание! Сценка называется «Услужливый банщик» или «Под звуки вальса Иоганна Штрауса «Сказки венского леса»».
ГЕНРИХ аплодирует. К нему присоединяется УВЕ. Молодые люди ставят две ширмы, а сами уходят за кулисы.

ОТТО. Да, весьма незначительные детали. Дело происходит в период восточной компании. Банщика буду изображать я.
Из-за кулис медленно бредут молодые люди. Они изображают заключённых. Вот еле бредёт хромающий старик, надрывно кашляет туберкулёзный, больные женщины.
«БАНЩИК» поднимает руку. Процессия останавливается.

«БАНЩИК». Командование лагеря гуманно в своих отношениях с клиентами. Вас ожидает санпропускник и отличная баня с горячей водой, мылом и всем необходимым.
ЖЕНЩИНА. А шайки будут?
«БАНЩИК». Непременно.
СТАРИК. Скорее бы. Вши загрызли. (Чешет тело.)
«БАНЩИК». Всем раздеться!
ЖЕНЩИНА. Где?
«БАНЩИК». Здесь.
ЖЕНЩИНА. При всех?
«БАНЩИК». Это приказ.
ЖЕНЩИНА. Тут дети.
«БАНЩИК». Древние греки вообще ходили обнажёнными. Раздеться!
«Заключённые» снимают воображаемую одежду.
ЖЕНЩИНА. Моё пенсне! Моё пенсне!
«БАНЩИК». Вам выдадут новое. Вперёд!
Толкает воображаемые двери. «Заключённые» входят в отверстие между ширмами. «Дверь» захлопывается и завинчивается. «БАНЩИК» делает знак кому-то за кулисы.
Тихо звучит вальс Штрауса «Сказки венского леса». «БАНЩИК» тихонько подпевает. Из-за ширм доносятся душераздирающие вопли, крики, стоны. Звучание вальса усиливаются. Из-за кулис выходит ХЕЛЬГА — надзирательница, кокетливо подплывает к «БАНЩИКУ». Тот галантно кланяется, приглашая ХЕЛЬГУ на танец. ХЕЛЬГА с благодарностью соглашается. Счастливые, улыбающиеся, они вальсируют. Крики и стоны за ширмами утихают. Музыка тоже.

«БАНЩИК» (останавливая танец). Уборщики! Очистить помещение моечной! Приготовить следующую партию!
Свет гаснет. Слабое пятнышко света скользит по полу так называемой моечной. Ширмы убраны. На полу лежат скрюченные тела мужчин, женщин, стариков. Застывшие в ужасе глаза, вырванные клочья волос, раскрытые рты. Едва слышно продолжает звучать вальс Штрауса. Полная темнота. Звучит вальс.

