Прустово ложе

                эклектичная реплика

               "Внетекстовой реальности не существует" Ж.Деррида

Статья "Жаль что Пруст не читал Лакана:"Содом и Гоморра" Марселя Пруста в переводе Николая Любимова"
   
... Объяснять М.Пруста всё равно что объяснять стихи и анекдоты.
    Но "всякая речь требует себе ответа".
    Допустим, Мамардашвили пользовался нюансологией Пруста в сугубо философских целях.
    И дело тут не в Прусте, а в эпифеноменах прочтения.
    Это как гвоздь, на который можно повесить что и кого угодно.
    Большой писатель всегда дает интеллектуальную фору читателю.
    Вот и автор статьи, клюнув на живца, попытался быть сложнее самого Пруста, подвергнув символизации и без того символическое.
    А с кем не так?
    "Мы считаем лишь те размышления умными, что не глупее наших собственных" М.Пруст
    Оно и понятно, когда так долго следуешь за горизонт, поневоле придумаешь своё солнце.
    Такого рода литература к этому и призвана.
    Экзистенция предшествует эссенции -- существование проявляет сущность.
    Процесс чтения как жизнь после жизни.
    Литература сфера погружения в топику переживаний разной глубины и направленности.
    Закрыв прочитанную книгу, мы наслаждаемся послевкусием "мадленки".
    В своё время Пруст задавался вопросом -- насколько я реален в восприятии произведения реальности, -- что в обнаженном смысле значит, насколько я реален, когда живу жизнь.
    Когда и в какой сумме моментов я по-настоящему существую?
    Когда и где моё Я застает себя на месте?
    Марсель выбрал реальность повествования.
    Только терзаемый языком он чувствовал себя живым.
    "... без какого-либо разрыва непрерывности — я сразу же вслед тому прошлому прилип к минуте, когда моя бабушка наклонилась надо мной. То “я”, которым я был тогда и которое давно исчезло, снова было рядом со мной, настолько, что я будто слышал непосредственно прозвучавшие слова..."
    Подолгу прикованный к инвалидному креслу из-за тяжелой формы астмы, Пруст сгустил текстом ускользающие экзистенциалы прошлого вымышленными персонажами, приумножив смыслы домыслами читателя.
    "Некоторые дни в человеческой жизни можно сравнить со скалами: карабкаешься по ним с неимоверным трудом, не видя конца и края пути. Другие же дни – словно равнины: движешься по ним легко, скоро и беспрепятственно"
    Произведения Пруста требуют изысканного вкуса, тончайшей настройки чувств в натяжении мысли.
    Первоначальная скука от прочтения постепенно сменяется тоской по утраченному раю, где символ ещё не убил вещь, а мирно с ней уживался.
    Где вечность ещё совпадала со временем существования.
    Где немой натиск бессознательного ещё не принуждал говорить от его лица.
    Здесь на память приходит давний спор Тарковского с Кончаловским о преимуществах артхаузного "медленного кино" над лобовым голливудовским экшеном.
    Главное, войти в нужный психоделический ритм восприятия.
    Лишь тогда сакраментальный ручей со всякой дребеденью в "Сталкере" под удачно подобранную музыку будет завораживать не меньше, чем поток жизни.
    Поток сознания М.Пруста именно такого медитатичного свойства.
    У каждого произведения есть своя динамика.
    Надо просто верно настроить объектив.
    Ведь в сущности все мы снимаем кино собственного существования.
    Доязыковое Реальное мерно перетекает в Воображаемое, тонет в Символическом, и снова всплывет в невыразимости Реального рациональным -- «о чем невозможно говорить, о том следует молчать».
    Бытие атомизируется молчанием, немым упрёком избыточности речи.
    За молчанием тайна, от которой бежит и не может убежать разум.
    "Мы говорим, когда уже говорить не о чем" М.Мамардашвили.
    Перемалывем слова, как будто бы хотим удовлетворить жевательный рефлекс.
    Но навязшее на зубах рано или поздно заставляет нас замолчать.
    И тогда молчание становится частью речи, театральной паузой в значительности момента, заставшего нас врасплох.   
... Прустово: "Отделив от удовольствий фантазию, мы изничтожаем удовольствие в корне", -- неожиданно выныривает в лакановском: "Для того чтобы выдумка могла доставить мне удовольствие, в ней должно быть нечто странное для меня самого".
    Человек подобно рыбе выпрыгивает из воды за глотком смертоносного воздуха, чтобы в обмороке жизни узнать о наличии души.
    Человек дышит абсурдом, а выдыхает смыслы.
... Жак Лакан высоко ценил Марселя Пруста, поскольку его атомарный экзистенциализм прекрасная лаборатория для психологов.
    Свинцовая физика реального тонет в метафизике нюанса -- эротическом ню момента.
    В целом оптика его текстов экзистенциальная.
    Это как в кинематографе -- эффект наезжающей камеры.
    Так близко, что уже ничего не разобрать за фактурой, требующей особой смысловой нагрузки.
    Иного зрения.
    За грубой тканью бытия скрывается сознание, которое оно и ткёт в поле витгенштейновского глаза, отмывающего "грязь" мира чистым восприятием.
    Субъект не в мире, а граница, вечно уходящий горизонт мира.
    Нескончаемое путешествие к Свану -- путь к себе через Другого, к убегающим границам сознания в безграничности языка.
    "Бессознательное организовано как язык", из которого сознание извлекает смыслы речью, как нить разматывает клубок.
... Пруст говорил, что его интересуют не детали экзистенции, а большие законы онтологии.
    "Мой метод не микроскоп, а телескоп. Я ничего не пишу о деталях, а только о моментах, в которых частная душа обменивается на универсальную".
     Но ведь, в сущности, микроскоп и телескоп вглядывается в одну и ту же бездну.
     Внутреннее и внешнее у Лакана иллюзорно.
     Реальное бутылка Клейна -- топология смысла неотделима от абсурда.
     Граница наших убеждений совпадает с границей наших заблуждений.
     Блуждая мёбиусным муравьём, мы познаем.
     Познаем, что периферия и центр, целое и частное, начало и конец лукавая зацепка ума, боящегося открытых пространств.
     Фундаментальные законы онтологии сосредоточены в ностальгии по аромату тётушкиного печенья из далёкого детства.
     Телескоп на кончике языка.
     "Мир слов порождает мир вещей" Ж.Лакан
     Вкус к слову компенсирует забытый вкус детства.
     Кусочек "мадленки" через толщу времени в странном синхронизме обрушил вал воспоминаний, оживив радостный мир прошлого, где всё было богаче, ярче, достоверней.
     Что вполне по-блэйковски "огромный мир в зерне песка".
     И уж точно вполне по-лакановски.
     "Веками оставались неразрешимыми вопросы, ясные сегодня десятилетнему ребенку" Ж.Лакан
     Ясные лишь потому, что жизнь есть сказка о невозможном.