СПНН. Глава 5

Учи­тель, се­дой, бо­рода­тый муж­чи­на, боль­ше по­хожий на Хе­мин­гу­эя, за­дум­чи­во пе­реби­рал мои ри­сун­ки, ко­торые я до­дела­ла бук­валь­но за три дня.

Куб, стул, нож­ни­цы, шкаф. Пос­ле треть­его сту­ла сре­ди наб­росков, пре­пода­ватель взгля­нул на ме­ня из-под ро­говой оп­ра­вы оч­ков.

— Там даль­ше еще лю­ди есть, — роб­ко улыб­ну­лась я. — И цвет­ные ри­суноч­ки.

— Цвет­ные ри­суноч­ки? — скеп­ти­чес­ки изог­нул он мох­на­тую бровь. Я кив­ну­ла. Сер­дце быс­тро-быс­тро ко­лоти­лось, а в го­лове бес­пре­рыв­но зву­чал твой го­лос: «Не бой­ся, все хо­рошо. Не бой­ся, все хо­рошо, вы­ров­няй ды­хание и слу­шай, что те­бе го­ворят».

Ци­линдр, кни­га, ко­нус. Цвет­ной стул. Я по­чувс­тво­вала се­бя ужас­но глу­по. Да­лись мне эти стулья.

Спус­тя еще нес­коль­ко наб­росков, на­конец, по­яви­лись пор­тре­ты Ни­ки. И не толь­ко пор­тре­ты. Ведь моя под­ру­га очень кра­сива. Не толь­ко ли­цом или фи­гурой, но и в це­лом, в ком­плек­се. По­это­му сре­ди наб­росков бы­ли ее тон­кие изящ­ные кис­ти рук, прек­расные мин­да­левид­ные гла­за с пот­ря­са­ющим ме­дово-ка­рим узо­ром. Прос­матри­вая эти наб­роски, учи­тель на­чал до­воль­но ки­вать. Я вздох­ну­ла с об­легче­ни­ем. Все не так уж пло­хо.

Но мое сер­дце сно­ва ек­ну­ло, ког­да мой не­дохе­мин­гу­эй­ный пре­пода­ватель ос­та­новил­ся на пос­ледних ри­сун­ках. Це­лую ми­нуту он вгля­дывал­ся в один из них. В сле­ду­ющий еще боль­ше.

С бу­маги на не­го вы­зыва­юще смот­ре­ли твои на­сыще­но би­рюзо­вые гла­за. Угол­ки губ скла­дыва­лись в нас­мешли­во-вы­соко­мер­ную улыб­ку. Ка­залось, что ты мыс­ленно сме­ешь­ся над всем ми­ром сра­зу и над тем, кто смот­рит на твой пор­трет, в час­тнос­ти.

Учи­тель очень мед­ленно прос­матри­вал ри­сун­ки, где ты кра­су­ешь­ся в раз­ных об­ра­зах. Из двух­сот наб­росков их при­мер­но пять­де­сят. И ког­да я ри­сова­ла те­бя по тво­ей же ини­ци­ати­ве, я со­вер­шенно не за­думы­валась над тем, как по­доз­ри­тель­но это бу­дет выг­ля­деть в гла­зах пре­пода­вате­ля.

Чем хо­рошо ри­совать че­лове­ка, ко­торо­го ты сам вы­думал? Тем, что в ито­ге он всег­да по­хож на то, что ты на­рисо­вал. Тем, что он мо­жет выг­ля­деть так, как ты за­хочешь. Чем пло­хо ри­совать че­лове­ка, ко­торо­го ты сам вы­думал? Тем, что как бы ты его не ме­нял, он всег­да ос­та­ет­ся тво­им вы­думан­ным дру­гом с весь­ма уз­на­ва­емы­ми чер­та­ми ли­ца. Ведь ме­няя че­лове­ка, мы в пер­вую оче­редь ду­ма­ем о та­ких за­мет­ных де­талях, как при­чес­ка, цвет глаз или неп­ри­выч­ная одеж­да. Но вряд ли это бу­дут раз­рез глаз или фор­ма губ.