ГЕНРИХ. Ха-ха-ха… Отто, а ты порядочный садист! Дай хоть капельку света. Мы же покусаемся в темноте. Ха-ха-ха…
ОТТО. Свет!
Включается полный свет.
ГЕНРИХ. Наконец-то! А то как в могиле. Ха-ха-ха…
ОТТО. Эту историю мне рассказал Уве.
УВЕ (внезапно). Да, но…
ОТТО. Но самое смешное, что банщика тоже звали… Уве!
УВЕ. Элементарное совпадение! Надеюсь, уважаемые друзья, вы не подумали…
ОТТО. Успокойся, Уве! У меня и в мыслях не было отождествить тебя с тем Уве. (Улыбается.)
ГЕНРИХ. Скажу тебе откровенно, в твоей сценке нет изюминки. Ты показываешь наших противников. А раз так, то надо посолить, поперчить и добавить горчички. То есть, подать под определённым соусом… Учись у маэстро!.. Ха-ха-ха…
УВЕ. Я понял намёк… Петушку не терпится бросить камень в мой огород.
ГЕНРИХ. Перестаньте! Надоело.
УВЕ. Хорошо. Допустим, что тем банщиком окажусь я. Ну и что?! Дело происходило в далёком прошлом. Начхать на него теперь! У меня руки замараны всего лишь до локтей. Но, повторяю, я не травил людей газом. Нет! И ещё раз — нет! А сколько таких, кто сосал кровь, словно пиво из бочки?! Денно и нощно. И ничего… Здравствуют и поныне.
Пауза.
ГЕНРИХ (заметно волнуясь, обращается к девушке, изображавшей ЖЕНЩИНУ в пенсне). Будьте любезны, повторите сцену с пенсне!
ДЕВУШКА. Моё пенсне!.. Моё пенсне!..
ОТТО. Вам выдадут новое. Вперёд!
ГЕНРИХ (шёпотом). Да, вне всякого сомнения… Пожалуйста, выйдите в холл все… кроме Уве и Отто.
Гости покидают комнату для импровизаций.
Сдерживая гнев, посмеиваясь, ГЕНРИХ подходит к УВЕ, легонько похлопывает его по плечу. Затем совершенно внезапно пальцы ГЕНРИХА впиваются в горло УВЕ. Тот хрипит и плавно опускается на пол.
ГЕНРИХ оттаскивает тело УВЕ за ширму. Всё происходит очень быстро. ОТТО поражён случившимся до предела. Пауза.

ОТТО. Папа…
ГЕНРИХ. Я… Я сделал… Я удушил эту мразь в состоянии аффекта… Ты, сынок, надеюсь, подтвердишь…
ОТТО. Безусловно, папа.
ГЕНРИХ (прикуривая сигару). Тебя интересуют мотивы?
ОТТО. Даже не знаю… Просто непонятно.
ГЕНРИХ. Поделом ему!
ОТТО. За что ты его?.. Какой ужас!.. Я позвоню в полицию…
ГЕНРИХ. Не торопись!
ОТТО. С твоим сердцем…
ГЕНРИХ. Дело в том, сынок, что женщина в пенсне… моя двоюродная сестра Роза… Твоя тётя.
ОТТО. Тётя Роза?!
ГЕНРИХ. Да.
ОТТО. Но как ты определил… по импровизации?
ГЕНРИХ. Очень просто. Она погибла в концлагере, где пребывал и Уве.
ОТТО. Значит, я не ошибся?.. Банщик и Уве — одно и то же лицо?
ГЕНРИХ. Несомненно. Скажи, каким образом Уве проговорился о своих… банных процедурах?
ОТТО. Он не проговорился. Он обсуждал банные процедуры, проклинал нацистов за бесчеловечность… И по одной неосторожной фразе я вдруг понял… Папа, я боюсь за тебя!
ГЕНРИХ. Не бойся, мой мальчик! Ты подтвердишь… Остальное я улажу сам.
ОТТО. Всё-таки неприятно…
ГЕНРИХ. Не стоит волноваться. И не будем терять времени. Пригласи гостей. Я всё объясню им сам.
ОТТО. Папа!
ГЕНРИХ. Ну-ну! Смелее!
ОТТО уходит. ГЕНРИХ роется в карманах, достаёт ампулу с лекарством, бросает куда-то в сторону. Садится за столик и что-то быстро пишет.
За ширмой кто-то кашлянул. ГЕНРИХ вздрогнул, но не оглянулся.

ГЕНРИХ. Кто там?
Из-за ширмы, потирая горло, выходит УВЕ. Медленно подходит к ампуле с лекарством, поднимает с пола, достаёт из кармана таблетку и бросает себе в рот.

