Роберт Смит и Моррисси. Pictures of you

      Чёр­тов Мор­рисси. Моз. Ду­рац­кое, въ­еда­юще­еся в па­мять имя, сос­ка­кива­ющее с язы­ка в са­мые не­под­хо­дящие мо­мен­ты слов­но бы по сво­ей собс­твен­ной во­ле. Как бло­ха. И эта бло­ха по­пила у ме­ня не­мало кро­ви…
      Дос­таю из кар­ма­на не­боль­шую кар­точку, при­мер­но та­кую мож­но сде­лать в лю­бой фо­тобуд­ке. Но кон­крет­но эта – силь­но об­ре­зан­ная от­крыт­ка. Под раз­мер окош­ка в ко­шель­ке, я по­лагаю. Я не знаю, чья она бы­ла рань­ше, но те­перь она моя. Кто-то за­был её в па­бе на сту­ле, а я взял да и по­доб­рал. Сай­мон ещё тог­да спро­сил, за­чем мне фо­то не­навис­тно­го Мор­рисси, и я сду­ру ляп­нул, что хо­чу уто­пить его в бычь­ей кро­ви. Сов­рал и гла­зом не мор­гнул.
      Это бы­ло нес­коль­ко лет на­зад, и это бы­ла пер­вая его фо­тог­ра­фия в мо­ей кол­лекции. Сей­час у ме­ня уже нес­коль­ко пла­катов и це­лый кон­верт от­кры­ток. Но всё это доб­ро хра­нит­ся в тай­ни­ке, о ко­тором ник­то, кро­ме ме­ня, не зна­ет. В про­тив­ном слу­чае я про­пал. Единс­твен­ное, что я всег­да но­шу с со­бой, – эта ма­лень­кая по­тёр­тая кар­точка. Так ска­зать, по­ход­ный ва­ри­ант.
      Иног­да я за­пира­юсь на ключ, вклю­чаю му­зыку – лю­бую, хоть Fleetwood Mac, лишь бы зву­чало гром­ко – и дос­таю свои сок­ро­вища. Ос­то­рож­но рас­прав­ляю склад­ки, за­ложив­ши­еся на ли­цах на пла­катах, лю­бов­но пог­ла­живая их паль­ца­ми, и пред­став­ляю, что он нас­то­ящий, что он при­нима­ет мои лас­ки и от­ве­ча­ет на них.
      Всмат­ри­ва­юсь в эти вы­рази­тель­ные гла­за, лю­бу­юсь иде­аль­но уло­жен­ной – не то что мой ха­ос – при­чёс­кой, очер­чи­ваю взгля­дом ли­нию но­са, пе­рехо­жу на ску­лы и за­кан­чи­ваю гу­бами. О, эти гу­бы! Мне час­то снит­ся но­чами, как я вгры­за­юсь в них, раз­дви­гаю язы­ком и зав­ла­деваю этим слад­ко­голо­сым ртом, вы­пивая из не­го все сло­ва и ос­тавляя лишь неч­ле­нораз­дель­ные жи­вот­ные зву­ки. За­тем, вдо­воль нас­ла­див­шись бит­вой язы­ков, спус­ка­юсь на шею и ос­тавляю на ней кро­вавые пе­чати сво­ей страс­ти. Че­рез нес­коль­ко ча­сов эти за­сосы рас­цве­тут и, ес­ли их хоть кто-то за­метит, неп­ре­мен­но по­родят мно­жес­тво но­вых слу­хов о тво­ей сек­су­аль­ной жиз­ни.
      Ког­да с ше­ей по­кон­че­но, я спус­ка­юсь ни­же, ог­ла­живая твои бо­ка и спи­ну и пред­вку­шая вол­ну­ющую во­об­ра­жение встре­чу. Рас­стё­гиваю ре­мень и рыв­ком сдёр­ги­ваю с те­бя шта­ны. О да! Я то­же рад те­бя ви­деть, Моз. А те­перь я нем­но­го по­рабо­таю ру­ками, но не на­дей­ся на быс­трую раз­рядку, свя­тоша. Как толь­ко я чувс­твую, что ты уже поч­ти на гра­ни, звуч­но це­лую твой не­ис­то­во пуль­си­ру­ющий ствол и встаю, как ни в чём не бы­вало. Те­перь твоя оче­редь.
