Тройка

Этот давней постройки деревянный дом стоял почти в центре небольшого городка Н. Он ничем не выделялся среди других, разве что серым от выцветшей краски цветом. А так обычный… Но то, что происходило внутри жилища, было, наверное, и для лукавого, которого трудно удивить какой-либо подлостью, отвратительным. За круглым столом, устеленным листами бумаги разных форматов и оттенков, сидели трое. Ближе к огромной иконе Божьей Матери, оживленной зажженной лампадкой, на старинном стуле с высокой спинкой удобно устроилась шестидесятилетняя хозяйка дома Серафима. По обе стороны от нее заняли ветхие табуретки ее подруги и ровесницы Кира и Марфа. Их взгляды встретились на исписанном листе бумаги. Казалось бы, что тут плохого? На вид благочестивые православные христианки собрались и постигают некий святой текст. Так выглядело со стороны. На самом же деле эти женщины вряд ли могли вспомнить, когда читали церковные книги или произведения последний раз. Ибо, считая это лишним и будучи убежденными в своем правильном, непогрешимом видении жизни, они лишь писали. Писали письма… Точнее, составляла тексты одна Серафима, а подруги помогали. А началось все два месяца назад...
Серафима не раз отправляла в районную газету заметки, но только некоторые из них, и то в неузнаваемом виде, достигали печати. Пенсионерка возмущалась и даже устраивала «разгон» редакции, но только… про себя. Со слезами на глазах рвала она «районки», не находя на их страницах своей фамилии. И вот в таком болезненно-угнетенном состоянии ее застали подруги.
– Сима, меня на приходском собрании погнали с казначея, – пожаловалась Кира. – Видишь ли, им не понравилось, что я «свои» свечи продавала… Ведь я хотела лишь со временем гардероб обновить. Это все отец Вадим. Он предложил меня уволить. Нужно что-то делать… Ты же ведь у нас корреспондент. Ты можешь написать…
– Помоги, подруга, – настаивала Марфа, которая несла послушание в храме, у кануна. – Кирочка ведь и меня не забывала… Лишку давала…
– Я… я… не против… я с радостью, – тут же согласилась Серафима. – Этот батюшка недавно отказал в отпевании моего родственника. Муж племянницы, в общем, повесился по уважительной причине – ревность довела. А священник ни в какую… Отказал нам с Раей. Уж больно умный! Только вот, – призадумалась женщина, – что толку писать... В газете все равно такое не напечатают.
– При чем здесь газета?! – воскликнула Кира, – Нужно в епархию несколько писем написать от имени прихожан в мою защиту. А не поможет – в Патриархию…
– Так я… я… Это дело другое… Нужно попробовать.
И Серафима попробовала… Вначале были затруднения. Отец Вадим – сорокалетний священник – служил на приходе десять лет и проявлял лишь любовь к Церкви и прихожанам, заботился о храме, организовал воскресную школу и т. д. Он получал только архиерейские и патриаршие награды. «К чему придраться?» – задались одним вопросом подруги.
– В первую очередь следует поведать о том, как несправедливо сняли лучшего, способнейшего казначея, то есть меня, – внесла первое предложение Кира и добавила: – Упомянуть о моих заслугах. Сколько я своими руками приняла денег! Как трудно было постоянно вручную мелочь считать.
– Можно написать об отказе этого нашего отца отпевать мужа племянницы, который покончил с собой не по своей вине… – сказала Серафима.
– Это хорошо. Это пойдет. Хотя есть в этом некая слабая сторона, – со знанием дела отметила бывшая казначей. – Нужно нагрести больше и более веских, колких «улик».
– Я убирала храм и заметила, как батюшка разговаривал с молодой женщиной, – присоединилась к процессу сбора информации Марфа. – Матушки тогда не было… И вот он молодке улыбается! Она ему глазки! Точно… точно… строила…
– Молодец, Марфуша, – поощрила похвалой подругу Кира. – У меня тоже память есть. Отец Вадим вез как-то в машине молодую особу. Тогда тоже вроде бы матушки не было. Да и какая разница? Что нам, обязательно супругу священника упоминать?
– А я видела, – присоединилась Серафима, – он водку в магазине покупал. Значит, пьянствовал...
– Еще насчет богослужений не мешало бы написать, – предложила Кира. – В деревне Брошено, говорят, батюшка до часу дня служит. А наш – в одиннадцать уже панихиду заканчивает.
– Так в деревне, я слышала, он начинает поздно, – уточнила Марфа.
