Обретенное лето. 3-е сентября

     ВТОРОЕ ПРИШЕСТВИЕ.

     Здесь мы расскажем о Петрозаводске, бывшей столице одной из бывших союзных республик Теперь она понижена в ранге и называется автономной. Это Карельская республика. Существует даже анекдот, раскрывающий причины этой метаморфозы, но он настолько зарос бородищей - гораздо большей, чем наш Славка за время похода - что нет никакого резона его здесь пересказывать

     Вы увидите Петрозаводск нашими глазами, ибо ничего другого предложить не можем. Просто постараемся быть объективными.

     Для сначала немного истории: в сентябре 1983-го года под звуки фанфар и грохот барабанов петрозаводчане отметили 280-летний юбилей своего города. А началось с того, что в сентябре 1703-го года по указу Петра 1 в этих краях начали строить один из первых "почтовых ящиков", только тогда он назывался "железоделательный и пушечный завод". Иногда по имени его создателя этот завод называли Петровским. Конечно, вокруг него быстро выросло поселение - Петровская слобода. Она-то и положила начало будущему Петрозаводску, который в силу указанных обстоятельств можно с известными допущениями тоже назвать "Петра твореньем."

     Сам Петр часто приезжал сюда со всей своей свитой. А уж когда здесь обнаружили минеральные железистые источники, получившие название "марциальные воды", визиты "царя-плотника" участились. В 1802-м году, уже после смерти Петра, город стал центром Олонецкой губернии, первым губернатором которой стал " старик Державин", тот самый.

     Благодарный город в ознаменование своего 170-летия соорудил его основателю памятник, который можно видеть и до сих пор и который мы при всей своей любознательности все же не видели. Говорят, что в иерархической лестнице памятников Петру он занимает третье место после фальконетовского "Медного всадника" и гриммовского "Отца русского флота", что стоит в Воронеже в Петровском сквере.

     Хотя город издревле находился в привилегированном положении, но вплоть до семнадцатого года оставался захолустным городишкой. Поэт-декабрист Федор Глинка, сосланный сюда в 1832-м году, писал в частном письме к другу: "Петрозаводск разве что по самозванству является городом (даже губернским), здесь не жизнь, а бытие томительное." Примерно так же воспринял Петрозаводск и Пришвин,, который несколько позже, в 1907-м году, писал так: " Чистенький городок, не живет, а тихо дремлет».

     А еще позже на местном городском кладбище Паустовский нашел заброшенную могилу Шарля Лонсевиля и написал прекрасную повесть о Несбывшемся.

     А потом была война. Часть Карелии вместе с Петрозаводском была оккупирована. Немцы до основания разрушили типографию, филармонию, Дворец пионеров, публичную библиотеку. Было уничтожено две трети жилого фонда. Но сейчас город полностью восстановлен, а его расположению могут позавидовать даже пресыщенные Ментона и Бристоль, ведь Петрозаводск расположен на пяти каменистых террасах, спускающихся амфитеатром к Онежскому озеру, а две когда-то мощные реки Лососинка и Неглинка разделяют его на три почти равные части. Если смотреть с воды, то он похож на Сочи: белые домики разбросаны по склонам горы, тянется к облакам мачта телецентра, в порту теснятся пароходы... В общем, Петрозаводск живет столичной жизнью.

     И вот рано утром третьего сентября наш "вагон особого назначения" вместе с остальным поездом притащился в этот город. Сердечно распрощались с гостеприимным проводником- может быть, еще встретимся на железных дорогах - и вылезли на перрон, сонные и смурные. Потащились по еще пустынным улицам, глазея по сторонам, чтобы скоротать время до девяти часов утра, когда, по нашему мнению, уже будет удобно зайти к нашему рулевому Игорю Павлову.

     Редкие прохожие, спешившие на работу, таращили на нас глаза: вся семерка была одета в походную униформу и вполне могла сойти за какой-то патруль, обходящий свой участок.

 В восемь стали открываться магазины, что было очень кстати. К тому времени мы уже нашли интересовавшую нас улицу Кирова и обозрели снаружи нужный дом, убедившись, что черного хода он не имеет. В назначенный самим себе час стали звонить по телефону, дабы предупредить Игоря, что мы совсем рядом и сейчас зайдем, так что пусть готовится. Но к телефону никто не подошел. Тогда мы с Димкой потащились непосредственно на квартиру, забрались на самый верх и увидели на двери табличку, кому и сколько раз нужно звонить. Наш Павлов был в этом списке почему-то последним и звонить ему было нужно аж пять раз кряду. Признаться, были несколько озадачены и звонить не стали, пока не посоветуемся с остальными.

     Спустились во двор к ребятам и объяснили ситуацию. Они недоумевали, почему же мы не решились позвонить, ничего не выяснив. Придется еще раз подниматься на пятый этаж без лифта и пока мы не выясним, где наш приятель, назад не возвращаться. Снова поднялись и с замирающим сердцем позвонили. Дверь открыл какой-то заспанны малый в брюках и в майке, и на наш законный вопрос, почему открыл он,  а не тот, кому мы звоним, ответил, что Игорь был здесь несколько дней, а потом снова уехал в колхоз. Когда будет, неизвестно.

     Мы совсем пригорюнились, ведь с таким расчетом и приезжали сюда, чтобы повидать ребят. А тут - на тебе!..

