Дракон

Вороная лошадь неторопливо вышагивала по тракту, позволяя всаднику безмятежно читать книгу. На старые желтые страницы падала тень, но под яркими лучами солнца ее обладатель казался невероятно светлым. Рыжие волосы обрамляли худое бледное лицо, а на щеках, переносице и ушах — заостренных, но не таких длинных, как у эльфов, — проступили крохотные пятна веснушек.
Ретар Нароверт сильно сутулился, а содержимое фолианта пряталось от него в тумане жуткой усталости. До этого состояния он намеренно себя доводил, чтобы потом, узнав о гибели скитальцев, провалиться в сон и, проснувшись, окрестить их историю очередным кошмаром.
А кошмары рыжему снились часто. В основном они напоминали о странствии через миры, когда мечта становится целью и обретает привкус отчаяния. После принудительного визита в крепость Нот-Этэ, после попыток Атанаульрэ выбить из вампирьего тела Атараксаю, после того, как Снежок едва не погиб — хотя, быть может, он это заслужил, — Ретар потерял стремление создавать. Если бы не Эллет, восторженная выходом за границу Ничто, он бы просто развернулся и отправился в любой из чужих миров, чтобы там доживать отведенный срок в одиночестве.
Но — к счастью или к беде, — рядом с ним нашлись желающие попасть в новый, незамутненный временем мир. И ради Эйлина, ради Юаны и Люцифера, ради Снежка и Эллет, ради Кайонга и Норта, рыжий был вынужден сотворить Врата Верности. Что бы с ними ни происходило в итоге, изначально они стали воплощением самых загадочных, самых странных и самых чудесных мест за чертой сущего — переходов-мостов, мостов, где вечно идет снег и цветет черешня.
Ретар помотал головой, надеясь вытрясти из нее эти мысли, и огляделся по сторонам. Тальтара осталась далеко позади, хотя он все еще мог различить ее стены и шпили храмов. А впереди, под сенью старых дубов, пристроилась деревенька. Всего-то восемь аккуратных двориков, аккуратные землянки и — на расстоянии выстрела — поросшая мхом плаха.
Рыжий подвел кобылу к дереву, натянул поводья и спешился. Неторопливо завязал волосы, поправил воротник теплой куртки — кожаной снаружи и покрытой теплым мехом внутри. Зима закончилась, по трактам и улицам гуляла весна, но холод никуда не делся. Было еще рано.
Ретар подошел к самой северной землянке и постучал в дверь. Внутри кто-то что-то уронил, послышались раздраженные вопли и приказы немедленно все убрать. Затем створка приоткрылась — ровно настолько, чтобы явить Создателю рожу обрюзгшего мужика с черной и жесткой даже на вид бородой.
 — Ты кто?
 — Меня зовут Ретар, — сообщил рыжий. — Мне нужна госпожа Виттелена Неш-Тавье.
Это был чистой воды блеф. На самом деле он знал, что женщину с ярко выраженным наследием Шэтуаля уже давно увели. Просто было интересно взглянуть на реакцию ее мужа.
Тот помрачнел, потер щеку и буркнул:
 — Телен нет. Ее забрала инквизиция.
 — Очень странно, — продолжил играть Ретар. — Я был уверен, что инквизицию уничтожили четыре дня назад.
 — Уничтожить-то уничтожили, — горько сказал мужик. — Но Телен убежать не успела. Остатки служителей Богов проходили через нашу деревню и вели где-то полсотни пленников. Говорят, потом их сожгли в Тальтаре. Мою жену обвинили в пособничестве еретикам, и я  побоялся... то есть не смог... слушай, — наконец, разозлился он, — чего тебе вообще надо?
 Вампир притворился, что размышляет. Действовать на нервы непутевому человеку было приятно.
 — Я хотел бы войти, — решил он и, не дожидаясь ответа, толкнул дверь. Та отчаянно скрипнула, и Создатель переступил порог.
Небольшая комната никак не освещалась — лишь через крохотные окошки струился свет, такой рассеянный и слабый, что ему удавалось выхватить только смутные очертания стола и трех стульев. Но из угла, сверкая ядовито-зеленым, на Ретара с опаской уставились два глаза.
 — Здравствуйте, — поклонился он. — Вы — господин Хастрайн Неш-Тавье?
 — Да, — глухо отозвался ребенок. И, прокашлявшись, твердо повторил: — Да. Вы друг моей мамы?
 — К сожалению, нет, — возразил рыжий. — С вашей матерью я был не знаком. Однако благодаря ее стараниям и, несомненно, весомому вкладу в развитие колдовства, для вас сохранили место в Тальтарской Академии Магии. Ваш декан, господин Сулшерат, попросил меня доставить письмо с приглашением на факультет некромантии. Именно некромантией, кстати, и занималась госпожа Виттелена.
Он протянул ребенку конверт, запечатанный красным сургучом, и улыбнулся. Хастрайн, наоборот, помрачнел:
 — Я не умею читать.