– Ну ты, Марфуша, интересная! – возмутилась Кира. – Зачем нам такие подробности? Мы укажем, когда заканчивают. А когда начинают, мы умолчим…
Подруги вспомнили еще несколько подобных «согрешений» отца Вадима. После этого Серафима взялась за ручку. Эпистолярный жанр, в отличие от заметки, ей исключительно понравился. Во-первых, текста никогда не коснется «противная» рука редактора, во-вторых, письмо станет читать сам архиерей, в-третьих, можно дать волю фантазии, в-четвертых, что имело особое значение, будет отплачено сполна неугодному батюшке и будет оказана помощь подруге.
Первое письмо о том, как «несправедливо» уволили казначея церкви и как отказал священник в отпевании самоубийцы, было подписано «Группа прихожан». Но предстояло сочинить еще с десяток анонимок. Оформить же их следовало разными почерками. И эту задачу, не без вражьей помощи, Серафима моментально решила, удивляясь своим «способностям». Если в вузовских и в школьных учебниках по правописанию упоминаются лишь прописная и строчная буквы, написание литер прямо и курсивом, то приходская клеветница шагнула далеко вперед. Так, в ее арсенале были большая малая, большая средняя, большая большая, малая малая, малая средняя, малая большая буквы. Курсив имел виды: еле наклонный вправо, наклонный вправо, сильно наклонный вправо, еле наклонный влево, наклонный влево и сильно наклонный влево. В таком разнообразии средств подготовленные письма возымели «авторов»: «Православные», «Прихожане», «Богомольцы», «Верующие», «Доброжелатели», «Работники церкви», «Братья и сестры во Христе»…
Долго и даже мучительно, особенно для Киры, тянулись дни ожиданий. А отца Вадима все не вызывали «на ковер» в епархию, никто не приезжал из высоких духовных чинов в храм. Уже и казначея нового избрали, а на отправленные письма никакой реакции.
– Безобразие! – при встрече с подругами возмущалась Кира. – Видимо, слишком косвенные улики мы предоставили в письмах. Да и сами они, как ни крути, анонимные. Нужно рискнуть… Написать письмо в Патриархию с подписями. Я потеряла должность… Пусть, пусть, – женщина затрясла в сторону церкви указательным пальцем, – пусть и он потеряет…
– У меня есть идея, – сказала главная «писательница». – Я тоже времени зря не теряла. К тому же обидно… Пальцы чуть ли не до крови натерла ручкой. И что, все мои труды напрасно? Нет! Так не будет! А будет вот как…
И Серафима поделилась с приятельницами своим планом. Коварство, кощунство и тяжкий грех предлагала совершить она. Подруги, считающие себя людьми более близкими к церкви, к сожалению, не возразили. Наоборот, выразили какой-то бесовский восторг.
– Идеально! Это должно сработать! – воскликнула Кира.
– Я все сделаю… – сказала Марфа с улыбкой на лице.
– Значит, завтра идем в храм и все делаем, – подвела черту Серафима.
…Отец Вадим благословил народ крестом, закрыл царские врата. Затем он поспешил к канунику. У поминального столика начали зажигать свечи богомольцы. Впереди всех стояли Серафима и Кира. Их приятельница Марфа как раз приготовила поминальные книжечки. То есть она, как и полагалось по данному послушанию, открыла их на странице с надписью «О упокоении» и сложила в стопку. Священник произнес возглас и стал совершать панихиду. Все вместе с ним молились, просили у Господа Царства Божьего усопшим родным и близким. Но как только закончилось служение, во всеуслышание заголосила Серафима:
– Ой, люди! Что делать?! Что теперь будет?!.
– Женщина, что с вами? – недоумевал отец Вадим. – Вы почему кричите? Здесь же храм Божий…
– Как тут не кричать! – вытирая мнимые слезы на сухих глазах, восклицала Серафима. – Как тут молчать, если вы, батюшка, поминали на панихиде меня и моих живых родственников! Что теперь с нами будет?
– Успокойтесь, – попросил священник. – Покажите мне, пожалуйста, ваше поминание.
Женщина взяла с кануника самодельную книжечку, состоящую из нескольких листиков, и раскрыла ее перед священником на странице, с которой он начал чтение.
– Постойте, постойте… – развел руками отец Вадим. – У вас же здесь нет надписи «О здравии». Просто список.
– Так ве-ведь и так ясно, ч-что первый список о здравии, а второй, – перелистав поминание, показала Серафима, – о упокоении.
На самом же деле в книжке был единый перечень имен ее усопших родственников. Она его лишь разделила для аферы на две части. Женщину начинал пробирать страх, но не Божий. Она стала терять самообладание и понимала, что нужно заканчивать… Промедление было разоблачению подобно.
