Лица стерты, краски тусклы

   В 1980 году был убит Джон Леннон, умерли: Джо Дассен, Джон Бонэм , Владимир Высоцкий. Про первых трех советская пресса активно писала в том смысле, что «они стали жертвой циничного мира наживы и чистогана.» Про Высоцкого советская пресса не писала ничего.      
 
     Когда умер Высоцкий, мы с отцом отдыхали в Судаке в Крыму. Эту новость, как и многие другие важные новости о нашей стране, первой сообщила Би-Би-Си. Удивительно, что кто-то из отдыхающих по ночам слушал передачи голосов, но весь пляж на утро только об этом и говорил. Никого уже не волновала Олимпиада, успехи спортсменов, бойкот Америки и Западной Европы.  Было непонятно, как это так, его знает вся страна, но никто не видит, он говорит то, что никто не говорит, но все это знают.   Главное непонятно -  как может он умереть?  Ведь его, вроде бы и не существовало никогда. Он казался чем-то неосязаемым, хриплым голосом, несущимся из магнитофонов, разрывающем наши нервы «напополам».  И вот,  он умер, но он остался, наверняка надолго, а может даже и навсегда.  Мой отец просто обожал Высоцкого и, вернувшись в Москву, мы поехали на Ваганьковское кладбище, положить цветы.  Прямо у входа с правой стороны -  могила:   
Цветы,
                Кто-то высмотрел плод
           гитара,
                что не спел,  не спел
                цветы, 
                Потрусили -  со стоном  упал, упал
                гитара.
                Вот вам песня о том,
                кто не спел,  не спел
                Цветы
               
                И что голос имел – не узнал,
                не узнал
               
                Гитара.
                Конец.
Что же осталось?
                Стихи:
               
                Он настиг, меня догнал,
                Обнял,  на руки поднял
                А за ним беда в седле
                ухмылялася.
                Ведь остаться он не мог,
                Был всего один денек,
                А беда на вечный срок,
                задержалася.   
 
     Вечером позвонил Маслин: 
-  Привет!
-  Привет!
-  Ну,  ты дома, наконец-то?
-  Раз беру трубку, дома, ясен пень.
-  Просто я тебе звонил полчаса назад, тебя не было.
- Так что?
-  Приходи, родители уехали. А мой брат принес такое.
- Что?
- Новую кассету. На русском.
- На русском?
- Да на русском, настоящий рок.
- Да брось ты, какой на фиг может быть  рок на русском?
- Да ты, мозг мне не канифоль, приходи и услышишь.
     Магнитофон щелкнул, пленка пошла, зашуршала, послышался не очень стройный гитарный перебор, и мы впервые из этого магнитофона услышали песню на родном языке: 
      
                «Я   разбил об асфальт
                расписные стеклянные детские замки
                Стала тверже рука
                и изысканней слог и уверенней шаг
                Только что-то не так,
                если страшно молчит, растерявшись
                толпа у Таганки.
                Если столько цветов,
                бесполезных цветов,
                в бесполезных руках…»    

- Это на смерть Высоцкого – сказал Маслин.
- Ясен перец, но кто поет?
- Мой брат говорит - «Машина времени», советская подпольная группа. Они играют рок. Ты послушай, что там дальше. Совершенно улетно.   
     Я скептически относился к нашей музыке, но услышал в этой «Машине», что-то настоящее, новое «несоветское», что-то проникновенное и настоящее.   По мелодике она походила на все западные группы, которыми мы так увлекались.  Но точно, Маслин прав -  это настоящий рок-н-ролл, спетый по-русски. А именно этого нам и хотелось.  Играли они совсем не так, как привычные нашему слуху «Самоцветы» или «Песняры», не то чтобы хуже, но часто как будто бы «мимо нот». Записывали их явно прямо с концертов на те же магнитофоны «Весна», и качество звука, мягко говоря, хромало.  Слов часто не разобрать, но от них шел дух чего-то свободного, запретного. Новая энергия.  Наверное, «Машина» чем-то даже напоминала Высоцкого в том смысле, что они абсолютно свободны и поют то, что считают нужным.    Конечно, если прослушать несколько раз, тексты   просачивались сквозь шум магнитофонной пленки. Мы ловили каждое слово:      

                «Сегодня самый лучший день,
                Путь реют флаги над полками.
                Сегодня самый лучший день
                Сегодня битва с дураками.»   
   
      Плохой звук  делал  ее  еще  лучше в наших глазах.  «Машина»    звучала буквально из  подполья. Никто не знал, сколько их, как их зовут, как они выглядят и, в конце концов, почему они до сих пор не за решеткой: 

                «Лица стерты, краски тусклы,
                То ли люди,  то ли куклы…
                Взгляд похож на взгляд
                А тень на тень»       

     Подпольная группа «Машина Времени» по определению играла «антисоветские песни», даже если музыканты сами этого и не хотели.   Политика  просто перла  сама собой.    

               «Кто ты? Скажи хоть  теперь, хотя бы в этот раз.
               Кто ты? Куда ты идешь, не открывая глаз?
              И кто позволил тебе раскрасить мир и людей
                В черно-белый цвет,
                в черно-белый цвет,
                черно-белый цвет…»