Мужчина в период турбулентности. Глава 2

Глава 2           Мой поезд едет в Стамбул

Январь. 1992 г.  Мой поезд едет в Стамбул…  Прямо про меня. Ещё нет прямых авиарейсов.  И этой песни ещё нет.   Есть двое парней, отправленных Родиной выполнять ответственное задание.  Это если  мыслить нашими советскими категориями.  Если перейти на язык новых реалий, то мы едем зарабатывать конторе деньги.  Делать то, чего пока не умеет делать большая часть взрослого населения Союза.  Мы с Диманом ещё не знаем, какая очередь из учителей, врачей и инженеров  - будущих "челноков"- уже выстраивается за нами.  Весь наш «поезд в огне» едет в Стамбул. Какой там англо-русский словарь….
   Наш шеф открыл бизнес около года назад.  Бывший преподаватель политеха,  кандидат наук,  ещё недавно читавший лекции, собрал вокруг себя молодых амбициозных ребят,  своих вчерашних студентов.  Сначала торговали бумагой, факс-аппаратами и прочей офисной шнягой, крутили бартер.    Когда я появился в конторе, вся она размещалась в одной комнате примерно в тридцать квадратных метров, в которую по утрам на планерку набивалось примерно такое же количество народа. По метру на брата за минусом мебели.  Я в свои почти двадцать восемь  уже один из  самых старших.  Воистину история  идёт по спирали и мой нынешний риэлторский полёт проходит в тех же метеоусловиях - я опять самый  старый элемент системы.
   У меня есть престижное сидячее место, хотя я новичок.  Пока не за столом, как у шефа. Рядом с дверью, на металлическом сейфе, стоящем на полу. Это, безусловно, элемент большого доверия.  Мы с шефом оба преподы. Только он успел защититься, пока не началась заварушка. А я нет. Так и хожу беззащитный.
    После  более чем года работы и первых заработков у шефа стали завязываться контакты с иностранцами. Самые смелые из них запрыгивали  под едва приоткрывшийся железный занавес, логично предполагая, что могут за связки стеклянных бус купить у простодушных аборигенов вечные биржевые ценности: лес, металл, топливо.   Тут то и возникла у вчерашних технарей насущная потребность в гуманитарии, знающем хоть какой-то иностранный язык. Пусть даже не английский. Немецкий. Тем более, что именно немцы  традиционно шли  на нас в качестве первой ударной волны .  Битва за ресурсы началась…
     Мой знакомый три раза приходил ко нам  домой, сватая давать уроки дочери нового русского.   Я был восходящей звездою факультета, преподавал.   Год обучения в Берлине. Второе место  на Всероссийской студенческой Олимпиаде. Взять такого языка было удачей. Я отказывался.    Но сама судьба стучала в дверь, а если эта тётка чего-то хочет - она своего добьётся. На третий  раз уговорил.  Преподавать язык пошла жена. Мы коллеги, учились вместе, изучали один язык. Два яйца в одной корзине.  Ладно, пусть занимается,  мне моего мира хватает.   Супруга,  сходив на несколько занятий, прониклась симпатиями к семье нового русского. В результате он предложил ей работу в своей компании. Ну а она уже рассказала, какой у неё замечательный муж.  Что бы мы делали без любящих нас женщин...
    Через два дня я встретился со своим будущим шефом.  Оказался совершенного  адекватным, интеллигентным человеком,  небольшого роста, с хорошей речью, пышной шевелюрой тёмных волос и усиками. Что-то  восточное в облике.  Оказалось, что родом он откуда-то из Узбекистана, но имя, фамилия и отчество – все  русское. Новый  русский узбек. Не в халате, но и не в малиновом пиджаке.
      Первым иностранным бизнес проектом шефа, осуществленным с моим участием стала выставка импортной немецкой мебели. Выставка была организована в здании Вознесенского храма, который вот уже более семидесяти лет служил государству рабочих и крестьян если не верой, то правдой в качестве помещения под различные социокультурные нужды. Последние десятилетия там находилась экспозиция каких-то наших достижений чего-то. Кажется областных  космических и научно-технических. Совершенно логично было разместить там и их достижения. Для контраста.