 — Это не проблема, — успокоил его вампир. — В Академии вас научат. А сейчас, если пожелаете, я могу прочесть письмо вслух.
Мальчик деловито кивнул, и Ретар разорвал конверт. Краешком зрения он отмечал, как меняется в лице пропойца-хозяин дома.
 — «Уважаемый господин Хастрайн! Вам, должно быть, уже известно о проведенной нами смене власти. Я обязан вам сообщить, что вы — носитель редкого некротического дара, унаследованного от матери. Некромантов за всю историю Врат Верности было не больше сотни, и я бы очень обрадовался, если бы вы согласились поступить на учебу в нашу Академию. Рыжий господин, который принесет вам письмо, сопроводит вас до города и познакомит со всеми необходимыми людьми. Полагаюсь на вашу мудрость. Сулшерат».
 — Здорово, — оценил ребенок. И, покосившись на отца, добавил: — Хорошо, я поеду с вами.
Мужик опасно побагровел:
 — Что значит — поедешь?
 — То и значит, — вмешался Ретар, — что господин Неш-Тавье принимает предложение господина Сулшерата. Он получит превосходное образование и не будет всю жизнь торчать в этом убогом домишке, наедине с такой самовлюбленной тварью, как вы.
Смысла оставаться вежливым он не видел. В конце концов, чертов пьяница не раз доводил Виттелену и являлся настоящим проклятием для деревни. Было бы неплохо его убить, но вампир не взял с собой оружия, а пачкать руки о подобную дрянь не жаждал.
 Зато мужик, озверев, схватил с остывшей печи горшок, наполовину забитый сырой и мерзкой картошкой, и попытался надеть его на гостя. Ретар увернулся, взялся за ножку стола, с легкостью его поднял и уточнил:
 — Ну что, сразимся?
Муж госпожи Виттелены сроду не поднимал таких тяжестей. Стол был добротный, дубовый, сработанный из толстых досок, но рыжий держал его, как пушинку, и угрожающе покачивал из стороны в сторону.
 Пьяница еще не утопил в самогоне остатки ума, поэтому отступил. Он хмуро посмотрел на ребенка, поморщился и выдал:
 — Ну и забирайте. Мне он все равно не нужен.
 — Разве что в качестве прислуги, — язвительно бросил вампир. — Верно, господин Хастрайн?
 — В-верно.
Мальчика передернуло, однако он послушно оделся и взял с единственной полки сумку — вероятно, мамину. Ретар отпустил стол, и тот с жутким грохотом упал на стулья. Под душераздирающий треск, вой и ругательства вампир и некромант покинули землянку.
 — Извините, — тихо сказал ребенок. — Но... э-э-э... кто вы такой?
 — Ретар Нароверт, — улыбнулся Создатель. — Чистокровная нежить класса «А». Вампир, если по-твоему. И маг.
 — Ого, — удивился Хастрайн. — А я думал, что вампиры живут в Безмирье.
 — Живут, — согласился Ретар, — но другие. Тамошние вампиры не разумны, и жажда крови сводит их с ума. А вот я, например, люблю грибы в сметане, эетолиту и вареники с вишней. Ты, кстати, не голоден? У меня есть бутерброды.
Мальчик замялся, и вампир, хохотнув, вручил ему завернутую в дорогой пергамент еду.
 — Их готовила Эллет, — похвастался он. — Мы все рассчитывали, что она научится варить супы и каши, но кулинарного таланта у нашей дорогой пожирательницы нет. Пришлось осваивать эту тонкую науку самим. Снежок, тот вообще времени не жалеет. Уже разобрался, что и когда следует бросать в борщ, как замешивать тесто и почему не надо резать слишком много петрушки. Залезай.
Он помог мальчику забраться в седло, а сам взял кобылу под уздцы. Хастрайн, задумчиво хмурясь, принялся жевать бутерброды.
 — Эти люди... ну, Эллет и Снежок... они ваши друзья?
 — Именно так, — подтвердил Ретар. — Причем никого лучше нельзя и представить. Знаешь, — неожиданно мягко произнес он, — раньше я жил в особняке вампиров, со своей семьей. Но там не было так уютно, как в нынешнем моем доме. Определенно, заплаченная за него цена себя оправдала.
 — С вас, наверное, содрали пару тысяч монет? — сочувственно спросил ребенок.
 — О, вовсе нет. У меня отобрали кое-что подороже.
 — Драгоценные камни?
Рыжий расплылся в загадочной улыбке, но мыслями был уже далеко.
За Костяные Дворцы и Врата Верности ему пришлось отдать вещи куда более важные, чем побрякушки и золото.
 — Господин Ретар, — позвал мальчик.
 — Да?
 — У вас веснушки на лице. Вы в курсе?
 Вампир засмеялся:
 — Ну и шутки у вас, господин Неш-Тавье! У наровертов не бывает веснушек.