УВЕ. Зачем швыряешься? (Сосёт таблетку.) Очень эффективная вещь. Помогает… Уже лучше.
ГЕНРИХ (не веря своим глазам). Ар… ар… арти-и-ист!
УВЕ. Я притворился удушенным, когда почувствовал, что ты наверняка отправишь меня к праотцам.
ГЕНРИХ. Я хотел!
УВЕ. Хватка у тебя мёртвая, не смотря на больное сердце.
ГЕНРИХ. Послушай, Уве!
УВЕ. А с Розой ты мастерски обернулся… Филигранная работа!
ГЕНРИХ. А что? Ты разве… Давай разберёмся!
УВЕ. Давай. Но сначала ответь мне на один вопрос.
ГЕНРИХ. Смотря какой.
УВЕ. Тот самый.
ГЕНРИХ. Попробую.
УВЕ. Зачем тебе понадобились импровизации? Ведь ты всерьёз просил меня.
ГЕНРИХ. После того, как ты всерьёз намекнул мне об этом.
УВЕ. И всё-таки?!
ГЕНРИХ. Понимаешь, я соскучился… соскучился по… Как бы точнее выразиться…
УВЕ. Не утруждай себя. (Подходит к нему.) А меня начало беспокоить прошлое. Восточная компания, лагеря… Многое довелось пережить… И я решил посмеяться, поиронизировать над прошлым… Даже поиздеваться. Так приятно, что многое уже позади.
ГЕНРИХ (мечтательно). Эх, Уве! Дорогой Уве… Счастливые мы с тобой люди.
УВЕ. Почему?
ГЕНРИХ. У нас есть, что рассказать молодым.
УВЕ. Нужны им твои рассказы!
ГЕНРИХ. А чего? Показы? Ха-ха-ха… В тебе не умирает импровизатор.
УВЕ. Молодых нужно приобщать… Не то сопляками вырастут, а нам нужны бойцовые петухи! Верно?
ГЕНРИХ. Абсолютно!
Оба смеются. Входят ОТТО и компания.

ОТТО (удивлённо остановился). Гляди! Клоп ожил!
ГЕНРИХ. Отто, вообрази себе!
УВЕ. Итак, внимание! (Хлопает в ладоши.) Пора на сегодня ставить точку. Жирную точку. Все уже порядком устали…
И по этому случаю я приготовил для вас нечто такое, что ранее не практиковалось вообще.
ГЕНРИХ (потирая руки). Только умоляю тебя, Уве! Что-нибудь подушистее, чтобы глаза на лоб полезли!.. Ха-ха-ха…
УВЕ. Рад услужить. Сценка называется «Великодушие колбасника».
Звучат аплодисменты.
УВЕ. Нужны четыре человека. (Указывает пальцем.) Ты, ты, ты и ты!
К УВЕ подходят два молодых человека и две девушки. Идёт совещание. ОТТО вопросительно смотрит на отца. Тот делает вид, что не замечает его взгляда. Потирает руки, в ожидании очередного удовольствия.

УВЕ. Итак, начинаем! Добродушного колбасника изобразит ваш покорный слуга. Тишина!
ВЕДУЩИЙ. Восточная компания. Оккупированная территория противника. К коменданту города является женщина из числа аборигенов.
«КОМЕНДАНТ» расположился на стуле посередине комнаты. У его ног сидит «овчарка». Он ласкает её. Бесшумно появляется ЖЕНЩИНА, судя по всему, убитая каким-то горем.