    Разместили.  Лично двигал и даже сворачивал мебель. Роскошные спальные гарнитуры из невиданно шакарного шпона, с элементами натурального дерева.  Денег заработать не удалось. Народ ходил, восторгался, ахал на цены, а потом шел стоять в очереди за зубной пастой, туалетной бумагой и синюшным цыпленком.  Приходили люди и побогаче с виду, но никто богатство свое демонстрировать не спешил. Время было неспокойное.  Горели ларьки и магазины, братва отстреливала несогласных платить дань начинающих коммерцов, либо возила на прогулки в лес, подвешивая кверх ногами с целью извлечения согласия на сотрудничество. Директора же крупных предприятий, окруженные двойным кольцом охраны  люди, у которых были реально большие деньги, имели собственные каналы выхода на нужные им предметы роскоши.
      Мебель, простояв с месяц, благополучно была вновь разобрана и отложена до лучших времен..  А через год Всевышний перевел храм под свою юрисдикцию.
        Вторым проектом стало приобретение в аренду на сорок девять лет нескольких вкусных магазинов на самых центральных улицах.  Приобретались они под совместное российско-германское  предприятие, созданное специально для этих целей  с активным участием тогдашнего мэра города.   Всех деталей уже не помню. Помню, что херр  Хадьбиро,  немец венгерского происхождения, и очередной друг нашего шефа,  приревновал меня к своей молоденькой секретарше-любовнице и пытался выяснить со мной отношения в мужском туалете Городской мэрии. Правда, достаточно своеобразно. Предложив мне 50 марок за хороший синхронный перевод на переговорах с мэром и попросив  больше не обращаться к фройляйн  Катарине  на «ты».  Европа.  Культура.  Честно заработанные деньги я, конечно, взял. Хотя и скребануло слегка по душе. Фройляйн была очень ничего.
     Билет до Софии мы купили в Москве с рук, прямо на платформе у поезда, отходившего через полчаса . Из столицы еще братской на тот момент Болгарии на местной электричке добрались до приграничного города П. и  далее на такси до перехода.  Турецкий пограничник, к которому я обратился  "Шпрехен зи дойч?" радостно закивал.  Наверняка куча родни осела в Германии.  Но после моего быстрого и лающего потока нежных слов  сразу  сник, и что-то пробубнив под нос, штампанул наши паспорта. Наш путь лежал из Эдирне, старой столицы Турции, в Стамбул, район Лалели.  Через пару лет это место с таким милым детским названием станет Клондайком для русских негоциантов,  перетащивших оттуда в Россию за четверть века тысячи тонн груза и одевших страну в недорогой турецкий ширпотреб и дубленки.
   Ждал нас в этом районе мистер Кин.   Владелец отеля и текстильных фабрик, вот уже два месяца новый закадычный друг нашего шефа.  Ничто так быстро не сближает людей как совместное желание  быстро заработать.  Главное - не впадать в эйфорию от первых сделок.  Мистер Кин об этом позаботился. Первый грузовик женских турецких трикотажных юбок  и блузок он притащил в Город в начале лета, взяв предоплату. Разгружая всем офисом  коробки, мы нашли в самом конце фургона бочку с неизвестной нам спиртосодержащей жидкостью. Некоторые подумали, что «Рояль».  Этот инструмент западной экспансии, продаваясь в ларьках  свободно и круглосуточно,   завоевывал  все новых поклонников   классики алкогольного  жанра.   Истинное предназначение бочки  стало понятным после того как,  пригласив товароведов из соседних магазинов, стали принимать  партию. Примерно пятьдесят процентов одежды было испачкана масляными пятнами, отчистить которые нужно было только  с помощью этой драгоценной жидкости. Такая забота потрясла весь наш коллектив.  На несколько недель фирма превратилась в дилерский центр неизвестной турецкой фабрики, делавший ее изделиям предпродажную подготовку. Выводились пятна, пришивались оторванные пуговицы,  заделывались швы..  Товароведы, тетеньки привыкшие к синонимии "импорт - значит качество" ,  расслабившиеся на гэдээровских, югославских,  австрийских и чешских вещичках теперь выли и бились в истерике. Но слезы наши быстро высохли: оставшиеся тридцать-сорок процентов нормальных или восстановленных комплектов с десятикратной  наценкой были  разметены влет озверевшим от дефицита женским населением Города. Даже Москве, которую традиционно ругали за то, что туда в приоритетном порядке отправлялась местная колбаса, ничего не досталось.  Лужников, ставших символом рыночной торговли, ещё нет.