 — Но как же, — изумился Хастрайн. — Как же не бывает, когда они у вас есть? Взгляните!
Он вытащил из кармана кожуха старое, заправленное в ткань зеркало. Внешняя его сторона худо-бедно отражала реальность, а внутреннюю затянули серые и красновато-желтые пятна.
Ретар принял зеркало настороженно, будто боялся, что из него выскочит демон. Или не будто.
 Мальчик не врал — веснушки действительно были. Рыжий с интересом их осмотрел, потрогал и заключил:
 — Забавно. Такое со мной впервые.
Дальнейший путь они проделали в тишине. У городских ворот ребенка и вампира обшарили внимательными взглядами трое стражников. Не нашли, к чему придраться, и пропустили. Ретар оставил кобылу у коновязи при какой-то корчме, пообещав вернуться через полчаса и заказать обширный обед, а в случае кражи — разорвать на куски проклятых людей. Хозяин побледнел и пообещал, что все будет сделано в лучшем виде. 
Вампир взял ребенка за руку и зашагал сквозь толпу. Хастрайн сжался в маленький пугливый комочек и поглядывал на чужаков со страхом. Ему совсем не понравилась Тальтара. Обилие домов и храмов, голосов и звуков — все было непривычным и оттого жутким. Однако он послушно держался возле Создателя, потому что понимал — дома все гораздо хуже.
Академию ограждал высокий черный забор, местами оплетенный диким виноградом. Массивные кованые ворота были закрыты, но стоило Ретару постучать,  как они немедленно распахнулись. На тропе, достаточно широкой и для пеших путников, и для всадников, стояла невысокая женщина лет сорока пяти. Она приветливо улыбнулась, потрепала Хастрайна по светлым волосам и пригласила:
— Входите. Вы к господину Сулшерату?
— Именно так, — любезно ответил рыжий.
Женщина повернулась и грациозно двинулась по двору прочь. Вампир последовал за ней, не выпуская из пальцев теплую ладонь мальчика.
 — Странные фонтаны, — заметил тот, указывая на бесформенное нагромождение камней по обе стороны от дороги. Возникало впечатление, будто их уронили с неба, а потом собрали воедино по принципу «лишь бы стояло». Вода стекала по пологим бокам, журчала и кое-как оживляла в общем-то унылый пейзаж.
 — О да, — согласился Ретар. — Господин Сулшерат обожает все странное. Ты сам все поймешь, когда с ним познакомишься.
 — Мама мне о нем рассказывала. — Хастрайн шмыгнул носом. — Говорила, что этот человек эск... экц... эксцентричен.
 — Твоя мама была очень мудрой женщиной, — серьезно кивнул вампир.
Изогнутая полоса тропы упиралась в лестницу, ведущую на первый ярус приемного корпуса. Рыжий поднялся по ней, с интересом оглядываясь, и попал в полутемный коридор с россыпью мелких трещин в потолке. Хастрайну подумалось, что из-за них он может в любой момент рухнуть. Мальчик сдавленно пискнул и спрятался за спиной Ретара, схватив его за штанину, чтобы не заблудиться.
Впереди возникли тяжелые двустворчатые двери, похожие на внешние ворота Академии. Проводница уверенно их толкнула, и взглядам гостей открылся внутренний двор — средоточие магии столь мощной, что она проявлялась зримо. Например, по редким солнечным лучам бегали крохотные фигурки — вроде людей, но с длинными-длинными волосами. Они заливисто смеялись и пели, а двое или трое застыли и стали неподвижно смотреть на женщину, вампира и ребенка.
Хастрайн плюнул на свою настороженность и отбежал вперед. Фигурки живого света отражались в его ядовито-зеленых глазах, и мальчик восторженно воскликнул:
 — Ух ты!..
Порой прямо в воздухе возникал блеклый серебристый узор. Его создавал ветер, и дети солнца радостно кружились вокруг, безоговорочно принимая еще одно магическое явление в свои ряды.
Немного дальше, в окружении роскошного сада, притаилось озеро. Ребенок обернулся, дождался кивка Ретара и помчался к берегу. Но в десяти шагах резко остановился, потому что под кустом гортензии кто-то спал.
Рыжий обошел по широкой дуге башенку, венчавшую двор, и начал рассматривать шесть центральных корпусов Академии. Над входом в каждый из них трепетали флаги факультетов: некромантии, стихийного колдовства, заклинательства, драконоводства, демонологии и обычной боевой магии. Хастрайну предстояло учиться под знаменем могильного креста, за которым распахнул крылья небесный страж.
 — Господин Ретар, — мальчик вернулся и дернул вампира за рукав. — Господин Ретар, я хотел посмотреть на озеро, но там... там уже кто-то есть.
 Женщина-проводница услышала его слова и вытянула шею, желая разглядеть нарушителя спокойствия. Поскольку из-за куста виднелись только ноги, она была вынуждена подойти ближе.