      Бе­ру твою ру­ку и нап­равляю се­бе в пах. Что-то в этом есть – ка­сать­ся друг дру­га сквозь ткань, быть раз­де­лён­ны­ми тон­кой прег­ра­дой, скра­дыва­ющей мел­кие де­тали и ос­тавля­ющей толь­ко са­му суть. А суть эта прос­та: я хо­чу те­бя. Не­ис­то­во, от­ча­ян­но, как ни­ког­да не хо­тел ни­кого дру­гого. Свер­ху, сни­зу и сбо­ку, в пос­те­ли, на по­лу и в ду­ше. Во всех мыс­ли­мых и не­мыс­ли­мых по­зах. На всех го­ризон­таль­ных и вер­ти­каль­ных по­вер­хнос­тях. До ло­моты в спи­не и су­дорог в но­гах. Хо­чу слы­шать твой сдав­ленный хрип и про­рыва­ющи­еся сквозь плот­но стис­ну­тые зу­бы сто­ны. Хо­чу чувс­тво­вать, как ты те­ря­ешь кон­троль, рас­тво­ря­ясь во мне. Или это я рас­тво­ря­юсь в те­бе? Ка­кая раз­ни­ца. Важ­но толь­ко то, что ес­ли я не за­полу­чу те­бя, то ли­бо сой­ду с ума, ли­бо за­гоняю до по­лус­мерти ка­кую-ни­будь дев­чонку из эс­корт-сер­ви­са. Или пар­нишку. Ес­ли я не смо­гу при­жать­ся грудью к тво­ей спи­не и, ри­суя язы­ком узо­ры на об­на­жён­ных пле­чах, рас­пять те­бя тут же, на хо­лод­ной сте­не… я не знаю, что бу­дет. На­вер­ное, ме­ня ра­зор­вёт от бур­ля­щих гор­мо­нов и не­чело­вечес­ко­го же­лания.
      Раз за ра­зом мне снят­ся твои приг­ла­ша­юще раз­ве­дён­ные но­ги, и зна­ешь, от это­го зре­лища у ме­ня зах­ва­тыва­ет дух. Ког­да ты об­ви­ва­ешь­ся вок­руг мо­их бё­дер и зап­ро­киды­ва­ешь го­лову на­зад, уво­рачи­ва­ясь от по­целу­ев, мне ка­жет­ся, что вре­мя за­мед­ля­ет свой ход. Я го­тов на всё, лишь бы ос­тать­ся в этом мо­мен­те, где ты и я – еди­ное це­лое, где мы оба – плен­ни­ки древ­не­го, как мир, ин­стинкта. На­ши те­ла дви­га­ют­ся в быс­тро на­рас­та­ющем тем­пе, и вот мы уже за­ходим­ся в бе­шеной, из­ну­ря­ющей, опус­то­ща­ющей скач­ке. Вре­мя ос­та­нав­ли­ва­ет­ся, мир вок­руг нас рас­па­да­ет­ся на цве­товые пят­на и от­дель­ные приг­лу­шён­ные шу­мы. Би­ение на­ших сер­дец за­да­ёт все­лен­ские виб­ра­ции, от­да­ва­ясь в ушах тя­жёлым, буд­то свин­цо­вым, эхом.

      — При­еха­ли, сэр.
      Го­лос так­систа воз­вра­ща­ет ме­ня в ре­аль­ность, слов­но удар де­фиб­рилля­тора. Я об­на­ружи­ваю се­бя на зад­нем си­дении кэ­ба с кар­точкой Мор­рисси в од­ной ру­ке и собс­твен­ным рву­щим­ся прочь из шта­нов чле­ном – в дру­гой. К счастью, шта­ны я снять ещё не ус­пел, но уже рас­стег­нул. Не­лов­кая си­ту­ация, что и го­ворить. С ка­мен­ным ли­цом рас­пла­чива­юсь и выс­ка­киваю из ма­шины, пря­ча фо­тог­ра­фию об­ратно в кар­ман и прик­ры­ва­ясь так удач­но на­детой се­год­ня длин­ной кур­ткой. В та­кие мо­мен­ты я не­нави­жу Сти­вена каж­дой клет­кой сво­его те­ла. Имен­но эти мо­мен­ты я вспо­минаю, ког­да ме­ня спра­шива­ют жур­на­лис­ты. Пусть это бу­дет единс­твен­ная прав­да для них, пусть у их мо­неты бу­дет две реш­ки. А ор­ла я при­бере­гу для се­бя.