   А мы уже есть. Мы едем в Стамбул проверять качество следующей партии.  Шеф воодушевился рентабельностью распроданного  ширпотреба, покрывшего все затраты, но другу,  мистеру Кину больше доверять не хочет. Ясно все, достаточно на  фамилию посмотреть!   Нам даны самые широкие полномочия, мне – самые жесткие инструкции по пресечению противоправных действий.
    Наше воображение рисует нам огромную гостиницу мистера Кина, типа "Украины" в Москве. Пальмы.   Бары. Огни большого города.   И конечно мы продумываем, как не поддаваться на возможные соблазны и провокации и не дать себя наебать. И вернуться живыми на Родину. Все  как в известной песне Владимир Семеныча.
    Восемь вечера. Темно.  Пересев с междугороднего автобуса в маленький «долмуш» - местную маршрутку – и поболтавшись с полчаса в ее неосвещенной внутренностях, мы высадились в такой же темной, нерасцвеченной огнями местности.  Дурак * Лалели.  Невзрачные пяти-семиэтажные коробки домов, мусор в огромных пакетах прямо на улицах и просто в кучах,  зачуханные грязные кошки под ногами,  древние американские тачки по обочинам,     везде названия гостиниц,  надписи на каком то страннославянском языке. Ага. "Polsky sklep" **. Забавно!  Мы на польском кладбище.  Польский бизнес, основанный на перепродаже русским турецкого товара,  доживает здесь последний год.  И мы его могильщики.
Ещё десять минут и свернув в очередной переулок  мы оказались у отеля "Монако".  Ну, скажем, могло быть и хуже. Три звезды турецких равны…? Правильно,  полутора европейским
    Зайдя внутрь  мы называем  имя мистера Кина  вполне симпатичной, если бы не изрытое оспинами лицо, турецкой девахе, как оказалось, его секретарю. Кстати, неплохой у нее  английский, в отличие от нашего. Заполняем  бланки, получив по номеру. Хм.. Тридцать пять  долларов с носа. Однако.   На оркестр  и шампанское, конечно не рассчитывали, но  до конца надеялись, что денег с посланцев великой страны и биг- бизнеса не  возьмут.    Но, в общем неплохо. Белье свежее, шампунь,  крем для обуви. Внизу бар. Доллары берут, рубли нет.  Приняли по бифифтиту с дороги. Похорошело. Пора на покой.   Диман, мой спутник,  тощий, весёлый парень, тоже бывший политеховец, но интеллектуал и любитель музыки,  почувствовал вкус к новой жизни почти сразу.  Где-то начитался, что в зарубежных гостиницах принято ставить перед дверью обувь, которую хочешь отдать почистить. Он и поставил там, несмотря на мои предостережения,  свои фирменные  саламандровские ботинки.  Утром ботинок уже не было и  полный дешевого оптимизма Диман ещё день проходил в запасных кедах, простодушно рассчитывая увидеть свои надраенные ботинки к вечеру.  Я же уже давно все понял, ибо был мудр не по годам.  Мистер Кин долго смеялся, когда мы спустя ещё день обратились к нему за разъяснениями.
 Ну ладно, коли так. Проверим мы твои свитера, мистер.  Как крепко на них пуговицы пришиты.
   Через год мы покинем этого любезного прохвоста и его гостиницу.  Ему крайне не понравится наша активная деятельность по поиску альтернативных источников стамбульского барахла.    А пока...

