Гадание на ромашках. Глава пятая

Глава пятая.  Сережа.
 

          На следующей репетиции по задуманному мужем  сценарию, Кармен  с неистовым цыганским темпераментом, « влетает» в объятия Хозе.
Я так и сделала,   прямо так и вспорхнула с того места где стояла и прямиком в  крепкие руки Сережи влетела легкокрылой птичкой синичкой. И  меня вдруг,  как молнией поразило.  Замерла  от нахлынувшего на меня приятного  чувства,  не двинуться не могу,  ни слова сказать.  Серёжа,  что - то говорил по ходу пьесы.  Мне отвечать надо, а я уютно устроившись, в Серёжиных объятиях молчала, как дура последняя, словно в рот воды набрала. И так мне стало  хорошо, что казалось, всю жизнь провела бы на руках у Сережи, и не устала бы  нисколечко. В себя пришла  от  резкого голоса усиленного небольшим мегафоном. И  не мужа голос, а ворон с места режиссёрского зловеще каркал голосом человечьим. 
            - Ты Сергей жену мою опусти на землю грешную.-
            - Поди устал держать?  -
            - Смотри не надорвись,  премьера не за горами.-
            - Ты мне в театре больной не нужен. -

   Серёжа, меня аккуратно, словно куклу хрустальную, драгоценную, на пол опустил, поставил на ноги. Тут я окончательно очнулась, в себя пришла.  Посмотрела по сторонам, никто не репетировал, все замерли, где стояли и на нас пялились. Борис стоял у рампы,  лицо бешеное, губы, побелевшие от ярости,  кривились. Я редко перечила Борису, в серьёзных вопросах практически никогда.  Но только не в этот раз.
           - Борис  у меня голова внезапно закружилась, плохо себя почувствовала. - Видимо сознание на время потеряла,  простите,  что подвела, прогон сорвала.
 И  невозмутимо добавила:
           - Ну что?  -  Дальше поехали?-
А дальше не получилось, совсем не получилось. И вскоре Борис скомандовал отбой.
Домой ехали в гнетущем молчании.  Иваныч,  и так не многословный  молча,  вел нашину.  Ни пол словечка не промолвили. Как незнакомые случайные попутчики,  в такси столичном.
Дома Борис закрылся в своём кабинете, и лишь спустя два часа пригласил посплетничать с кривой ухмылкой на лице.
          - Сядь Мила и меня,  не перебивая,  выслушай.  –
Муж  ходил из угла в угол по ковру с высоким гутстым ворсом совершенно бесшумно.
         - Я тебе Милочка доверял, Борис запнулся и продолжил - И доверяю.
         - Ты конечно вольна в своих поступках, -  он запнулся в очередной раз и добавил - В выходках.   - Но всему есть предел.- Я для тебя сделал всё что мог и продолжаю  делать всё,  что ещё могу.  -  Прекрасно понимаю, что не мачо красавец в расцвете сил и лет. - Но так больше продолжаться не может. -  Я не позволю себя превращать в ничтожество  -
        -  Не позволю и не желаю видеть порнушку с объятиями на моих спектаклях,  в моём театре.-
        - Дерзай,  играй, пой да пляши,  этому ты обучена в совершенстве.  -            
        - Только вот сына моего,  я тебе не отдам,  и не надейся Милочка. –
        - Я постараюсь его человеком настоящим воспитать. –
        - Это  и мой сын -  глухо отозвалась я.
      -  Ты бабёнка молодая, ещё себе нарожаешь армянчиков  – румянчиков. –
       - Бориску, моего сам выращу и наставлю. -
       - Меня тебе не осилить,  не одолеть,  даже не пытайся  суды да прочее затевать,  заведомо проиграешь, надорвёшься на процессах. -
       -  Я  -  Борис  - тут его голос зазвенел металлом.
        - Ты же просто молодуха  талантливая, каких много. - 
       - Пруд такими талантами  пруди. - На каждом курсе сыскать можно при большом желании.  –
      -  Ты Мила определись. –
      -  С кем по жизни шагать намерена дальше,  рука об руку? –
       - В тряпку, которой в туалетах городских полы моют, себя превращать не позволю.-
      -  В пьесах, за долгую жизнь таких сцен  насмотрелся до одури. -
       - Сейчас же я устал,  хотел бы  лечь и отдохнуть,  на завтра работы много. -  Неделя тебе на размышления. -  Затем жду ответа на поставленные вопросы. -
        Утром следующего дня Бориса с инфарктом отвезли в Склиф.