 — Это Кеорн, — представила она. — Твой будущий однокурсник. И его кот, конечно, — с недовольством добавила женщина, когда на ее ногу прыгнул белый с рыжими ушами котенок. — Алерогтару.
 — Его так зовут? — удивился Хастрайн. — Забавное имя.
 — Это не имя, — возразила проводница. — Это название класса высших духов. 
 — А зовут его Неш, — капризно сообщил однокурсник, вставая. — И он еще слепой. Вы ходите, земля дрожит, Неш пугается... а  потом вы еще и жалуетесь, мол, поцарапал-покусал... ого, — он уставился на Хастрайна, пораженный его бледностью и цветом радужек. — Это мой новый товарищ?
 Дети принялись внимательно изучать друг друга. У Кеорна были глубоко посаженные глаза, вздернутый нос, рыжие кудри и веснушки. Он немного походил на господина Ретара, но сходство это ограничивалось двумя последними пунктами. До изящного телосложения вампира мальчик не дотягивал — и вряд ли когда-нибудь дотянет.
 — Хастрайн, — сказал сын госпожи Виттелены, протягивая руку новому знакомому.
 — Кеорн, — деловито отозвался тот. — Будем знакомы. Ты уже видел нашего декана?
 — Нет.
 — Ясно, — захихикал Кеорн. — Значит, у тебя еще все впереди.
 — Господин Ретар, а когда мы к нему пойдем? — тут же сориентировался мальчик.
 — Сейчас, — пожал плечами вампир. — Если ты не занят.

Альтвиг и Шейн покидали Нижние Земли в гробовом молчании. И если второй вел себя более-менее нормально, то первый шел, словно кукла, и спотыкался на каждом шагу. Повелителя радовало одно — храмовник отдал Шэтуалю Хайнэсойн и не стал спорить, когда инкуб сказал, что разводить огонь в Нельноте опасно. Вместе с демоном они затащили Рикартиата на девятый ярус и похоронили среди скелетов китов.
С того времени Альтвиг ни разу не заговорил. Да что там — он выглядел, как умалишенный, и не обращал внимания на вопросы седого.
Перемена произошла, когда позади осталась крепость Сиаль-Нар, и путники приблизились к Алаторе. Храмовник поймал Шейна за руку, таким образом остановив, и попросил:
— Что бы я ни сделал — никому ничего не рассказывай.
— Прости? — неприятно изумился парень. — То есть ты думаешь, что я позволю тебе...
— Послушай, Шейн. — Голос Альтвига изменился, стал более хриплым и полностью лишенным эмоций. И все же на повелителя он посмотрел с мольбой: — Я не такой сильный, как вы... я убивал людей и не колебался, не беспокоился, не терзался угрызениями совести. Разве что в Тальтаре... но нынешнее убийство, — он зажмурился, явно прилагая все возможные усилия для того, чтобы не сорваться, выдержать, быть спокойным. — Убийство Рикартиата я себе не прощу. Никогда.
Седой нахмурился.
— Это не убийство. Он сам тебя попросил. У нас не было...
— Не было выбора, я знаю, — перебил его храмовник. — Но пожалуйста... прошу тебя, Шейн, уходи. Убирайся и не вмешивайся. Я хочу... хотя бы теперь... поступить согласно своим эмоциям.
— Ты хочешь пойти и умереть? — сердито уточнил повелитель. — Между прочим, никто из Богов не поощряет самоубийство. И ты выступишь против них? Против тех, кому служил большую часть жиз...
Он осекся и с недоумением вытаращился на спутника.
Альтвиг улыбался. Безумно, растерянно, будто надеясь, что эта улыбка его спасет.
— Ты понимаешь, что говоришь? — очень тихо пробормотал он. — Я служил Богам из благодарности отцу Еннете. Да, я верил, что они могущественны и способны помочь. Но тем не менее сомневался. И был абсолютно прав. Где были эти Тринадцать добрых, светлых, всепрощающих и всепонимающих тварей, когда Рикартиат умирал? Где они были, когда у него над головой вертелся часовой механизм? А самое мерзкое, — храмовник закрыл ладонями лицо, — самое мерзкое, Шейн, в том, что этого бы не случилось, если бы я не поехал в Шатлен. Если бы я не поднялся на порог дома Илаурэн, если бы я не позволил себе остаться и убедиться, что она и Рикартиат — друзья гораздо более верные, чем вся инквизиция, вместе взятая.
Повелитель открыл было рот, но почти сразу закрыл и уставился себе под ноги.
— Если бы я не появился в их жизни... если бы я не...
— Ты не прав, — отрезал седой. — Но ладно. Дело твое.
— Спасибо, — искренне поблагодарил Альтвиг. — Спасибо за все.
Шейн кивнул, похлопал его по плечу и развернулся, чтобы уйти. Но его настиг перепуганный девичий окрик:
— Погодите! Ребята!