ЖЕНШИНА. Господин комендант.
«КОМЕНДАНТ». Да, я слушаю.
ЖЕНЩИНА начинает всхлипывать.
«КОМЕНДАНТ». Впрочем, мне докладывали о вашем недоразумении.
ЖЕНШИНА. Прошу вас…
«КОМЕНДАНТ» (ласкает овчарку). Ваше счастье, что я ещё никогда и никому ни в чём не отказывал.
ЖЕНШИНА. Я пришла за ответом.
«КОМЕНДАНТ». За ответом?
ЖЕНШИНА. Вы назначили мне на сегодня.
«КОМЕНДАНТ» (прижимаясь к овчарке). Вот моё единственное чудо… Прелесть моя… Ха-ха-ха… Не веришь? Почему? Чем мы так встревожены? А, понимаю… Нам два дня не давали пищи.
ЖЕНШИНА. Господин комендант.
«КОМЕНДАНТ». Вы биолог по профессии?
ЖЕНШИНА. Да.
«КОМЕНДАНТ». Скажите, если овчарку не кормить двое суток… (Собака вдруг забеспокоилась. Зло смотрит на женщину.) Сидеть! Сидеть! Да, так о чём мы?
ЖЕНШИНА. Мой сын…
«КОМЕНДАНТ». Пустяки… Я же сказал.
ЖЕНШИНА. Его отпустят?
«КОМЕНДАНТ». Так не умрёт собака, если её не кормить двое суток? Как вы считаете?
ЖЕНШИНА. Нет.
«КОМЕНДАНТ». Стало быть, напрасны наши волнения. Верно, дружочек? (Ласкает собаку.) Хорошая, славная! Ну, сильно проголодалась? («Овчарка» слабо повизгивает.)
Сейчас, сейчас мы накормим тебя досыта.
ЖЕНШИНА. Господин комендант.
«КОМЕНДАНТ». Вам не стоит волноваться. Самое неприятное позади.
ЖЕНШИНА. Он жив?
«КОМЕНДАНТ». Ха-ха-ха… Вы успокоили меня в отношении собачки. А моя миссия состоит в том, чтобы утешить вас в отношении судьбы сыночка.
ЖЕНШИНА. Что с ним?
«КОМЕНДАНТ». Цел и невредим. Спокойно отдыхает.
ЖЕНШИНА. Я… Я могу…
«КОМЕНДАНТ». Да, вы можете преспокойнейшим образом возвращаться домой… Он тоже придёт.
ЖЕНШИНА. Когда?
«КОМЕНДАНТ» (к «овчарке», которая повизгивает). Не терпится! Но у нас гости… Тебе всё равно?.. Ох, моё бедное сердечко… На всё ты реагируешь незамедлительно.
ЖЕНШИНА. Когда?
«КОМЕНДАНТ» (зовёт). Руди! Руди!
Входит «адъютант Руди».
«КОМЕНДАНТ». Принеси, пожалуйста, большой таз! Ты знаешь.
«Руди» кивает. Уходит.
«КОМЕНДАНТ». Сейчас ты получишь своё… Ну, потерпи, потерпи самую малость.
Входит «Руди» с тазом в руках и ставит его у ног «КОМЕНДАНТА».
«КОМЕНДАНТ». Свободен! («Руди» уходит.)
(К «овчарке».) Ну, наслаждайся!
Отпускает «овчарку». Та подходит к тазу и начинает жадно пожирать воображаемое содержимое.

ЖЕНШИНА. Вы сказали… Он придёт?
«КОМЕНДАНТ». Ах да! Вы всё о своём… Разумеется, придёт… Ха-ха-ха…
Разве можно мальчика лишать жизни за такую мелочь? Закрыл нашего солдата в сортире… Ха-ха-ха… Ну и что? Господи, ребёнок да и только!.. Сколько ему?
ЖЕНШИНА. Шесть.
«КОМЕНДАНТ». Ну вот, пожалуйста, мальчишка! Ха-ха-ха… Да и солдату не положено, простите, так долго засиживаться. А если партизаны?!
«Овчарка» закончила свою трапезу, сладко зевнула и вытянулась на полу.
«КОММЕНДАНТ» (гладит «овчарку»). Правильно. Теперь мы поспим немного. Понаслаждаемся сновидениями.
ЖЕНШИНА. Так как же всё-таки?
«КОМЕНДАНТ». Вы опять за своё! Идите домой! (Смотрит на часы.) Через полтора часа вашего сына доставят домой в полной сохранности. Идите! (Улыбается.)
Нам нужен покой. (Гладит «овчарку».)
ЖЕНШИНА, закрыв лицо руками, выходит из комнаты.