Я разрывалась между домом, театром, Борисом старашим в  Склифе и сынишкой Бориской.  Чувствовала себя душе виноватой в том, что муж в больницу слёг.
Борис потребовал не прекращать репетиции и открыть новый театральный сезон долгожданной премьерой. Билеты были раскуплены уже за месяц вперёд.
Утром к десяти я ехала в больницу к Борису. Затем на репетиции  в театр,  вечером играла свои роли в пьесах. Поздними вечерами Иваныч вез меня по не спящей ночной Москве  домой. Приезжала зачастую  к полуночи. Бориска, сыночек уже сладко посапывал у себя в кроватке. Зина рядом  дремала в кресле,  или в соседней комнате смотрела негромко работавший телевизор.
Утром Зина сделала мне в очередной раз комплимент. 
      - Ты Мила похудела то как, но только лишнее, ненужное ушло, осталась  красота неземная  - и восхищённо причмокнула,  мною  любуясь. 
     Отмахнулась рукой, от Зининых слов приятных,  и поехала с Иванычем в больницу к Борису.
     Борис   метал громы и молнии в бестолковых докторов, что за неделю на ноги его поставить не могли. А через шесть дней премьера, смотр его  режиссёрского труда и нашего актёрского пота.
Кармен   - премьера гласили афиши раскленые  по Москве.
Поздним вечером мы -  несколько человек вышли из театра. Прошлись немного вместе, постепенно разбредаясь, кто куда. Шли по улице оставшись с Сережей вдвоём, болтали лениво о том, о сём.
Уже и попрощаться успели, как хлынул стылый ливень сентябрьский, на ночную озябшую Москву. Да так хлынул, что мало не показалось. С расхристанных темных небес, полилась стена холодной воды. Промокли оба разом насквозь. Сережа внезапно схватил меня за руку, крикнул:
       - Побежали скорее. -
 И мы побежали, куда, зачем, не задумывалась, дождь подстёгивал. Пару домов пробежали, в подъезд юркнули и Сережа заявил:
      - Вот мы и дома -
 Лишь изумлённо на него глянула, а он, улыбнулся и сказал:
     -  Я здесь квартиру снял  на третьем этаже, прошу,  Мила на чашечку горячего кофе, рецепт фирменный,  не пожалеешь.- 

   Я только  кивнула,  замёрзла до чертиков,  зуб на зуб не попадал. Поднялись  в квартирку. Серёжа предложил мне свой махровый банный халат, в ванне на задвижку закрылась, сняла всю мокрую насквозь одежду, развесила на сушилке и на кухню прошла, где Серёжа над туркой с кофе колдовал.  Сварил кофе,  налил в чашку, протянул мне и опять, словно искра напряжения высокого,  меж нами пробежала обожгла. Серёжа ойкнул, на руку подул,  рукой над головой потряс. Чашку с кофе на столик поставил, шагнул ко мне,  обнял сильными руками и  закрыл мои робкие возражения на губах моих таким сладким поцелуем, что мне и снах -  грёзах не снились.  От поцелуев этих нежных, медовых  ножки мои дрогнули,  подкашиваться стали. Он же подхватил меня на руки, словно пушинку и понёс к кровати.
       Сереженька выпил меня до дна. Капельки не оставил. Руки его крепкие ласкали  тело моё отзывчивое, нежно и страстно, в люльке качалке лежала я в этих руках голенькой девочкой махонькой. Губы его ищущие, целовали неустанно всю меня распластанную на кровати.  Я только всхлипывала от наслаждения ранее не ведомого и всё шептала раз за разом;  радость моя, счастье моё Сереженька.   Он же мастер любви, был неутомим  и нежен необыкновенно  со мной счастливой. 
 