– И здесь ничего нет, – констатировал священник. – Даже если происходит подобная ошибка, то ничего страшного. Господь ведь все видит… Это никак не скажется на ваших живых родственниках.
– Да! Да! Господь все видит! И люди вот видят, что здесь творится!.. – имитируя убитую бедой, Серафима схватила книжку и поспешила к выходу.
– Постойте, подождите, пожалуйста, – пытался остановить прихожанку озабоченный отец Вадим.
Но прихожанка, улыбаясь и радуясь «удаче», уже покидала пределы храма и вовсе не желала слышать пастыря.
…И вот «тройка» сидела у иконы с зажженной лампадкой, согнувшись над заваленным бумагами столом, и считала, что творит справедливое Божье дело. Ведь правда и истина в понимании подруг – это были не евангельские наставления, а их собственные прихоти и взгляды на жизнь.
– Кажись, закончила, – отложив ручку, сказала Серафима.
– Прочитай, прочитай теперь целиком, – сгорала от нетерпения Кира, подвигаясь ближе к исписанному листу.
– Давай, давай, читай, – просила Марфа.
– В общем, получилось так, – сказала Серафима и начала читать: – «Москва. Патриарху Московскому и всея Руси… Святейший Патриарх всея Руси, Московский… Обращаюсь к Вам за помощью. Я пришла в храм помянуть своих усопших родственников, заказала панихиду. Но моя книжка была открыта на 1-й странице, где «О здравии», и священник Вадим прослужил панихиду по всем живым. На меня в первый день чуть не упало дерево. Потом заболели я и муж. Вот уже месяц болеем. Нет ни аппетита, ни здоровья. Племянник на грани смерти. Мою племянницу в Москве сбила машина. В этот день умерла коровушка, кормилица двух семей. Она съела гвоздь…
Прошу срочно разобраться и забрать с нашего прихода отца Вадима.
Прихожанка Серафима Шагрова.
Мой адрес: … обл., город …, ул. Центральная, д. 2.
Это подтверждают прихожанки Кира … Марфа … и все православные нашей церкви».
– Неплохо, – сказала Кира, – но будет сильнее, если мы добавим «фактаж» из тех анонимок, которые писали в епархию. Писали впустую.
– Точно, зачем добру пропадать, – согласилась Серафима.
Работа закипела вновь. Через полчаса все было готово.
– Теперь полный ажур! Чудесно! И до чего правдоподобно… – высоко оценила кляузу Кира.
– Отлично написано, – присоединилась Марфа, – только вот, я еще прежде хотела сказать, насчет мужа… У тебя же его никогда не было. А если проверят? Да и про…
– Ну, ты чудная! – остановила ее Кира. – Да кто станет обращать внимание на такие мелочи? Главное здесь грехи батюшки и наши бедствия. Так что пойдет…
– Ладно, хватит попусту тратить драгоценное время, – прервала обсуждение Серафима. – Теперь пишем самому батюшке. Пишем анонимку… Пусть он вместе с нами ждет своего увольнения.
Вскоре и вторая, только уже «безавторская», писулька была подготовлена. «Не пора ли тебе, – говорилось в ней, – собираться восвояси. Чем раньше, тем лучше. Люди в Москву едут и обо всем доложат Патриарху. Лучше сам уезжай, а то выведем за город и по асфальту пешком отправим туда, откуда приехал… Мы следим за каждым твоим шагом. Все твои проделки будут известны. Не откладывай в долгий ящик, подумай… Православные».
– Замечательно потрудились! – подытожила Кира. – Давай, Серафима, конверты…
Но анонимщица чуть ли не весь дом перевернула, а конвертов не нашла.
– Закончились, – сказала она. – Марфа возьмет и отправит. Почта ведь в ее доме находится.
– Ох, не знаю, – не одобряла такого варианта Кира. – Ты, Марфуша, такая растеряша! Последний случай… Я тебя попросила мне «районку» выписать, а ты мне областную газету оформила.
– Я тогда задумалась, – оправдывалась виновница почтового казуса. – Да и областная интереснее.
– При чем здесь содержательность газет? Я о твоей рассеянности…
– Смотри, Марфа, будь внимательна, а то не дай Бог! – строго предупредила Серафима.
Она написала адреса на отдельном листе и его вместе с письмами отдала подруге.
На почте Марфа купила два конверта. Она уселась за столиком и уже собиралась их подписать. Но тут неожиданно в помещение вошел отец Вадим, держа в руке бандероль.
– Здравствуйте, Марфа Сергеевна, – сказал приветливо священник и подошел к окошку.