— Весь­ма лю­бопыт­ный мо­лодой че­ловек, — выр­вал ме­ня из раз­мышле­ний пре­пода­ватель. — Очень мно­гог­ранный.

— Да, он та­кой, — нер­вно хи­хик­ну­ла я. — Та­ких лю­дей, как он, во­об­ще не су­щес­тву­ет.

«Ду­ра», — раз­да­лось в мо­ей го­лове.

— Вид­но, что ты ри­сова­ла его с ка­ким-то осо­бен­ным чувс­твом.

Ага, с раз­дра­жени­ем.

— Это твой па­рень? Ты не­ров­но к не­му ды­шишь?

Я по­пыта­лась воз­му­щен­но вос­клик­нуть, но вмес­то это­го из гор­ла выр­ва­лось толь­ко не­понят­ное буль­канье. Я по­чувс­тво­вала, как мои ще­ки без­на­деж­но за­лива­ет ру­мянец.
«Ду­ра», — уже нас­той­чи­вей раз­дался твой го­лос внут­ри мо­ей го­ловы.

— Это… прос­то мой друг, — кое-как вы­дави­ла я из се­бя. — Очень дав­ний и очень хо­роший друг. Поч­ти брат.

Учи­тель кив­нул, но очень двус­мыслен­но улыб­нулся. Мол, знаю-знаю я, ка­кой он те­бе друг. Я ед­ва сдер­жа­лась, что­бы не фыр­кнуть пре­неб­ре­житель­но.

— Хо­рошо, — на­конец кряк­нул пре­пода­ватель. — Неп­ло­хие ри­сун­ки, Шей­ли­на. Есть па­ру не­доче­тов в пред­ме­тах, но в це­лом за­чет пос­та­вить мож­но.

— Ох, спа­сибо! — рас­плы­лась я в улыб­ке, су­дорож­но ко­пошась в сво­ей без­донной сум­ке в по­ис­ках за­чет­ки. На­ружу по­сыпа­лись ка­ран­да­ши, руч­ки и вся­кого ро­да хлам. Сза­ди пос­лы­шались смеш­ки ожи­да­ющих сво­ей оче­реди. Учи­тель смот­рел на мою воз­ню, скеп­ти­чес­ки изог­нув бреж­нев­скую бровь. Я про­бор­мо­тала из­ви­нения, про­тяну­ла ему за­чет­ку и при­нялась со­бирать свои ве­щи, ко­торые пре­датель­ски раз­ле­телись по всей а­уди­тории.

— Шей­ли­на, вы хо­дячая ка­тас­тро­фа, — ус­та­ло вздох­нул пре­пода­ватель. Я про­бур­ча­ла что-то из­ви­нитель­но-бла­годарс­твен­ное, схва­тила за­чет­ку и пу­лей вы­лете­ла из ка­бине­та. И толь­ко уже за дверью поз­во­лила впасть се­бе в ми­ни-ис­те­рику.

Прос­то­яв вот так: то ли ры­дая, то ли сме­ясь, нес­коль­ко ми­нут, на­конец ус­по­ко­илась. Про­ходя­щие ми­мо лю­ди смот­ре­ли очень стран­но.

Я взя­ла пер­вый по­пав­ший­ся свой ри­сунок и прис­таль­но всмот­ре­лась в не­го. Как наз­ло, это был ты. Та­кой, ка­ким я при­вык­ла те­бя ви­деть, не­из­ме­нен­ный мо­им во­об­ра­жени­ем ра­ди раз­но­об­ра­зия. Смуг­лая ко­жа с ед­ва про­бива­ющи­мися вес­нушка­ми, на­сыщен­но би­рюзо­вые гла­за, иде­аль­но пря­мой нос, тон­кие блед­ные гу­бы, скла­дыва­ющи­еся в улыб­ку хо­зя­ина ми­ра, пря­мые ры­жева­тые во­лосы сред­ней дли­ны с выб­ри­тыми вы­белен­ны­ми вис­ка­ми. Стран­но, ка­жет­ся в мо­ем детс­тве ты был тро­гатель­но ку­черя­вый.