УВЕ. Сценка окончена!
Все молчат. Никто ничего не понял.

ГЕНРИХ. Спасибо! Я доволен. Всё обошлось неплохо… Мальчика отпустили…
ОТТО (к отцу). Не слышу традиционного смеха.
ГЕНРИХ. Отто, я устал… Сегодня очень насыщенный сеанс.
1-й ЮНОША. Тут много непонятного!
ОТТО. Да, Уве, сценка твоя лишена изюминки.
2-й ЮНОША. Я тоже ничего не понял.
ХЕЛЬГА. И причём здесь название «Добродушный колбасник»?
1-й ЮНОША. В самом деле, ни слова о колбасе! И вдруг — добродушный колбасник.
УВЕ. Кое в чём вы правы.
1-я ДЕВУШКА. Вот, я изображала овчарку. Возможно, комендант накормил её колбасой?
2-й ЮНОША. Точно! В тазике лежала отборная колбаса.
ХЕЛЬГА. И что из этого?
ОТТО. Не смешно.
ГЕНРИХ. Комендант накормил собаку отборной колбасой, а мальчика… Ха-ха-ха… А мальчика не отпустил.
ОТТО. Изюминка!
ГЕНРИХ. Несомненно! Ха-ха-ха…
УВЕ. Не совсем так.
2-й ЮНОША. Маэстро, откройте секрет!
УВЕ. К вашим услугам… (Пауза.)
Овчарка пожирала естественное… человеческое мясо!
1-й ЮНОША. Как?!
УВЕ. А вот так! Комендант, зная о встрече с женщиной, приказал накануне казнить мальчугана, вынуть его внутренности и положить в таз!
ОТТО. Выходит, что в те минуты, когда комендант безмятежно рассуждал о судьбе мальчика, овчарка в присутствии женщины аппетитно пожирала внутренности её сына?
УВЕ. Точно так.
1-я ДЕВУШКА (взволнованно). Значит я, изображая овчарку… я съела… кишки мальчика?
УВЕ (бесстрастно). Точно так.
1-я ДЕВУШКА (чувствуется, что она на грани умопомешательства). Я… съела… А! А! А!
УВЕ. Не волнуйтесь! Вы лишь изображали овчарку.
1-я ДЕВУШКА. Меня тошнит! Я… Я съела…
ГЕНРИХ (впервые неожиданно грозно). Прекратите этот бедлам! Немедленно! Не видите — она уже почти тронулась!
1-я ДЕВУШКА. Я… Я не тронулась… Я съела… Кто этот комендант?.. Где он?
ГЕНРИХ (кричит). Прекратите!!! Ой! Ой… ой… (Падает в кресло.)
Все молчат.
УВЕ. Пока хозяин виллы почивает в кресле от сердечного приступа, я назову вам координаты бывшего коменданта.
1-й ЮНОША. Мне как-то всё равно.
2-я ДЕВУШКА. А я заканчиваю с импровизациями навсегда!
2-й ЮНОША. Почему? Интересно ведь! (Обращается ко всем.) А вы будете ходить?
Кто-то кивает головой. Остальные молчат.

УВЕ. Сначала комендант. Потом… Потом… И уже после всего — владелец фирмы детских игрушек. (Смотрит на ГЕНРИХА. Пауза.)
1-я ДЕВУШКА с безумным взглядом приближается к ГЕНРИХУ. И вот уже её пальцы на шее ГЕНРИХА и с силой душат его.
Все молчат, как завороженные. Пальцы девушки разжимаются, и она в приступе истерики опускается к ногам ГЕНРИХА.

УВЕ. Спасибо за понимание!
Кланяется и резко уходит. Никто из присутствующих не обращает на него внимания.
И лишь ОТТО пристально глядит вслед ушедшему.
Комната для импровизаций постепенно погружается в темноту.

КОНЕЦ