– Здра…здравствуйте, – еле ответила оторопевшая женщина.
Известно, что на злодее шапка горит. Марфа же боялась, что может сама сгореть… Она дрожащими руками, перевернув лист с адресами, в пожарном порядке вложила письма в конверты и машинально их заклеила.
– До свидания, – уходя, сказал ей отец Вадим и быстро скрылся за дверью.
– До… до… достало все! – в нервном напряжении не заметила, как использовала не свойственную ей лексику Марфа.
Она стала рассматривать конверты. Они были одинаковы на вид и одинаковой толщины. «Который в Патриархию?»  – озадачила себя сложнейшим вопросом Марфа, чуть ли не плача. «Кажись, этот», – поверив все-таки своей слабой памяти, заключила она и начала писать адреса.
Прошло три дня. Ранним утром Кира зашла к Марфе, а затем женщины поспешили к Серафиме, чтобы вместе отправиться в церковь на богослужение. Вскоре они зашагали по тротуару. Даже хмурое осеннее небо не могло омрачить их радостные лица.
– Посмотрим, с какой миной будет сегодня служить наш священник, – сказала Кира.
– Еще кадило уронит от переживания, – дала волю фантазии Марфа.
– А может, он эту анонимку зачитает, вот потешимся, – внесла свою «лепту» Серафима.
В таком достигающем заоблачных высот настроении подруги подошли к храму. Он белел, символизируя духовную чистоту, на фоне черных деревьев парка. Женщины переступили порог церкви. Там уже собирался народ. Марфа заняла свое место у кануника, а Кира с Серафимой, к зависти подруги, расположились чуть ли не у самого амвона. Отец Вадим, как ни в чем не бывало, вышел на каждение. Его лицо выражало лишь удовлетворение. Подруги невольно повернули головы и с подозрением посмотрели на Марфу. Но той было не до них. Она расставляла свечи. Литургию Кира и Серафима отстояли с трудом, т. е. отбыли как повинность. Они бы давно ушли, но все же надеялись, что священник после богослужения испуганно скажет об анонимке, обратится дрожащим голосом за поддержкой к прихожанам и этим косвенно признает свои «проступки», посеет сомнение... А это будет очень кстати перед «разбирательством» Патриархии.
И их чаяния сбылись. Отец Вадим после отпуста, действительно, вынул из кармана конверт и извлек оттуда письмо.
– Дорогие братья и сестры! – обратился он к прихожанам. – Я хочу зачитать вам письмо, которое получил два дня назад. Пусть не удивляют вас первые строчки. Это его авторы допустили оплошность. Вы сейчас поймете, в чем дело. Я лишь прошу вас внимательно послушать текст и самим рассудить, правда в нем или ложь. Я бы не стал читать письмо, но здесь присутствуют его сочинители, которые, кроме своих имен и фамилий, написали под ним «…все православные нашей церкви».
В храме воцарилась мертвая тишина. Был очень хорошо слышен шелест разворачиваемой бумаги.
– Итак, – подходил к главному священник, – в письме говорится: «Москва. Патриарху Московскому и всея Руси… Святейший Патриарх всея Руси, Московский… Обращаюсь к Вам за помощью…», – читал отец Вадим, поглядывая время от времени на Серафиму и Киру.
Те сначала окаменели. Затем то краснели, то белели, то смотрели, и смотрели не двухзначно, на Марфу, то опускали глаза.
Многие прихожане, слушая письмо, не выдерживали и в полголоса говорили:
– Ложь…
– Обман…
– Как Бога не боятся?..
– Сам дьявол такого не сочинит…
– Кто?.. Кто это такое кощунство написал?..
Ответа ждать долго не пришлось. Священник еще не дочитал письмо, как, расталкивая верующих, устремилась к выходу Серафима, за ней – Кира, а за подругами побежала и Марфа.
– Бессовестные!..
– Как вы могли?!.
– Батюшка столько старается, а вы…
Этими и подобными словами напутствовали прихожане тех, которые подобно бесам, боящимся правды и света, убегали из церкви.
– Дорогие мои! – дочитав письмо до подписей, сказал отец Вадим. – Не нужно поднимать лишний шум. Главное то, что правда восторжествовала. Спасибо вам за поддержку. Я уж не стану зачитывать, кто подписан под данным текстом. Вы их сами всех видели. Но не будем проявлять жестокосердия. Господь призывает и врагов любить. Пусть Бог им будет судья. Я, наоборот, прошу всех за них молиться, чтобы Господь их вразумил. Будем надеяться, что они придут в церковь и покаются…
2009 г.