Илаурэн застыла в черте городских ворот. Она была без куртки и без берета, и ветер беспощадно трепал каштановые кудри.
Бросив монету стражнику, девушка выбежала на тракт и крепко обняла храмовника. Тот скривился, будто от боли, и отступил.
— Не прикасайся ко мне.
— Что? — испугалась эльфийка. — Почему?
И, оглядевшись по сторонам, спросила:
— Где Рикартиат?
Повелитель отвернулся. Он догадывался, какой ответ приготовил Альтвиг на этот случай. И, к сожалению, не ошибся.
— Я его убил.
— Ты... что? — не поверила Илаурэн.
Храмовник повторил. Девушка нервно рассмеялась.
— Нет, ты не мог! Ты ведь его друг... лучший друг! Разве он... разве... Шейн, что происходит?!
— Молчи, — напомнил повелителю Альтвиг.
Седой поежился. Не из-за холода.
— Это правда, Рэн. Он действительно его убил. Но у нас...
— Молчи!
— Ой, да ну тебя к черту! — вспыхнул Шейн. — Я ненавижу идиотов, которые упиваются своей виной, как эетолитой! Ненавижу идиотов, которые лгут близким! Ненавижу идиотов, которые скрывают правду, потому что считают ее жуткой и несправедливой! Ее вообще не бывает! Не бывает, слышишь меня?! Есть только реальность, и она порой весьма сурова! Не из-за того, что кто-то кому-то неудачно попался! Что это за глупость — если бы я не поехал в Шатлен, если бы я не появился в их жизни... они тебя ждали! Ждали так долго, что... немедленно прекрати!
Он не успел осознать сути своей ярости. Просто озверел, увидев, что храмовник снова дает волю слезам, — и с размаху, изо всех сил, засадил ему по щеке. Ладонь обожгло, будто повелитель ударил пламя, а не человека, и боль в тот же миг переползла на локоть.
— Черт побери! — выругался парень. — Что за?!
— Огонь, — прошептала Илаурэн, не отрывая взгляда от Альтвига. — Огонь! Альтвиг, перестань! Он тебя уничтожит!
Храмовник пошатнулся. Его зрачки стали вертикальными, а вокруг радужек возникла кроваво-красная кайма. По всему телу, где-то — глубоко под кожей, а где-то — сжигая ее дотла, полыхало драконье пламя.
Шейн сообразил, какая угроза нависла над Алаторой, и, подхватив Илаурэн, помчался к воротам. У него за спиной прозвучал отчаянный крик, затем — хруст, а затем — едва слышный звериный вой. Так плачут лисы, низшие духи... и драконы. Стараясь не оборачиваться, повелитель нырнул за левую створку и заорал в ухо ближайшему стражнику:
— Нам нужны арбалеты!
— Что? — тупо спросил тот.
— Арбалеты, кретин! Чертовы арбалеты!
— Да! — поддержала его Илаурэн. Девушка была бледна, но решительна. — Если мы не остановим его сейчас — он разнесет столицу!
Стражник худо-бедно разобрался в ситуации и побежал прочь. Эльфийка выглянула на тракт.
Серый с черными пластинами небесный ящер лежал в грязи, закрыв рогатую голову лапами. Его хвост, покрытый десятками острых лезвий — то ли костяных, то ли образованных чешуей, — метался туда-сюда, оставляя вмятины в сырой земле и ломая те редкие деревца, что рискнули вырасти отдельно от остального леса.
— Кошмар, — оценила девушка. — Шейн, ты не мог бы все-таки объяснить мне, что случилось?
— Не сомневаюсь, что мог бы, — фыркнул повелитель и рассказал ей, как предложил Альтвигу свою помощь, как провел его по первым двенадцати ярусам, и как в Нельноте обнаружилось, что надежды у Рикартиата нет. Как они выкопали могилу на кладбище китов, под приметной серебристо-синей стелой, и вернулись в обычный мир.
У Илаурэн задрожали губы, но плакать она не стала. Только прижала руку к груди, словно умоляя сердце успокоиться, и негромко произнесла:
— Рик сразу меня предупредил, что драконья сущность Альтвига может выйти из-под контроля. Перечислил возможные причины. Смертельная рана, выплеск слишком большого количества волшебства, сильное потрясение... полагаю, мы имеем дело с последним. И если постараемся, сумеем вернуть ему тело человека.
— Зачем? — рассердился Шейн. — Проще убить, пока он не убил нас.
— Затем, что Альтвиг — мой друг, — твердо отозвалась эльфийка. — И я не могу его бросить. Он был дорог Рикартиату, и он дорог мне. В отличие от Ишета с Виктором Альтвиг не отказался спуститься в Ад, не побоялся демонов и не прогнулся под сюжет Амоильрэ.
— Тебе известно?..
— Да, мне известно. Я прочитала письмо господина Виктора. Вряд ли это его заденет, потому что я умею держать язык за зубами. Осторожно!
