Гадание на ромашках. Глава четвёртая

         Возвращение в театр.

                Сынуля  мой  мальчик ненаглядный, окреп и рос на глазах. У меня, как гора с плеч свалилась. Села, как то утром к зеркалу посмотрела на себя и ужаснулась. На мне какой - то «дурацкий»  халатик и главное,  не моего любимого раньше цвета, причёска а – ля уборщица в недорогом придорожном  кафе, с лицом вообще, что - то невообразимое творилось, страх божий да и только. В общем, срамота, да и только. Взяла губную помаду и написала через всю зеркальную поверхность буковками величиной с ладошку – ЭТО НЕ Я!  и поставила большущий восклицательный знак. Затем заказала такси, взяла пару тысяч долларов, из домашней шкатулки и поехала приводить себя в порядок.
Только во второй половине дня, а если быть точной, то к восьми вечера я совершенно уставшая явилась домой. Няня Зина меня не узнала в первое мгновение. Затем ахнула,  всплеснула руками от неподдельного восхищения и смогла только вымолвить, впервые за два года, назвав меня на Вы
            - Какая же Вы красавица Мила! - Господи. Какая красавица. -
 Я с радостью устало отозвалась:
          -  Спасибо за комплимент Зина  -
 Поинтересовалась : 
           - Как Бориска? -
      Зина заявила, что всё в порядке играет в детской. Я прошла в спальню, подошла снова к зеркалу и взглянула в отражение. На меня смотрела молоденькая особа,  впрочем  не так,  не молоденькая особа, а молодая прекрасная дама.  Из того самого стихотворения Блока
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
       Я сама себе в отражении зеркальном  очень понравилась. На меня глядела молодая,  обворожительная женщина;  густые белокурые волосы  стрижкой уложены в изысканное каре, кожа лица чудесная не единой морщинки, носик аккуратный, припудренный, губы, брови всё  остальное безупречной формы,  не придерёшься, спасибо визажистам, стилистам и  косметологам. Глаза большие, ясные,  бразильские изумруды чистой воды, безупречный макияж  от кутюр лишь оттенял  мою красоту. Стильное короткое бежевое платье от  Коко Шанель лёгкое и невесомое облегало безупречно моё тело и  подчёркивало фигуру. Запах сладкого «яда»   французских духов растекался по спальне. Медленно -  медленно, косметическими салфетками, стёрла прежнюю надпись. Новой, только что купленной, перламутровой помадой яркого красного цвета написала огромными буквами,  А ВОТ ЭТО Я и поставила три жирных восклицательных знака.
 С этого момента я почувствовала снова себя женщиной, а не нянькой, кухаркой,  «домоуправительницей»  и женой в одном флаконе. Борис вечером оценил мой шарм, подошёл ко мне, обнял, лицом уткнулся в грудь и с придыханием заявил:
Какая же ты  у меня красавица Милочка, любушка моя ненаглядная.
Утром за завтраком Борис мне похвастал:
              - Мила, какого я  «армянчика»  из Питера переманил к себе в театр. –
              - Артист от господа Бога.  – Так роли в спектаклях  играет,  мурашки по коже,  даже у меня, старого воробья,а Бориса на мякине не проведёшь. --
           Тут я  впервые закатила Борису не показную, а настоящую истерику.
  выдала мужу своё "ФЕ  по полной программе. Срываясь на крик, заявила:
             - Всё с меня хватит! -
             - Мне надоело до чёртиков готовить вместе с Зиной, лежать по детским больницам, убирать,  стирать  и править домом. –
  Провела ребром ладони поперёк горла и  напоследок сказала:
            - Баста Борис!  - Надоело! –
    Чуть успокоилась и твёрдо заявила, что к новому сезону непременно  хочу,  возвратиться в театр, на театральную стезю.
            - А Бориска с кем будет? - удивлённо поинтересовался Борис, изогнув брови домиком.
           - У Бориски есть няня, он уже подрос практически,  - тут я трижды сплюнула через плечо  на пол -  И не болеет. -
            - А если заболеет?-  спросил муж усталым голосом, спектакль отменять не с руки. 
 Стала на колени и пошла к Борису вся в слезах, уткнулась головой ему в колени, продолжая плакать навзрыд, прерывающимся голосом просилась вернуться в театр. 
 Утром Борис согласился, правда, добавил:
         -  Бориску «проворонишь, убью. -
И погрозил мне кулаком.