Я смот­рю на наб­ро­сок так дол­го, что на­чина­ют бо­леть гла­за. Ри­сун­ки — это единс­твен­ная ре­аль­ность, где ты дей­стви­тель­но су­щес­тву­ешь. Я все си­люсь вспом­нить, как ты по­явил­ся. Мы ведь ни­чего не при­думы­ва­ем са­ми. У лю­бой идеи есть ка­кой-то про­тотип, ко­торый был соз­дан кем-то до. В на­ше вре­мя нель­зя уже при­думать что-то но­вое. Все бы­ло соз­да­но ли­бо дру­гим че­лове­ком, ли­бо при­родой. Ты моя аб­со­лют­ная идея, а зна­чит, у те­бя то­же есть про­тотип из мо­его прош­ло­го опы­та. Вот толь­ко сколь­ко бы раз я ни пы­талась по­нять, на ко­го ты по­хож, ни­чего не вы­ходи­ло.

— Мог­ла бы поб­ла­года­рить ме­ня за по­зиро­вание.

Я вздрог­ну­ла и под­ня­ла гла­за. Ты си­дел на по­докон­ни­ке, слег­ка сгор­бившись. Хо­лод­ное зим­нее сол­нце све­тило пря­мо в ок­но, по­это­му я мог­ла ви­деть толь­ко твой тем­ный си­лу­эт. Пе­чаль­ный си­лу­эт.

— По­жалуй, спа­сибо, — по­пыта­лась я улыб­нуть­ся.

— А учи­тель у те­бя тот еще шут­ник.

Я сно­ва по­чувс­тво­вала, что без­на­деж­но крас­нею. Ру­ки ос­лабли, и ри­сун­ки по­сыпа­лись на пол.

— Ду­рость ка­кая, — про­бор­мо­тала я, со­бирая их, но ста­ра­ясь не смот­реть на те­бя. — Очень смеш­но. Не­ров­но ды­шу к че­лове­ку, ко­торо­го да­же не су­щес­тву­ет. Ко­торо­го са­ма же вы­дума­ла. По­пахи­ва­ет эго­цен­триз­мом вку­пе c лег­кой ши­зоф­ре­ни­ей.

Ты мол­чал. Я уж бы­ло по­дума­ла, что ты ис­чез, под­давшись мо­ему бух­те­нию, но, ког­да я под­ня­ла го­лову, ты все еще си­дел на по­докон­ни­ке. Ат­мосфе­ра бы­ла весь­ма уг­не­та­ющая.

— Лю­дям впол­не свой­ствен­но влюб­лять­ся в об­ра­зы, ко­торые они соз­да­ли са­ми, — на­конец про­из­нес ты спо­кой­ным без­различ­ным то­ном. — И вряд ли важ­но, име­ет ли эта фан­та­зия плоть и кровь или же это иде­али­зиро­ван­ный об­раз уже су­щес­тву­юще­го че­лове­ка.

— На что ты на­мека­ешь? — воз­му­тилась я. Ты по­жал пле­чами и зап­ро­кинул на­зад го­лову. Лу­чи сол­нца прон­за­ли те­бя нас­квозь, и ка­залось, что ты пол­ностью сос­то­ишь из све­та. Это бы­ло нас­толь­ко прек­расно, что я по­жале­ла, что не имею под ру­кой бу­маги и ка­ран­да­шей.

— Ни на что я не на­мекаю. К сло­ву, ес­ли те­бе так ин­те­рес­но, то ли­цо у ме­ня, как у мо­лодо­го Бо­уи, цвет во­лос, как у маль­чи­ка, ко­торый нра­вил­ся те­бе в пя­том клас­се, стриж­ка, как у ка­кого-то ани­меш­но­го пер­со­нажа. Я эта­кий во­об­ра­жа­емый Фран­кен­штейн.

— Точ­но, Бо­уи! — вос­клик­ну­ла я ра­дос­тно, щел­кнув паль­ца­ми.

— Крик­ни еще гром­че, что­бы кто-ни­будь вы­шел из ка­бине­та и уви­дел, как ты бе­седу­ешь с ок­ном, — ехид­но улыб­нулся ты и ис­чез.