Вспоминая рассказы ветеранов

 От печки несло теплом, домашним уютом. Запах жаренной картошки сводил с ума. Маринованное ассорти из огурчиков и помидоров, приятно радовало глаза. Ломтики сала с «проростью», аккуратно выложены на блюдце. В центре обеденного стола, графинчик с «выпотом» по стенкам стекла, с холодной самогонкой.

 Мы с товарищем вернулись с работы, и решили отметить наше удавшееся предприятие.
Дело было не хитрым, но весьма перспективным, для наших дырявых карманов. После нескольких попыток начать свою предпринимательскую деятельность, мы наткнулись на свою «золотую жилу», которая позволяла нам работать за «звонкую монету».
 
 В гости к моему приятелю, заглянул его тесть, так сказать, на огонёк в ночи.
Стоит вспомнить этого героического старика. Дядя Юра, хотя и был по возрасту почти под седьмой десяток, был крепок и во здравии ума. Прошёл дорогами Великой Отечественной войны. Имел награды от государства, военную пенсию ветерана, но никогда не был многословен.
 
Пригласив его к столу, налили в рюмки холодненького горячительного, и махнули за успех.
 
 Под «рюмку», вышли на разговор о войне и штрафных батальонах. Толи телевизор, работавший в углу, нас к этому подвёл, уж и не вспомню. Только дядя Юра, как-то сразу помрачнел, и стал необычайно серьёзен. Махнув ещё одну стопку, он вытер губы тыльной стороной ладони.

 - Бывал я в штрафбате. Страшное это дело, ребята.

- Батя, ты же в разведроте служил.

- Служил, -горько вздохнул старик, и не спеша поведал горькую правду, из которой и был соткан смертный саванн войны.

 «Когда говорят, что на войне не страшно, - врут! Страшно! Только чувство это, притупляется. Становится обыденным, но то что оно, это чувство страха есть, то факт. Может, оно переходит в чувство, сродни осторожности, но то мои домыслы.
 Кому, как не нам, разведчикам полка, не знать о наступлении? Если учащаются боевые задачи, а соответственно и боевые выходы на позиции к врагу, жди наступления.
 Наша разведгруппа, за неделю, сделала пять боевых выходов. Это очень много. В последнем выходе, ранение получил санинструктор. Без медика идти опасно. Вот нам и дали санинструктора из штаба дивизии.
 Пресловутая спешка, как известно, до добра не доводит. В этот выход, мы и напоролись на фашистов, да не просто напоролись, а ввязались в бой. Бойца, прикрывавшего наш отход, ранило в ногу.
 Я санинструктору, мол ползи к нему. Тот ни в какую. Побледнел весь, руки дрожат, сам весь такой жалкий. В истерику впал.
 Я ему, мол приказываю! Ползи к раненому!
Он только головой машет из стороны в сторону. А после как вскочит, и давай бежать, сломя голову. Только не к раненому, а в сторону вражеских окопов…».
Дядя Юра замолчал, и только смотрел в дальний тёмный угол комнаты.
 Мой товарищ, наполнил рюмки, и мы молча выпили.
« Вот я его и порешил,срезал автоматной очередью. По закону военного времени!
 Раненого мы вытащили. Да и тело этого санинструктора вынесли. Доложил начальству, всё по форме. Рапорт подробный составил. Меня в штаб дивизии, на следующий день, свезли. Как оказалось, этот санинструктор был чьим-то племянником. Вот и осудили меня, за самоуправство, самосуд, излишнюю жестокость… Отправили в штрафбат, где я и воевал до ранения. Страшное это дело, ребятки.
 Пойду я! Заболтался что-то…».

 Даже страшно представить себе, что вынесло на своих плечах, поколение наших дедов. С какой войной они справились. Какой силой наполнены их тела, души? Они не очерствели! Они вернулись домой и стали строить мирную жизнь. Не смотря на отсутствие горячей воды и тёплый санузел. Не глядя на то что живут в бараках и хибарах. Они жили надеждой и верой в то, что они победили в этой страшной войне врага всего человечества. Что их дети и внуки, никогда не узнают ужаса концлагерей. Не услышат вой пикирующего бомбардировщика со свастикой на крыле. Не увидят беснующихся коллаборационистов у запертого снаружи, и подожжённого после сарая, со стариками, женщинами, детьми.
 
 Я брёл домой, по безлюдной улице зимнего посёлка. Перед глазами оживали картины живого рассказа ветерана войны. Я не имел права судить его! Я не знаю до сих пор, как поступил бы я на его месте. А если бы я был на месте санинструктора? Смог бы я, пересилив страх, ползти к раненому в ногу бойцу? И не меня ли, застрелил бы дядя Юра?
 И, если дядя Юра, вспомнил, об этом эпизоде, своего ратного подвига, значит не сумел забыть, и вряд ли до конца, считает себя правым. Но это уже не наше дело.
 Не наше дело...
 Химки
Май 2017 год