  Мы голодные не могли,  насытится,  друг дружкой Мы страдавшие от жажды не могли напиться, лаская,  друг дружку. Мы, то шептали, то горячо и бессвязно  твердили  друг другу о нашей любви. Бежали, оба разом, под душ,  стояли,  обнявшись под струёй воды,  затем кое - как обтёршись полотенцем спешили к нашему дому  - кровати. Дремали в объятиях друг друга. И вновь любили,  задыхаясь от счастья. Я только теперь поняла, ощутила  всё поглотившее чувство животной, любовной страсти.  С сильным,  молодым,  любящим тебя, желающим тебя мужчиной. За всю проведенную с Серёжей ночь я не только Бориса,  о сынишке не вспомнила,  страстью захлёбываясь наслаждалась любовью ненасытно.    
        Около пяти утра еле - еле заставила себя подняться.  Сереженька спал, дышал  не слышно.   По губам  распухшим провела  языком,  запеклись на губах шершавинки любовные, не губы тёрочки острые. В ванне в зеркало на себя глянула,  под глазами темно синие тени залегли глубокие, лицо осунулось в глазах истома - страсть остывшая проглядывает во всё лицо счастливое.
Оделась тихонько. Кофе остатки из чашки отхлебнула,  и вышла из квартиры.  Такси вызвонила,  постояла  минут  пять,  пока машина подъехала,  и к себе домой  делами домашними заниматься.  Зина уже встала,  встретила с деланным безразличием. За стол уселась завтракать, выгребла из холодильника всё подряд,  маковой росинки во рту с вечера вчерашнего не было. Одной любовью питалась.  Зину спросила:
         -  Как Бориска себя чувствует?
 Зина отозвалась:
          - А что с ним случится? -  Здоров. –
  И медовым голоском  заявила:
          - Сынок спрашивал перед сном. -  Когда мама приедет?-
Помолчала и  уже серьёзно добавила:
        -  Борис пять раз звонил из больницы,  интересовался у меня. -  Где ты?  - Куда пропала? -
 Последний раз час тому назад. Я промолчала, будто не ко мне обращались. После завтрака позвонила Иванычу,  чтобы не приезжал сегодня. Разбудила  ранним звонком подружку,  ещё по училищу, попросила об услуге.  Если Борис начнёт рыть землю, то я у неё ночевала. Ольга обещала всё сказать, как надо. Сама же,  я это прямо на расстоянии чувствовала от любопытства с ума сходила.   Зине заявила, что чувствую себя отвратительно, легла в кровать и уснула сном мертвецким. 
В час дня съездила в салон красоты стереть следы счастье с лица. Отлежалась,  отоспалась  и следующим утром к Борису. Борис крепился недолго, спросил:
        -  Где была? - Почему дома не ночевала?-
     Объяснились на удивление быстро,  без  слёз и соплей. Борис кивнул и заявил:
       -  Давай Милочка больше без этаких штучек. - Я же волновался, - Ты,  что же меня раньше времени в гроб загнать хочешь? - 
     С готовностью пообещала больше не чудить, и  в благодарность поцеловала нежно, к груди своей пышной  прижала крепко и по голове седой, как ребёнка малого погладила.
Настал долгожданный день премьеры -  представления, Кармен в интерпретации Бориса.
Мужа из больницы не отпустили,  хотя он и клялся профессору,  что только на премьеру и обратно. 
Зал был полон под завязку Театралы заядлые, на приставных стульях в проходах сидели за большие деньги. Лишь бы знакомую пьесу в новой редакции посмотреть – послушать. И мы оправдали ожидания публики,  все актёры играли так, как никогда ранее. Мы  с Серёжей пронесли через всё представление  песнь о страстной любви и разлуке так,  что люди в зале переполненном,  после окончания спектакля взорвались криками бис и браво, право слово люстры театральные закачались. Труппа выходила на поклоны уже десятый раз, а зал всё не унимался;  ревел, свистал, хлопал, не переставая, так постановка в редакции Бориса моего понравилась. Цветами всю сцену завалили, заставили  и снова БравО главным героям сцены  и всем остальным естественно. Мне персонально, один из поклонников,  огромную   охапку прекрасных белых ромашек к ногам  положил,  игрой моей восхищённый.
В гримёрке сидела перед зеркалом расслаблено, то и дело забегали коллеги приятные словечки выпевали, игру нашу нахваливали наперебой. Я даже пожалела,  что Бориса рядышком нет.  И тут вошёл Сережа, ко мне  наклонился и на ушко шепнул:
         - Мила нам поговорить необходимо сейчас же. -
        -  Отметим успех  и затем  поговорим,  у нас вся ночь впереди - отозвалась  я чуть слышно.
         - Мила,  меня твой Борис уволил из театра завтрашним числом. -             
        -  В  Питер завтра возвращаюсь,  место под солнцем актёрским  искать. –
         - Иной работы, как на сцене играть для себя не представляю, да и не хочу иную.-
        -  Я уже забронировал на завтрашний вечер три билета;  себе и тебе с Бориской. –
         - Решай  Мила. -  С кем ты?-
         - Я  люблю тебя моя радость найденная,  больше жизни люблю. -    
         - Буду опорой для тебя и Бориски. –
       -   Обещаю,  что буду любящим мужем и отцом нашим детям.-       
         - Таким буду мужем,  что не пожалеешь никогда, если согласишься со мной уехать. - Жду звонка твоего, позвони непременно. -
  Поцеловал - губ моих едва коснувшись и вышел.