• *Durak – остановка (турецк.)
**Польский склад (польск.)
   
   На следующий день в Стамбуле в нашу честь выпал снег. Впервые с момента взятия османами Константинополя.  Город встал в километровых пробках,  жалобно взвыл  голосами мулл с минаретов, запрыгал в лёгких курточках на автобусных остановках, задымился трубами непередаваемым запахом
то ли дров, то ли угля..  Мы, дети Севера,   только улыбались, наблюдая  за тем, сколько неудобств причиняет  туркам совершенно обычный снег.  We are Russians. Нация  сорока градусов. Летом до плюс сорока. Зимой - до минус. Внутрь – тоже сорок, для поддержания баланса. В любое время года.  Может быть здесь секрет русской снисходительности к  остальным  комфортолюбивым и мало пьющим народам?
; Несмотря на разгул стихии мы отправились проверять товар.  Никаких сомнений.  Над нами нависла тень   мексиканского воина Ненуакака, рождённого  фантазией моего друга Писателя. Готов породить ему брата.  Толькотак  Иникакиначе.  Суровый ацтекский воин,  не задающий глупых вопросов и не допускающий альтернатив.  Партия сказала: Надо! Толькотак ответил: Есть!         
   Предстояло принять партию в  десять тысяч свитеров. Стопроцентный  акрил.  По шесть  баксов за штучку. Чтобы ни один урод  не проскочил на Родину.   И акт приёмки подписать. После него товар становится нашим и подлежит оплате и отправке. ФОБ Стамбул.
   Посадили нас с Диманом в холодный склад-зиндан. Температура - почти как на улице,  пять-шесть градусов выше нуля.  Одинокая лампа еле светит. Набит зиндан коробками с товарами. Усмехаются люди нерусские, хитро щерятся да подхихикивают. Мол, посидите часок другой, да третий, да помёрзнете, да и поедете домой  восвояси.  И актом в нос тычут. Не видали,  вороги, ещё богатырей русских. Диман - он типа Алеша Попович. Плут, сам кого хочешь обмишурит, всегда выход найдет. Ну а я понятно кто.  Око государево. Добрыня Горыныч.
 Пересчитали богатыри коробок двадцать.  Свитера акриловые  в руках богатырских потрескивают, искорки в полумраке вспыхивают, сказочными звездочками рассыпаются. Красота!  Видят  богатыри даже при свете тусклом - брака  немеряно!  На сто свитеров  тридцать с дефектами швов, отсутствием пуговиц и даже разной длиной рукавов!   Ну хоть масла не видать.  Потому что темно. И понимают богатыри, что картина не изменится. Обсчитайся и замёрзни на чужбине, на посту боевом - и слова доброго здесь никто не скажет, слезы горючей не прольёт ...
   Зовём заместителя местного зиндан-паши, тыкаем носом в брак. Зампаши не спорит. Переживает вместе с нами, цокает языком.  И смотрит на  забитый коробками склад – салям алейкум, парни.  Все что найдёте - заменим. И глядит с усмешечкой. Пришлось его там же, на месте учить основам маркетинга - для того чтобы узнать вкус супа, не обязательно съесть всю кастрюлю. Достаточно пары ложек.  Ох и долго супостат  не хотел этого понять!  И юлил, и орал, и возмущался...хотел, чтобы все  сожрали!
 Но богатыри на то они и богатыри. Поник ставленник турецкого капитализма,  понял - если надо, пересчитаем все. И приходить сюда придётся ему раз сто. Ладно говорит, Tamam. Съедите полкастрюли - остальное зачтём.   
 Короче, эти полкастрюли, сто пятьдесят коробок из трехсот мы перебирали дня четыре.  Снег успел растаять.  Солнце засветило, птицы запели...  Ну а мы  с учётом установленного брака перераспределенного на всю партию  после длительных переговоров с шефом и мистером Кином  сторговали дисконт в полтора доллара с каждого изделия.
Мало. Ох, мало он с нас за отель взял….

Tamam   -  Ясно, понятно (турецк.)