Она расправила пальцы, и над повелителем полыхнул магический щит. Его поверхность приняла на себя шквал деревянных обломков и камней, мгновение назад бывших сторожевой вышкой на городской стене. Среди них промелькнула огромная когтистая лапа, промелькнула и вцепилась в собственно стену. Та затрещала, застонала, зарокотала... и откуда-то с площади прилетел черный арбалетный болт. Он воткнулся в цель и выпустил пять железных отростков, вспарывая крепкую плоть.
Дракон заревел и исчез внизу, скрытый каменной преградой. Илаурэн, по-прежнему питая магией щит, вышла из-под арки ворот и нос к носу столкнулась с оруженосцем Его Величества — господином Инагом.
— А-а-а, это вы, — протянул он. — Здесь не место для хрупких девушек, этрайле Айнэро.
— Я — маг-стихийник! — возмутилась эльфийка. — И к тому же Альтвиг — мой друг! Его нельзя убивать!
Инаг склонил голову.
— Сожалею, этрайле, но он не понимает, что делает.
— Пусть так, — не стала спорить Илаурэн. — Но ему можно вернуть человеческий разум. Да и сами по себе драконы — мудрые существа. Я уверена, он меня узнает.
Оруженосец покосился на своих спутников:
— Заберите ее.
— Прошу прощения? Господин Инаг, вы сошли с ума? Мы можем... — эльфийка беспомощно оглянулась, ища поддержки, но Шейн промолчал. — Я могу...
— Нет, не можете, — мягко сказал пожилой седовласый воин, стиснув ее запястье и дернув на себя. — Мы справимся сами. Отправляйтесь домой.
— Что я там забыла?!
— Проведи ее, — приказал Инаг. — И проследи, чтобы она не выходила.
Илаурэн еще что-то кричала, но оруженосец ее не слушал. Вместе с отрядом арбалетчиков он вышел за черту городских ворот. Наткнулся на мутный, безо всяких признаков разума, драконий взгляд — пронзительно-синий и теплый, не подходящий к такой свирепой морде, — и выстрелил. Тренькнула тетива, но ящер сломал тяжелый болт прежде, чем тот приблизился на опасное расстояние. Заревел — так, что все вокруг содрогнулось, — и покрылся рыжим огнем, призванным защитить хозяина.
Шейна, в отличие от Илаурэн, никто не трогал, и он последовал за господином Инагом. И теперь, глядя на дракона, не мог поверить, что на самом деле перед ним — Альтвиг. Храмовник, готовый принести себя в жертву ради искупления вины. Впрочем, резкий перепад сил и непроизвольное перевоплощение порой шутят с людьми и хуже.
Когда по приказу Инага начали стрелять и другие воины, дракон развернулся — раненая лапа волочилась по земле, — и двинулся в сторону леса. Он не мог — или не хотел — бежать, и отряд арбалетчиков с легкостью его преследовал. В ход пошли метательные дротики и серебряные ножи, но железо плавилось, а древка сгорали, не в силах пройти сквозь жар и ярость крылатого существа.
И Шейну подумалось, что Альтвиг должен взлететь. Покинуть Алатору путями неба. Но ящер прижимал крылья к телу — вероятно, боялся ими пользоваться, — и отступал на своих четырех, вернее, трех. Пока на стене, закутанный в теплый плащ с меховым воротником, не появился беловолосый эльф.
У него тоже был арбалет, но маленький и какой-то несерьезный по сравнению с оружием воинов. Впрочем, остроухий и не спешил пускать его в ход. Он неспешно устроил болт в ложе, с помощью металлических рычажков натянул тетиву и свистнул, будто подзывая к себе собак.
Альтвиг застыл. Повернул голову, увенчанную рогами, и посмотрел на эльфа с почти человеческой тоской.
Беловолосый что-то сказал. Стоя под стеной, Шейн не имел возможности расслышать. Дракон подошел к эльфу, погасив защитное пламя, и уже начал склоняться для обратного перевоплощения, когда господин Инаг решил, что вот он — подходящий момент. Свора арбалетных болтов поднялась в воздух... и наткнулась на магический щит — столь мощный, что острия вспыхнули и обратились пеплом при столкновении с ним.
Но возможность решить проблему миром была уже утеряна.
Ящер зарычал и бросился на людей, в порыве безумия топча и разрывая их на части. Остроухий спрыгнул с укрепления, но вместо того, чтобы разбиться, уцелел и вытащил из-под драконьих лап Шейна и господина Инага. Первого отшвырнул, словно мешок с мусором, а второму заехал кулаком по красивому лицу. И еще раз. И еще.
 — Чем... ты... думал... кретин?! — ругался он.
 — Моя обязанность... — оруженосец тяжело опустился в грязь. Из носа у него веселыми ручейками бежала кровь. — Основная моя обязанность заключается в защите Алаторы. И если одна отобранная жизнь спасет тысячи и тысячи прочих, я не стану колебаться.