     На почтамте, который оказался  совсем рядом, оформили что-то вроде бандероли, куда упаковали комплект соловецких открыток, купленный специально для него (Игорь в свое время ломал службу на Соловках в том самом морском отряде и ему будет приятно вспомнить те места),  Кроме того, стихотворение "Обонежские словечки", посвященное ему и переписанное каллиграфическим архитектурным почерком Елены Ипатовй. И , наконец, написали записку с выражениями сожаления, благодарностей и прочего, под которой все оставили свои автографы. Все это было опущено непосредственно в почтовый ящик в подъезде.

     Наш поезд уходил из Петрозаводска только вечером, так что остальное время провели в ознакомлении с городом. Для начала сходили в кино и посмотрели фильм «Живой труп» с превосходным Баталовым и невыразительной и почему-то злой Аллой Демидовой. В буфете пили пиво и ели мороженое (вот уж чего не видели вечность!). Пиво, впрочем, было кислое, а мороженое горчило и отдавало капустой, но мы все равно были на верху блаженства. А потом с экрана запели цыгане свои будоражащие душу песни, и если бы зрители, которых в зале было немного, обернулись и посмотрели бы в тот момент на семерку оборванцев, прошедших, судя по их виду, огонь, воду и прочее, - то были бы очень удивлены, увидев, как странно блестят глаза у этих бродяг. Да, мы не могли сдержать слез, слушая «Шел ме версте», «Розу цвета» и особенно «Невечернюю».

     Когда фильм кончился, ребята на радостях завернули в местный универмаг и накупили себе порток. Митричу были очень к лицу джинсы с тигром на заднице, - как жаль, что их не было на нем в Медвежьегорске, тогда бы работники почтамта не посмели бы зажать книгу Зощенко, стоило Митьке повернуться к ним тем местом, где спина кончает свое приличное название.

     Славке пришла в голову мысль разыскать еще второго из наших друзей, Леонида Чижикова. Он жил на проспекте Урицкого, где-то на задах центрального района: немного пройти против течения реки Лососинки, а там направо мимо кинотеатра «Сампо» и вдаль, поскольку проспект довольно длинен.  Но времени у нас было вагон и маленькая тележка, поэтому всю дорогу прошли пешком (по-карельски «пЯшком»).

     За то время, что мы не были в Петрозаводске, город стал потихоньку готовиться к осени: выпадали дождички и солнце уже не было таким щедрым, как раньше, когда мы прибыли сюда в первый раз. Во всяком случае, никому из горожан уже не хотелось купаться. Пока мы добирались до нужного дома, как раз и пошел противный дождик.

     Комната Чижикова тоже оказалась на замке, и две неприветливые на вид соседки объяснили, что интересующая нас личность, пробыв здесь несколько дней. снова отбыла в леса буквально день назад. Настроение упало на полтора балла и стало составлять как раз «два восемьдесят семь».

     На деревянном крылечке, где чьи-то предусмотрительные руки поставили лавочку. , мы стали размышлять о бренности всего земного. Вспомнилась другая лавочка возле дома Гали Какуриой, с которой началось наше путешествие. Тогда «нам солнышко светило, нас ветер обдувал» и сами мы были добрые и веселые. А сейчас что?: Игоря нет, Леньки тоже, погода испортилась и вообще уже осень. Пора возвращаться, «дома и солома едома».

     Если бы мы тогда знали, что эти двое, которых мы так настойчиво разыскивали. в этот день преспокойно обретались в Петрозаводске, и как раз в то же самое время, когда мы совершили переход из пункта «А» в пункт «Б», то бишь с улицы Кирова на проспект Урицкого, они ушли из пункта «Б» в злополучный пункт «А». Говоря по-русски, сначала оба были у Лёни», где перед этим заночевали, а затем поехали к Павлову, и как раз в тот момент, когда мы растерянно сидели на крыльце, они извлекли из почтового ящика нашу бандероль, все прочли и единогласно решили, что мы уехали поездом в 16 с чем-то. Потом они говорили, что тоже жалели об этом, что нас слегка утешило. А мы в свою очередь проклинали себя за то, что не догадались на всякий случай еще раз позвонить.

     После всего этого нам ничего не оставалось, как сесть на троллейбус и уехать. Пережидая дождь, зашли  еще в художественный музей. Он находится в здании бывшей гимназии, где учились в свое время художник Маковский и языковед Фортунатов. Посмотрели иконы и еще какую-то мазню, кое-что было неплохо, но положения дел это не меняло. Правда, дождь за это время кончился.

     На той же улице в художественном салоне проходила выставка «По Карелии», где были выставлены всякие картинки с пейзажами, натюрмортами и прочими художественными инсинуациями. Поглядев все это, наша художница не без основания решила, что ее рисунки ничуть не хуже, и она вполне заслуживает того, чтобы стать участницей этой выставки. Официально зарегистрироваться было бы хлопотно: потребовались бы наверняка всякие справки, а у нее с собой всего потрепанный студбилет КИСИ, да и то на украинском языке. Поэтому решила выставиться инкогнито: парни заговорили служительницу, дремавшую здесь же на стульчике, а в это время Елена Ипатова дрожащей рукой приподняла стекло и запихнула под него свою картинку. Правда, это был какой-то соловецкий мотив, исполненный гуашью, но чем черт не шутит – пока разберутся, что к чему…

     Вечером того же дня мы уехали из Петрозаводска, так и не повидав наших лесных друзей.

     Как поет бард Александр Суханов:

«Прощай, Карелия моя,
О доме я забыл.
Твои холодные края
Невольно полюбил».

     Вот и мы испытывали примерно те же чувства.