          Я ВЕРНУЛАСЬ в СВОЙ ЛЮБИМЫЙ ТЕАТР. УРА!  Правда, кое - кому моё возвращение не больно - то понравилось. Я же претендовала на главные роли в премьерных спектаклях в театре моего мужа. Три  года я добросовестно исполняла роль  домохозяйки, и теперь  хотела сызнова в театре служить;  играть и ещё раз играть. Пришёл мой черёд  представлять  главные роли на сцене, расступитесь, завистницы и недоброжелатели, я вернулась. 
       Ольга, что царила на сцене в моё отсутствие, с досадой, не таясь совершенно, прямо в моём присутствии перед прогоном спектакля заявила:
        -  И что Мила вам в хоромах не сидится? -  Ребёнок рядом,  птички щебечут, цветочки цветут и пахнут, холопы на подхвате. –
         - Если бы мне такая жизнь «подфартила"  я бы не только сцену бросила, но и не жужжала  бы вовсе, лёжа в гамаке под соснами. -
    Затем вздохнула и сказала:
        - Почему же вам Мила в семейном гнёздышке не мило?-
        - Муж  богатый имеется, ни в чём отказа не знаете, кому подать и что изволите, тоже имеется.-
           Затем сокрушённо добавила:
       -  Извини не со зла, просто с утра настроение паршивое, вот и «ляпнула»,  не подумав. -
    Я только рукой отмахнулась, пустяки мол, продолжать не стоит.

   На  репетициях  старалась, не щадя, как говорится живота своего. Борис,  всегда помогал советами. Его помощь для меня была очень важна. Словно глоток воды в пустыне, обезумевшему от жажды пилигриму.
    С Серёжей,  которого Борис переманил из Питера, познакомилась спустя месяц, как вышла на работу. Приехал на репетицию прямо со скоростного Сапсана уезжал из Москвы  в Питер, на выходные. Мне поначалу он не приглянулся,  парень, как парень, роста выше среднего, поджарый, не капли лишнего жира в теле. Волосы смоляные, шапкой на голове, вьются крупными кольцами, черты лица правильной формы, только уж очень чопорное выражение на красивом лице. Не улыбался, не шутил,  тошноты был вежлив. Через слово спасибо - пожалуйста.  Ещё обратила внимание, что  его ухоженные и аккуратно подстриженные ногти накрашены бесцветным лаком. Парень с накрашенными ногтями не произвёл на меня никакого впечатления. Запомнились лишь глаза черные, жгучие, большие,  обрамлённые длинными ресницами и ничего больше.  Так до постановки премьеры Кармен и проходили мимо друг дружки, здравствуйте,  да до свидания.
    
   Борис задумал обновить спектакль Кармен. За ужином, не раз и не два возвращался к тексту,  доказывал и мне и сам себе, что пьеса не до конца понята и раскрыта на театральных подмостках. В общем «замутили»  мы Борисом  наши задумки и придумки на славу. Сценарий доработали, исправили,  откорректировали с лучшими  сценаристами. И стали репетировать  времени не замечая, до начала театрального сезона времени раз,  два и обчёлся.
Я естественно получила роль цыганки Кармен, Серёже Борис отдал, конечно же, роль Хозе.
    С самого первого прогона  спектакля по изменённому Борисом сценарию стало видно, что постановка нашей версии необыкновенно пронзительна и «чертовски»  хороша. Борис дома только и повторял, что нас ждёт небывалый успех. 
                -  Москва падёт у наших ног, -  говорил надменно муж,  улыбаясь улыбкой Мефистофеля.
                - Я это носом чувствую – добавлял он, втягивая ноздрями воздух в машине, когда мы за полночь возвращались домой после репетиций из нашего театра.