 — Колебаться! — разъяренный эльф, кажется, был готов стереть господина Инага в порошок. — Вот вернешься домой, и мы выясним, когда ты должен колебаться, а когда — нет! Черт побери!
Последняя его фраза была обращена к Альтвигу. Магия уберегла остроухого от удара когтей и языков пламени, но от гнева его уже ничего не могло сберечь. В бирюзовых глазах загорелось неистовое желание уничтожить все вокруг на многие мили. Протянутая вправо рука бледно засветилась, и в ней возникла алебарда на белом, точно снег, древке.
 — Самое уязвимая точка драконьего тела — шея, — хрипло посоветовал господин Инаг.
 — В отличие от твоего, — огрызнулся эльф. — У тебя этих уязвимых точек хватает. И на досуге я подробно их изучу.
Оруженосец побледнел. Шейн растерянно подумал, что на его месте и с его должностью пасовать перед незнакомцем — это огромная глупость.
 — Мальчик, — обратился к нему остроухий. — Ты ведь повелитель, да? Повелитель северного ветра?
 — Откуда вы... — начал было седой, но эльф его перебил.
 — Отвлеки его, ладно? Используй какую-нибудь уловку, способную внести хаос... еще больше хаоса, чем есть, я имею в виду. Договорились?
 — Да. — Шейн помотал головой, надеясь вытрясти из нее мысли об Илаурэн и ее грядущей реакции. — Одну минуту.
Пробудить колдовство Амоильрэ было трудно. Всегда, а не только в подобной обстановке. Повелителю пришлось приложить все возможные усилия, чтобы из крохотного, жалкого и серого комка пепла возник огненный феникс — возник и стал стремительно раздуваться. Спустя миг он уже не проигрывал дракону в размерах, и обе твари сцепились между собой в странном, почти смешном поединке. Птица кружила в воздухе, будто уговаривая ящера встать на крыло, а тот бесился и бил хвостом по всему, до чего дотягивался. Количество вмятин и дыр в городской стене стремительно возрастало.
Шейн всего лишь на секунду упустил остроухого из виду — а когда снова посмотрел в его сторону, обнаружил, что рядом никого нет. Полы эльфийского плаща взметнулись где-то над задней лапой дракона, а затем изящная фигура незнакомца пропала из виду, скрылась в чаще острых шипов и выступов костяного гребня. Затем появилась — между рогов крылатого ящера, — подняла над собой оружие и нанесла такой сокрушительный, такой безумный удар, что от него содрогнулась каждая ветка в пристоличном лесу.
Лишенные разума глаза Альтвига заволокло непрозрачной пленкой. Он зашатался, будто пьяный, и медленно лег. Именно лег, не упал — и смирно терпел, пока остроухий спустится и устроит ему разнос.
И незнакомец не подвел.
Он неуважительно потоптался по драконьей морде, использовал клыки вместо приставной лестницы и начал расхаживать туда-сюда, громко объясняя ящеру, в чем тот ошибся и что его за это ждет.
 — Тебя повесят, мерзкая идиотина! По-ве-сят! После того, как мы уговорили Амо оставить тебя в живых, после того, как наконец-то сдохла чертова инквизиция, после того, что пережил Рикартиат, ожидая твоего возвращения! Ты вообще о ком-нибудь думал? Кроме себя, естественно? Я понимаю, что ты пережил невосполнимую утрату и тебе сложно прийти в себя, но разве это давало тебе право на убийство воинов? Да не просто воинов, а воинов из личной гвардии А... то есть Его Величества! Ну?! Я не вижу раскаяния!
 — Господин Тиль, — негромко произнес Инаг, — беседовать с драконом бесполезно. Он не осознает, чего вы от него хотите.
 — Цыц, господин идиотские действия! Если бы ты не влез со своими арбалетчиками, я разобрался бы быстрее и без потерь!
 — Но потери были. Попрошу заметить, что обломками камня и дерева убило троих стражников из шестой смены.
 Остроухий отвесил ему затрещину:
 — Цыц, я сказал!
 — Ведете себя, как маленький, — не смутился оруженосец.
 — Э-э-э... я прошу прощения, — вмешался Шейн, — но... э-э-э... кто вы?
 — Тиль, — отмахнулся беловолосый. — Ты же слышал. Меня зовут Тиль. О, неужели!
Драконье тело спряталось за клубами дыма, укуталось в них, словно в одеяло. И когда этот полог развеялся, все увидели Альтвига — Альвига-человека, в обгоревшей одежде и с опаленными волосами. Он не шевелился и не проявлял никаких признаков жизни, но Инага это не беспокоило.
 — Я его забираю, — заявил он. — На суд. Очнется, и мы, вероятно, выслушаем, что к чему.
Оруженосец боялся, что Тиль возмутится или возразит, но он только пожал плечами:
 — Делайте, что угодно.