      Фуршет, по поводу небывалого аншлага, в  начале театрального сезона был в самом разгаре. Тут Иваныч явился, не запылился, отвёл меня в сторонку и доложил, что Борис премьеру из зала смотрел, уехал домой на такси, мне машину оставил. Ждал меня  дома, настоятельно просил  не задерживаться,  приехать немедленно  велел. Объявила,  что поехала  домой, не могла более оставаться.
         - Борис приехал на побывку,  еле отпустили до завтрашнего утра.-
    Букет ромашек  в руки и поехала домой, отвечать надобно мужниной жене. на поставленные ранее вопросы, срок уже вышел.  Иваныч вез меня по ночной неугомонной Москве. На вопросы, которые задали мне, женщине  любимой,  двое моих  мужчин, отвечать пришла пора немедленно. Отчаянно пыталась собраться с мыслями, пыталась найти верное решение, которое позволило бы прожить счастливо, всю мою оставшуюся жизнь. Но в бедной головушке моей не мелькало ни единой, даже крохотной идеи.  Что делать?  И  что сказать?
Мне нужно было  время,  которое истекло. Я попросила  Иваныча проехать ещё разок по Садовому кольцу. Отрывала  от ромашек лепестки, один, за одним и шептала  подрагивающими  губами. 
          - Остаться с Борисом, остаться с Бориской? -
Летели оторванные лепестки ромашек на пол машины.
          - Уехать с Серёжей, А как же без сына? -

 Разлетались  по машине лепестки ромашек. Иваныч видел в зеркало  мое состояние, молчал сочувственно, осторожно вёл  машину.
         - Бросится в ноги Борису, упросить отдать Бориску? -
Летели, белые  лепестки ромашек, а решение не приходило.  Иваныч повернулся  ко мне и спросил:
        -  Домой? -
 Со слезами на глазах попросила его сделать ещё «кружок» и снова поехали  по Садовому кольцу. Скоро от букета цветов осталась лишь одна ромашка с уцелевшими лепестками.
 Я обязательно должна  найти  и принять верное решение, вот  только "догадаю" на ромашках.
        - Уйти, уехать с Сережей? - Начать жизнь с чистого листа? -
       -  Остаться  привычном мирке,пряничном домике, с Борисом и Бориской?

Оторванные, кружились и падали на мои колени, белоснежные лепестки последней необорванной ромашки.