 — Благодарю вас. — Инаг низко поклонился. Кровь из разбитого носа все еще капала. — А вам, господин Эль-Тэ Ниалет, придется пойти со мной и рассказать, где вы были вместе с этим неуравновешенным парнем. Разумеется, мне любопытна и версия госпожи Илаурэн, поэтому по дороге мы ее прихватим.
Шейн ничуть не обрадовался, но решил не спорить.

 — Меня давно так не били, — говорил оруженосец тремя часами позже. — Унизительно и мощно. Я и представить себе не мог, что отвыкну от домашних побоев.
 — Эти побои — не домашние, — вяло отозвался Алетариэль. Его Величество сидел в удобном дорогом кресле, разглядывая шахматные фигурки. Клетчатая доска стояла на столе, и с обеих сторон от нее расположилось немало "съеденных" пешек. — Мой отец никогда не отличался особой добротой. Если он пожелает кому-то врезать — он врежет, а потом уже будет размышлять, правильно поступил или нет. Я считаю, что данная черта его характера выглядит весьма привлекательно.
 — Да ну? — не поверил Инаг, напряженно изучая расклад. Выходило, что через пару-тройку ходов Его Величество выиграет, а гениальных идей по спасению ситуации на ум как-то не приходило.
 — Да, — подтвердил остроухий. Черная корона была снята с черных волос и оставлена в тронном зале. — Она доказывает, что Тиль еще не потерял остатки эмоций. Ему нравится убивать, нравится разрушать, но и спасать тоже нравится. Он противоречив — и поэтому притягателен. Если бы отец хоть немного интересовался любовью... или, на худой конец, мимолетными отношениями... то нашел бы себе сотни поклонниц.
 — Вряд ли, — рассмеялся оруженосец. — Он не удержался бы от соблазна вонзить нож в красивое девичье горлышко. Я до сих пор в неведении, почему вы зовете господина Тиля своим отцом.
 — Видишь ли... — Алетариэль дождался хода противника и передвинул офицера на четыре клетки вперед, внеся смуту в планы Инага. — Нас с ним объединяет не кровь, а магия. Благодаря его отчаянию и тому резонансу, что сделался изначальным для мира мертвецов, я получил свои способности. Пусть даже родился не сразу, а через долгие-долгие года.
 Инаг помрачнел.
 — Разве за такие способности стоит благодарить? Они приносят вам только боль.
 — Отнюдь. — Алетариэль улыбнулся. — Они мне нравятся. Без них я бы ничего не добился — в том числе и права на престол белобрежья. Я ведь не родич здешней королевской линии крови, пусть об этом и не трезвонил ни один сплетник.
 — Здешняя королевская линия давно вымерла, — поморщился оруженосец. — И если бы не вы, Белые Берега пришли бы в запустение точно так же, как Дикие Земли далеко на юге.
 Его Величество пожал плечами. Историю Диких Земель он знал, но относился к ней с огромным пренебрежением. Непутевых правителей было много, но чтобы настолько непутевых...
 — Милорд. — Инаг взялся за чашку чая, грея пальцы о теплые глиняные бока. — Как вы должны были заметить, я пришел сюда не ради игр, а ради уточнения приказа. Вы обещали вынести приговор господину Альтвигу Нэльтеклету, бывшему инквизитору, который недолго, но праведно служил в шатленском храме Альвадора.
 — Было бы что выносить. — Алетариэль сдвинул брови. — Пускай парня завтра повесят.
 — Но, Ваше Величество, у нас есть некоторые аргументы в оправдание...
 — А мне на них наплевать. Этот парень хочет, чтобы его повесили. Я таких на дух не переношу. Пускай вешают, может, на плахе до господина Нэльтеклета дойдет, какой он придурок.
Инаг посмотрел на короля с укоризной:
 — Вы обязаны явить справедливый, беспристрастный суд.
 — Хорошо, ладно, — сдался Его Величество. — Давай сюда свиток.
Оруженосец протянул свернутый пергамент, обвязанный синей лентой. Алетариэль его развернул, прочитал собранные сведения и подхватил со стола перо. Немного косым, но по-своему приятным почерком вывел:

«Я, король белобрежья, известный как Алетариэль Найле Удесте Картэнаэдсса, выношу следующий приговор:
за разрушения, нанесенные городской стене;
за убийства воинов из моей личной гвардии;
за гибель стражников из шестой смены;
и за неудобства, причиненные гостям столицы,
повесить на центральной площади господина Альтвига Нэльтеклета, в назидание другим дуракам, считающим, будто на Алатору, любимый город множества людей, можно обрушивать свою злость».

Он поставил коротенькую подпись — без завитков, но с изогнутыми линиями, порядок которых, вроде бы не сложный, ни у кого повторить не получалось, — и принял из рук оруженосца печать. Небрежно ткнул ею в угол свитка, подул на него и запечатал.
 — Отнеси палачу.
Инаг встал и деловито кивнул, хотя в глазах у него читалось неодобрение.
 — Как прикажете, Ваше Величество.